Читать интересную книгу Неизвестный Солженицын - Владимир Бушин

Но вот что 20 января 1919 года за два дня до смерти Розанов писал Горькому:

«Дорогой, милый Алексей Максимович! Несказанно благодарю Вас за себя и за всю семью свою. Без Вас, Вашей помощи она погибла бы. 4000 р. это не кое-что.(Слышите, мадам?). Благородному Гершензону тоже глубокую благодарность за его посредничество и хлопоты… Вот сейчас лежу, как лед мертвый, как лед трупный. Много думаю о Вас и Вашей судьбе. Какая она действительно горькая, но и действительно славная и знаменитая. И дай Вам Бог успеха и успеха большого. Вы вполне его заслуживаете. Ваша «Мальва» и Барон уже составили эпоху. Так это и знайте. Ну еще, Максимушка дорогой, прощай… Прощай, не забывай, помни меня» (Мысли о литературе. М.1998. С.527).

При чем же здесь двумужняя фурия Гиппиус? Хлопотал-то Гершензон. А она уже паковала чемоданы в Париж. Денег же тогда у Горького не было, ему одолжил старый друг Шаляпин. И Алексей Максимович ему писал: «Спасибо за деньги, но В.В.Розанов умер…»

Как же так получается, мадам Сараскина? Вы доктор филологии эпохи Ельцина, изучаете материал, пишете книгу, привлекается факты, называете имена — и все врете. А я даже не кандидат, рядовой замшелый сталинист сталкиваюсь с вашими фактами, именами совершенно случайно и без труда показываю, что все это холуйская брехня. Наплодил вас Ельцин…

От литературы, от писателей Сараскина — к политике, к Октябрьской революции. И, ссылаясь на ту же фурию, уверяет, что большевики глумились над больным Плехановым, «стаскивали его с постели 15 раз подряд». Именно 15! Врать надо всегда в нечетном числе. Конечно, во всех революциях и гражданских войнах бывает немало несправедливостей, насилий и других безобразий. Мог пострадать и Плеханов.

Не диво даже, если и Сараскину в ту пору лишили бы звания доктора филологии, исключили из Союза писателей, сослали на остров св. Елены и даже гильотинировали за вранье. Но кто считал, что Плеханова стаскивали с постели именно 15 раз? Он сам? Да разве одного раза недостаточно? Это напоминает, как после смерти Игоря Моисеева по телевидению уверяли, что его 17 раз приглашали вступить в партию, т. е. там стаскивали, а тут втаскивали и каждый раз нечетное число. И какой же Плеханов в таком случае был больной, если его стащат с постели, а он раскидает насильников и бух обратно в постель ничком. И так «15 раз подряд». Бывают в разных писаниях ситуации, в которых цифры, приведенные для убедительности, сами разоблачают лживость этой ситуации. Тут, как и везде, Сараскина показала себя верной ученицей Пророка. Он же без конца давал высочайшие образцы такого рода вранья, например, в «Архипелаге»: «В камере вместо положенных двадцати человек сидело 323» (т. 1, 479). Ведь ясно, что если не 20, а даже хотя бы 40, только в два раза больше — и тогда кошмар. Но нет, ему надо 15-кратное зверство, только тогда успокоится. И не соображает, что это просто невозможно физически, и потому никто этому не поверит, а вот в 40 кто-то и поверил бы. То есть работают они против себя.

Но вот что писал известный философ и искусствовед М.А.Лифшиц (1908–1983) в двухтомнике «В.Г.Плеханов и социология искусства» (М., 1957): «Несмотря на резкую враждебность плехановской группы «Единство» по отношению к Октябрьской революции, одним из первых мероприятий Советской власти был «Декрет о неприкосновенности Г.В.Плеханова и его имущества», датированный 3 ноября 1917 года по старому стилю» (т. 1. с. 101). А, мадам? Вам Солженицын не оставил такой декрет?

Об уважении Советской власти, коммунистов к Плеханову свидетельствуют и многочисленные издания-переиздания его книг. Чего стоит одно лишь полное собрание его сочинений в 24 томах, вышедших в 1923–1927 годы. Вот вам почитать бы хоть один томик, мадам Сараскина. Может, прислать?.. А тут еще и такой интересный факт. Наш известный разведчик Лев Петрович Василевский рассказывал, что перед войной, будучи нашим дипломатом в Париже, «он дважды в год вручал конверты с деньгами Розалии Марковне, вдове Плеханова, которой Советское правительство назначило пенсию — 300 долларов в месяц» (Герман Смирнов. «Техника — молодежи», № 898, июль 2008. С. 41). Это тогда весьма приличные деньги. Вдове, живущей во Франции… Советское правительство это не то, что нынешние кремлевские жлобы, вынуждающие родную дочь Сталина жить в доме престарелых.

