богов.
Хотя Давид мужественно сносил все лишения, люди видели пятна крови, выступавшие у него на губах, помнили, как во время битвы он упал с коня, неспособный не только принести воинству победу, но даже сохранить свой щит. Страх перед будущим, разочарование и безверие ожесточали измученные сердца, рождая в умах кромешные мысли. О благополучно добравшемся, по слухам, до Саркела царе Иосифе больше никто не вспоминал.
— Нас обманули! — роптали вынужденные покинуть родной город жители Итиля. — Вместо кагана калеку подсунули. Великие Тенгу назвали число двадцать два. Жрец сказал двадцать два года, а может, боги имели в виду двадцать два дня?
— Этот сопляк и в седле-то удержаться не сумел! Куда ему войско в битву вести! — презрительно пожимали плечами воины, как никогда нуждавшиеся в сильном, а главное, удачливом вожде.
Иегуда бен Моисей им бы подошел, тем более, что он тоже принадлежал к роду Ашина, но Великие Тенгу почему-то выбрали не его.
— Раз новый каган принес нам беды, путь он за них и отвечает! — вторили им крестьяне, вынужденные, покинув плодородные земли, искать спасения в жгучей пустыне. — Оросим его кровью здешний песок. Может быть, свершится чудо, и на этом месте откроется источник с пригодной для питья водой?
Хотя Иегуда бен Моисей и другие тарханы, беи и воеводы делали все возможное, чтобы эти разговоры пресечь, а их зачинщиков вычислить и наказать, волна негодования продолжала набирать силу. Те же самые люди, которые всего пару недель назад ликовали, избрав нового кагана, теперь думали о том, как его умертвить. Преданные ханам Ашина воины не спускали с Давида глаз, оберегая его и днем, и ночью, но даже они не могли оградить его от незаслуженных оскорблений и нападок. Дочь иной земли, Всеслава особенно остро ощущала разлитую в воздухе ненависть. После того, как однажды у колодца разгневанные женщины, вцепившись ей в косы, попытались разорвать одежду и расцарапать лицо, Иегуда бен Моисей и ей запретил покидать без сопровождающих шатер.
— Ничтожные твари! — в сердцах выговаривал тархан, вернувшись из дозора в лагерь и застав там очередную волну недовольства. — И ради них мои лучшие люди каждодневно рискуют головой! Неужто они не понимают, что, оставив их на произвол судьбы и милость руссов, мы бы уже давно достигли Семендера!
— Но ведь долг воина — защищать свой народ, — возразил ему Давид. — А что до неразумных, то стоит ли их слушать!
— Долг воина, — презрительно скривил губы старший Ашина. — А ты думаешь, те, кого ты пытаешься сейчас оправдать, имеют какое-то представление о долге? Не их ли обязанность хранить верность избранному Богом кагану? И что мы слышим от них вместо того?
— Возможно, они правы, — печально проговорил Давид. — Я ведь не сумел оправдать их доверия!
— О чем ты говоришь? — вскричал тархан. — Настоящий преступник — царь Иосиф, который принес тебя в жертву, отдав на растерзание толпе. Он рассчитывает, что руссы не сумеют взять Саркел и к зиме уйдут. Как только это произойдет, он вернется и станет единовластным правителем в нашей земле.
— Разве ты на его месте поступил бы иначе?
— Я пока на своем месте и отсиживаться за городскими стенами не собираюсь. Послушай меня, мой мальчик! — в голосе Иегуды бен Моисея послышалась мольба. — В порту Самкерца стоит готовый к отплытию нанятый мной корабль. Пока город не захватили руссы, ты взойдешь на борт и отправишься к дяде Азарии в Испанию. Я же продолжу борьбу и, если Господь и великие Тенгу сопутствуют мне, сокрушу и Святослава, и царя Иосифа. Как только это произойдет, ты вернешься и станешь спокойно править в своей земле!
Давид на это лишь упрямо покачал головой:
— Если Господь и великие Тенгу сопутствуют нам, уезжать в Испанию не понадобится. Семендер — древняя столица ханов Ашина. Кому, как не последнему в роду ее защищать!
Увы, увидеть стены Семендера им не удалось. В тот вечер на лагерь налетела стая саранчи. Плотное серое облако закрыло горизонт, и уже через несколько мгновений орды прожорливых насекомых заполнили все кругом. Ненасытные твари были повсюду. Они врывались в палатки и шатры, забирались под одежду, лезли в ноздри и рот, не давая дышать, проникали в укладки и тюки, пожирая зерно, сушеные плоды и любую растительную пищу, которую могли перемолоть их челюсти. На пастбищах в пределах пары дней пути не осталось даже сухого стебелька.
Крылатые кобылки еще не закончили свою разбойничью трапезу, как на головы перепуганных, отчаянно пытающихся отделаться от докучливых налетчиков людей обрушился сильнейший ливень, внося еще больший хаос и смятение.
Хотя само по себе такое бедствие как саранча в здешних краях, особенно в засушливые годы, не являлось редкостью и часто предшествовало дождю — стаи насекомых перемещались в небесах вместе с ветром, несущим грозовые облака, — его неизменно считали проявлением гнева Небес. Уничтожая на корню посевы и опустошая пастбища и сады, саранча являлась причиной гибели многих сел и городов, жители которых после ее набегов просто умирали от голода.
Что же говорить о несчастных скитальцах, теряющих на глазах последнее. От обрушившегося на них ужаса они просто обезумели. Одни беспорядочно метались по лагерю, пытаясь раздавить как можно больше насекомых (на смену каждой погибшей кобылке являлись сотни), кто-то пытался спасти свое добро, кто-то тщился укрыться сам (сильнейший ветер вырывал из земли колья, сносил пологи и целые шатры, потоки дождя обрушивали набрякшие влагой своды, смывая остатки муки и зерна). Кто-то пытался молиться, вспоминая о мрачных пророчествах и казнях египетских, однако большинство проклинали жестокую недолю и требовали задобрить богов при помощи кровавых жертв. На шатер ханов Ашина надвигался живой поток, безумная жажда которого в разы превышала сумасшедшую прожорливость любой саранчи.
— Он заплатит нам за все! — кричала толпа.
— Надо скорее расправиться с ним, пока Великие Тенгу не наслали на нас новых бед!
— Следовало сделать это сразу, как только обрушился его щит.
В атакуемом саранчой, заливаемом ливнем лагере началась жестокая резня. Те, кто жаждал крови кагана, столкнулись с нешуточным сопротивлением воинов, чьи предки служили еще первым ханам из рода Ашина и которые полагали, что именно стремление к убийству Тени Бога на земле и сделалось причиной нынешних несчастий.
— Пустите меня! Я должен поговорить с ними! — Давид птицей, пойманной в силки, бился железных руках своего отца (ох, Неждан, Нежданушка, вот от кого ты унаследовал свою силушку).
— О чем ты собираешься говорить? Им нужны не разговоры, а твоя кровь!
— Ну и пускай! По крайней мере, умру я один, а так из-за меня погибнут сотни!
— Эти сотни и