- Милли ко всему прочему...
Он хотел, чтобы эти глаза вспыхнули еще ярче.
Но, кажется, переборщил.
Галла резко шагнула вперед, и ему пригодилась вся его ловкость и сила, чтоб перехватить в запястье занесенную для удара руку. А потом он просто притянул ее, все еще злящуюся, отчаянно пытающуюся вырваться, к себе и сделал то, о чем мечтал еще с той самой ночи - наклонился и поцеловал прямо в сердито сжатые губы...
__________
Сквозь густую зеленую листву пробивались яркие лучи не по-весеннему жаркого солнца. Чуть слышно журчал ручеек, перекатывая по гладким камешкам серебристые струи чистой прохладной воды. Из-под старой ели выбралась семейка ежей, и теперь пять колючих комочков деловито шуршали в высокой траве, откуда поспешно, без лишнего кваканья ускакали три изумрудно-зеленые лягушки. В ветвях деревьев перекликались птицы и время от времени их звонкие голоса перекрывала дробь устроившегося на морщинистом стволе векового дуба дятла.
И никому из них, ни солнцу, ни ручью, ни птицам, ни ежам, ни лягушкам, так же как привязанному поодаль керу, лениво пережевывающему сочную молодую поросль, абсолютно не было дела до маленькой полянки, окруженной колючим кустарником.
И только устроившаяся на пне лафия, выбиравшая бормоча проклятия листья и ветки из длинных, спутавшихся волос, подняла на миг голову, то ли прислушиваясь, то ли принюхиваясь, а может и всей сущностью своей ощущая в ароматном лесном воздухе нечто хорошо ей знакомое, и обижено поджала пухлые губки.
- Другим, значит, нельзя, - проворчала она. - А сама-то? Чародейка!