Наконец, могу вам сообщить, сударыня от филологии, что Сталин в своей знаменитой речи на Красной площади 7 ноября 1941 года первым в ряду великих сынов русского народа назвал Плеханова, а уже за ним — Ленина, что у многих вызвало тогда удивление. Все эти факты — в полном соответствии со словами самого Ленина: «Все, написанное Плехановым по философии, это лучшее во всей международной литературе марксизма» (ПСС, т. 42, с. 290).

Это тем более знаменательно, что расхождения между Плехановым и Лениным случались в самом начале их знакомства. Так, в сентябре 1900 года Ленин написал небольшую статью «Как чуть не потухла «Искра». Там он рассказывал, что на совещании близ Женевы с плехановской группой «Освобождение труда» по вопросу совместного издания «Искры» и «Зари» Плеханов «по вопросу об отношении к Еврейскому союзу (Бунду) проявляет феноменальную нетерпимость, объявляя его прямо не социал-демократической организацией, а просто эксплуататорской, эксплуатирующей русских, говоря, что наша цель — вышибить этот Бунд из партии, что евреи — сплошь шовинисты и националисты, что русская партия должна быть русской, а не давать себя «в пленение колену гадову» и пр. Никакие наши возражения против этих неприличных речей ни к чему не привели, и Георгий Валентинович остался всецело при своем, говоря, что у нас просто недостает знаний еврейства, жизненного опыта и ведения дел с евреями» (ПСС, 4-е издание. Т.1, с.311). Статья эта была опубликована лишь после смерти Ильича в 1-м Ленинском сборнике в 1924 году.

А что Сараскина пишет о более позднем Советском времени, когда жил ее персонаж… Ну, я такого непроглядного идиотизма нигде больше не встречал. Уверяет, например, что хранить фотографии отца Солженицына в форме царской армии и ордена было невероятно опасно, и «матери пришлось закопать в землю эти знаки отцовской доблести». Но, мадам, во-первых, какие именно знаки-то? Может, зна-ков-то и не было? Это сомнение возникает, когда видишь, сколько у вас загадок в рассуждениях о той поре. Так, вы уверяете, что Исаакий, имя отца Солженицына, при знакомстве очень не понравилось его будущей жене, матери Александра. Она нашла, что оно «грубое, некрасивое». Помилуй Бог! Для любого человека в нем нет ничего грубого. А уж для верующего, каким вы рисуете мать Солженицына… Это же библейское имя. Исаак — сын Авраама и Сары, отец Иакова и Исава. А неужели эта образованная женщина считала, что и знаменитый Исаакиевский собор назван грубо и некрасиво? Невозможно поверить!

Во-вторых, пишете, что отец вашего кумира, пошел на фронт добровольцем, воевал три года, имел «знаки военной доблести», но как был, так и остался подпоручиком, т. е. имел чин 13-го класса — между прапорщиком (курица не птица — прапорщик не офицер) и поручиком. За три-то года, которые «его батарея стояла на передовой». Да что ж это такое? Сынок-то его за полтора года звуковых сражений из лейтенанта до капитана допер, а там… Вот они, царизм и социализм!

А к Исаакию, как и к сыночку через двадцать пять лет, приезжала на фронт возлюбленная и он с ней там же, на фронте, обвенчался. Вы пишете, что при этом священник возгласил: «Означенный(!) Исаакий Семенович вступил в первый (?) законный брак…» Дорогая тетушка, церковь не нумерует браки, она считает, что они совершаются на небесах и один раз на веки вечные.

И потом, почему же сам отец не закопал свои «знаки доблести» и фотографии, ведь время у него было. Наконец, откуда взялась его фотография в военной шинели и военной фуражке, помещенная в вашем сочинении на вкладке после страницы 160? Неужели это вы сами выкопали ее в том месте, которое указал Солженицын уже на смертном одре? Напомню еще, что во время Великой Отечественной и после нее многие участники Германской войны надели свои награды того времени, — неужели через четверть века из земли выкопали?

Нет, мадам, вы непременно должны побывать у меня. Я покажу вам и значок, который мой отец получил при окончании Алексеевского юнкерского училища, и его фотографии в военной форме того времени. Ах какой был красавец!.. И ни то, ни другое мы не зарывали, а бережно хранили в семейном альбоме.

Нагнетая ужасы, когорые-де грозили семье царского офицера Солженицына, пишете: «Слово «офицер» было леденящим сгустком ненависти, его нельзя было вслух произнести — это была уже контрреволюция». Мадам, ну что вас при таких умственных данных заставило заниматься литературой — голод? сиротство? чесотка? Или вы делаете это по приговору суда за какое-то жуткое преступление?

«Офицер» — контрреволюция, говорите? Так вот, в двадцатые годы мы на всю страну воспевали эту контрреволюцию: