Круто вильнув и оставив на шоссе две синусоиды грязи с обочины, "виллис" взревел и пошел, набирая ходу, в сторону Можайска. Еще раз, из-под брезента, с отчаянием на лице, оглянулся водитель Сиротин. И более все четверо на Москву не оглядывались. Траурный марш отдалялся и затихал, все сильнее бил в стекло и хлопал брезентом ветер.
Прав оказался генерал Кобрисов, а не адъютант Донской - на первом КПП их не только не завернули, а еще поздравили и передали о них по телефону на следующую "рогатку", чтоб пропускали без замедления. Их кормили и водку им отпускали без продаттестатов и заправляли бак бензином, не спрашивая талонов и накладной. Среди машин, спешивших на запад, маленький "виллис" не мог затеряться и застрять, он переходил из одних предупредительных рук в другие.
Сегодняшний день - весь целиком - принадлежал генералу. Весь этот день он ехал триумфатором, потому что столбы с черными раструбами попадались на всем его пути, и каждый час гремело из них, как с неба:
- ...СТРЕЛКАМ И ТАНКИСТАМ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТА КОБРИСОВА...
И державно ликующий голос разносился широко окрест - над холмами и ухабистыми дорогами, выбегавшими к шоссе, над мокрыми прострелянными перелесками, над печными трубами деревень и хуторов, испустившими свой последний дым два года назад:
- ...И ВПРЕДЬ ИХ ИМЕНОВАТЬ...
Всякий раз, подъезжая к такому столбу, водитель Сиротин притормаживал, чтобы еще раз послушать и дать послушать генералу, а потом рвал, как угорелый, мучая мотор, губя покрышки. И ветром дороги отбрасывало, уносило вдаль, за корму:
- ВЕЧНАЯ... ПАВШИМ... НЕЗАВИСИМОСТЬ... РОДИНЫ...
Этого, впрочем, генерал как будто и не слышал. Он сидел неподвижно, вцепясь обеими руками в поручень у приборной панели, выставив на ветер толстое колено, обтянутое полою шинели, и смотрел хмуро и сосредоточенно в летящее навстречу пространство. Адъютант Донской, перегибаясь с заднего сиденья, заботливо укутывал ему горло серым, домашней вязки, пушистым шарфом.
Он мог бы этого и не делать. Генералы - когда они едут к войскам - не простужаются.
Глава седьмая. СНАРЯД
1
Майор Светлооков сидел один в комнатушке сельской хаты на Мырятинском плацдарме. Он сидел за столом лицом к окну, держа около уха трубку телефона, другой рукой машинально расправляя шнур. Быстро вечерело, но огня он не зажигал, не хотелось занавешивать окна и сидеть потом в слепой и глухой норе. Спасо-Песковцы не переставали быть ближним тылом, а теперь, с наступлением, они оказались
неожиданно в зоне боевых действий. Разумеется, штабное село охранялось, но лучше было все видеть и слышать и иметь под рукой пистолет, вынутый из кобуры.
То, что сообщали майору Светлоокову, отражалось на его лице игрою бровей и губ - отражалось бы, если б не так стремительно сгущавшаяся темнота.
- Зоечка, друг мой, - говорил он. - Ты там сидишь на коммутаторе, на главном, можно сказать, пульте управления, так ты пресекай, пресекай эту болтовню по связи. Чтоб у тебя отводная трубка от уха не отлипала. И как услышишь, что маршрут сообщают и время, прерывай тут же. В разговор не встревай, замечаний не делай, а тут же прерывай.
- Я так и делаю, майор, - отвечала трубка.
- Кто еще знает, кроме начштаба? Ну, начальнику разведотдела полагается это знать, а кто еще?
Трубка ему перечислила трех-четырех посвященных.
- Да, - сказал майор Светлооков, - это уже не секретность. Уже, как пить дать, где-нибудь утечка произошла, что барин едет. Ну, хоть бы просто трепались, анекдоты рассказывали, насчет баб опытом обменивались, а то ведь такие вещи по проводу сообщают! А вот подслушают, да устроят барину перехват в лесу, да в плен возьмут... У них же мечта - нам ультиматум предъявить.
Люди, которых называли бандитами и предателями, рыскали вокруг по весям и малым хуторам, и вели они себя дерзко. Из страха окружения они подались не на запад, куда бы им следовало прорываться любой ценой, а на восток, к берегу Днепра, - этого не объяснить было никакой логикой, но лишь инстинктом загнанного животного, которое бежит туда, где не так пышет огонь или не так леденит дыхание смерти, - хотя там-то как раз она и поджидает его. Спасаясь от окружения незавершенного, из которого еще можно было вырваться, они попали в такое, откуда им выхода не было вовсе.
- А Светлооков - ему безопасность обеспечь! - сказал майор Светлооков с досадой. - Волшебники мы, что ли?
- Скромничаете, майор, - сказала Зоечка и рассмеялась серебряным смехом. - Я-то вас считала волшебником.
- Уже не считаешь?
- Считаю, считаю. Кого же мне еще с вами рядом поставить!
- Ну, придется нам с тобой этой ночью попотеть...
- Фи, - сказала Зоечка, - не ожидала, что вы так вульгарно...
- Ну, я хотел сказать, потрудиться.
- Не лучше.
- Слушай, Зоечка, ты что-то у меня сегодня игривая. Уговор был какой? Всякие шуточки на скользкие темы во время работы отставить. А тебя только туда и тянет. Где он сейчас примерно?
- Не примерно, а точно - к Торопиловке приближается.
- Там он ночевать не захочет. И в Спасо-Песковцах не захочет. Он в свой вокзальчик поедет. А там сейчас неизвестно кто и что. Я звоню - без результата. Линия туда обрезана?
- Нет.
- Это почему? Сказано же было: все линии, которые могут быть захвачены, обрезать.
- Можете не беспокоиться, я все концы в руках держу.
- Н-да? - спросил он с гнусавой ухмылкой. - Это хорошо, Зоечка. Я так и вижу тебя, как ты концы необрезанные в ручках своих нежных держишь. Впечатляющая картиночка!
- Ну вот, - обиделась Зоечка, - вы же сами на скользкие темы...
- Виноват, виноват... А ты сейчас и командующего могла бы прослушать?
- Командующего - это что! Я вас могу.
- Ого! А ты знаешь, Зоечка...
Он хотел продолжить: "А ты далеко пойдешь!". С некоторым даже испугом, но и восхищением он отметил, что она уже высвободилась из-под его первоначального подавляющего авторитета и неуловимо наглеет. Вот уже называет его не "товарищ майор", а просто "майор". И нет смысла делать ей замечание, это ведь не Зоечкина особенность, а той службы, которой принадлежали они оба и которая, по самой природе своей, разрастается и наглеет, наглеет и разрастается. Знать о людях больше, чем они того хотели бы, и чтоб это не сказывалось на посвященном в чужие тайны? Невозможно.
- А ты молодец, - прервал он свою затянувшуюся паузу. - Благодарность от лица службы.
- Служу Советскому Союзу.
- Неправильно говоришь. От лица нашей службы. На это наши люди отвечают глубоким сосредоточенным молчанием. - Трубка помолчала. - Вот, правильно. Сейчас я по карте посмотрю, где эта Торопиловка. Что ж, дорогая моя...
- Приятно слышать.
- Не в смысле - дорогая женщина, а дорогая помощница.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});