Без единой мысли, с онемевшей душой идет она по ночному городу. Запутанный клубок улиц ложится ей под ноги, но чародейка без колебаний выбирает дорогу, не отдавая себе в этом отчета. Просто идет, не понимая, куда и зачем. И не удивляется, когда из мрака ей навстречу появляется человек.
— Ну, храни тебя боги... да где ж тебя носит? Я ищу, ищу... весь город, от стены до стены... Ты в порядке? Ну-ка, посмотри на меня, солнышко мое! Да что случилось?!
Нет, она не может поднять глаза. Может лишь уткнуться в пахнущую кожей куртку, почувствовать на плечах кольцо надежных крепких рук и отчаянно, горько разреветься.
— Ох, да что ты... да как же, родная... Если кто обидел, только скажи... в клочья гада... Ну пойдем, пойдем, не на улице же до утра стоять!
Но она не в силах сделать ни шагу. И как же хорошо, что человек, без которого нельзя жить, подхватывает ее на руки и несет, словно ребенка! Какое счастье, что можно откинуть голову на его плечо и благодарно затихнуть, всей душой впитывая накатившую волну счастья!
И если это сумасшествие — пусть не дадут ей боги очнуться! Пусть безумие длится до самой Бездны!
43
Холодное серое утро с висящей в воздухе сеткой мороси совсем не наводило на радостные мысли. Жрецы в своих легких белых и алых одеяниях мерзли, но не показывали виду. Народ вяло стекался на площадь к Храму Всех Богов: хоть и мерзкая погода, но почему бы не поглазеть на коронацию? Тем более что в торжественный день все равно велено закрыть все мастерские. И лавки тоже, кроме тех, что торгуют съестным... Но настоящий праздник начнется позже — когда на трех городских площадях будет выставлено бесплатное угощение...
От одного зеваки к другому перепархивали невероятные рассказы о том, как некие колдовские силы ночью разрушили полдворца. Что это означало — не знал никто, но все сходились в одном: для короля Нуренаджи это скверное предзнаменование. Пожалуй, и для Джангаша тоже. Да и для всего Силурана...
Так что восторженного ликования не замечалось ни в толпе, ни в храме. Но, вероятно, несчастнее всех здесь был тот, кого называли Незаметным. Кожей, нервами ощущал он угрозу для своей скромной, не бросающейся в глаза особы. Принц Нуренаджи его ненавидит — король Нуренаджи сотрет его в порошок. Предчувствуя такой оборот событий, поставил он в свое время на Тореола — и проиграл.
Непоправимая ошибка! Первый серьезный промах, который станет последним! А ведь Незаметный был полезен двум государям — и мог быть полезен третьему. Но Нуренаджи слишком глуп и прямолинеен, чтобы это понять. Он опирается на высокородных горлопанов из Стаи — ну и дождется, что они начнут командовать своим вожаком...
Впрочем, Незаметный не даст просто так себя смять и выбросить! Не для того прошел он неимоверно трудный и скользкий путь от дворцового вольноотпущенника до безымянной королевской тени. Он служил не за должности и награды, наслаждаясь самой близостью к власти. Никто так не знал законы — с лица и с изнанки. Никто не способен был так ловко распутать нити любого злодеяния, затрагивающего безопасность или доброе имя государя. Никто не умел так вовремя возникнуть за плечом повелителя, шепнуть умный совет — и сразу исчезнуть, так что король воспринимал сказанное как собственную мысль...
Вот жрецы встрепенулись, запели гимн. Стражники поспешно раздвигали толпу. От дворца на площадь вступила процессия, которую возглавлял слепой главный жрец. За ним шел принц Нуренаджи — бледный, с черными кругами под глазами, с полотняной повязкой на голове. На повязке проступали бурые пятна. Совершенно не торжественный вид молодого Вепря всколыхнул толпу, заставил зашушукаться.
Незаметный поежился. О Безликие, что теперь будет?!
* * *
Пилигрим, измученный и отчаявшийся, брел наугад по кривой улочке. Она была безлюдна, лавки по случаю праздника были закрыты. На какое-то мгновение юноше показалось, что он совсем один в мертвом городе.
Эта ночь была кошмаром наяву. Погоня шла за ним по следу, иногда настигала, но каждый раз удавалось расшвырять стражников и продолжить безнадежный бег, высасывающий из мускулов последние силы. За всю свою жизнь Пилигрим не был так явно и страшно в положении загнанного, обложенного со всех сторон зверя. К трем стражникам присоединились другие, погоня казалась вездесущей, она убивала желание бороться.
Вот и сейчас: позади, ломая напряженную тишину, послышались крики преследователей. Пилигрим прибавил шагу — бежать он уже не мог. Юноша действовал не задумываясь, не зная, где искать спасения. Воля тянула вперед мучительно ноющее тело, а разум словно оцепенел.
Внезапно над крышами домишек возникла высокая, нарядная кровля. Сверкнули отделанные металлом фигурные карнизы. Издали донеслось пение жрецов.
И сердце злее ударило в грудь беглеца. И тупая тоска сменилась неистовой надеждой. И невыносимая усталость сгорела в рывке мускулов. И страх утонул в яростной мысли: жаль, нет оружия!
Не сегодня он стал государственным преступником. Много дней перед его глазами стоял призрак эшафота.
Но сейчас близка была цель, к которой он шел день за днем.
Храм Всех Богов.
Единственное место в Силуране, где изгой мог получить убежище.
* * *
Пронзительная музыка ударила по нервам толпы, разгоняя сонную одурь, наполняя сердца благоговейным трепетом. Наконец-то до каждого торчащего на площади горожанина — равнодушного, промокшего, невыспавшегося — дошло, что перед ним разворачивается историческое действо, о котором можно будет, вовсю приукрашивая, рассказывать детям и внукам. Народ взбодрился, с одобрительным интересом уставился на широкую лестницу, где простерся ниц Нуренаджи, смиренно моля Безымянных о покровительстве и снисхождении. Над ним слепой жрец широко развел руки, готовясь заключить в объятия будущего короля, когда он закончит молитву, поднимется на ноги и войдет в храм.
В задних рядах толпы, за спинами зевак, стоял бледный чернобородый человек. Наглухо запахнутый плащ надежно скрывал от посторонних глаз то, что не надо было показывать раньше времени: расшитый серебром черный бархатный камзол и цепь с большой, заметной издали фигуркой ворона.
Джилинер тонкими пальцами гладил зеркальный браслет на левом запястье и холодно рассчитывал момент, когда эффектнее всего можно возникнуть на ступенях храма рядом с этим ничтожеством Нуренаджи, который и не подозревает, что доживает свои последние мгновения.
* * *
Пилигрим вырвался из узкой улочки на площадь возле левого крыла храма, как раз перед священным бассейном, облицованным светлым мрамором. По ту сторону бассейна высилась каменная арка — один из входов в храм.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});