Читать интересную книгу Дневник для Стеллы - Джонатан Свифт

11 октября. Вчера и позавчера лорд-казн[ачей] посылал за мной, чтобы я посидел с ним; он еще не настолько здоров, чтобы выходить из дома, поэтому я не смог закончить письмо. — Как это я ухитрился быть таким аккуратным в своих денежных расчетах с МС! Ровно на 17 шилл. и 8 пенсов больше, чем следовало? Наверное, вы просто меня обманываете. Если Хокшоу не платит процентов, то ему придется возвратить всю находящуюся у него сумму. Поговорите, пожалуйста, с Парвисолом и спросите, что он советует мне в связи с этим предпринять? Поклон от меня миссис Стоит, и Кэтрин, и миссис Уоллс. — БСС сопровождает свою просьбу бесчисленными извинениями. Джон Дэнверс[930], как вам известно, приятельствует с леди Дж[иффар]д, а относительно прочего я никогда ничего не слыхал. Скажу лишь вам, что при нынешнем положении вещей я не могу просить лорда-казн[ачея] за кого бы то ни было. Нужно ли еще что-нибудь объяснять? — Что же касается до моих собственных дел, то, возможно, что-нибудь будет предпринято, но, возможно, и не будет. В первом случае я, конечно, похлопочу за вашу сестру[931], во втором же — навсегда покончу со всякими дворами. Ежели со мной хорошо обойдутся, мне не раз представится возможность посодействовать ей, и я почту своей обязанностью воспользоваться этим. Мне доставляет наслаждение оказывать добрые услуги людям, которые нуждаются и заслуживают того, и вдесятеро большее наслаждение помогать родственникам БСС, в которых она принимает близкое участие. Я записал его имя и в чем заключается его дело (а не ее дело) и как только наступит подходящий момент, предприму все, что в моих силах. — И довольно пока говорить об этом, коль скоро я не могу сейчас ничего предпринять; тысячу раз прошу у вас прощения за то, что не в состоянии пока пообещать вам большего. Надеюсь, декан св. Патрика уже оправился после лихорадки. Он так ни разу мне и не написал. Впрочем, я даже рад этому, и, пожалуйста, не вздумайте его просить, чтобы он мне ответил. — Я проставил на отправленной вам долговой расписке такое позднее число по той причине, что уплата по ней, мои уные аамы, должна быть произведена лишь после 1 ноября. Право же, мне надобно держать в этих делах ухо востро, да-да, не то МС того гляди надует БДГП. А хорошие ли вы хозяйки? И прилежные ли читательницы? И как обстоит дело с прогулками? Насколько мне известно, вы заядлые картежницы. А, может, к тому же еще и пьяницы? Признавайтесь. — [Бозе мироселдный, пожалуй, мне пола остановиться из боязни, как бы не оскорбить таких безуплечных реди!] — Парвисол ни разу не обмолвился о том, сколько он получил нынче в счет десятины. Спросите у него, пожалуйста, много или мало выручил он за нее в этом году? Еп[ископ] Киллалуйский говорит, что нынче в Ирландии дают хорошую цену за шерсть; а как обстоит дело с зерном? Вчера я обедал с леди Оркни, и мы просидели с ней от 2 пополудни до 11 вечера. Вы, я полагаю, о ней слыхали. У меня уже накопилось 20 писем, но я так разленился и так занят, что не могу на них ответить, а между тем их становится с каждым месяцем все больше. Уродились ли яблоки у меня в Ларакоре? Не правда ли, странно, что их каждый год прихватывает заморозками, хотя я так заботливо всякий раз их укрываю. Лорд Болинброк последние две недели бездельничал у себя в поместье, и это очень задержало предпринятую мной работу. Я поселился в обычной комнате на втором этаже и стараюсь, по возможности, никого к себе не допускать, но некоторые проныры все же обнаружили мое убежище, а новый слуга не так ловко лжет, как Патрик, уверяя, что меня нет дома. К слову сказать, Патрик просился было ко мне обратно, но как бы не так. — Сейчас заходил типограф, который принес кое-что из напечатанных им в последние дни фантазий, и отнял у меня время. А теперь я должен уходить и потому могу только пожелать вам всего наилучшего. [Прощайте, длагоценнейшая МД, МД, МД, МД, Досвид, Досвид, Досвид, Досвид, МС, МС, МС, тлам, дологая МС, тлам, тлам, тлам, судалыни].

Письмо LIV

Лондон, 28 октября 1712.

[вторник]

Весь этот месяц я принимал лекарство и последние три недели чувствовал себя лучше, а теперь перестал их принимать, потому что так велел доктор, впредь до дальнейших его указаний. ДД, как я вижу, стала заядлым политиком и ей не терпится узнать, когда будет объявлен мир. Надеюсь, что вскоре это произойдет, потому что голландцев окончательно усмирили, и Прайор только что прибыл на несколько дней из Франции, надо полагать, по какому-нибудь важному делу. Я видел его вчера вечером, но не имел возможности поговорить с ним наедине. С его приездом акции тотчас поднялись. Что же касается меня, то я теперь долго здесь не задержусь, мои друзья говорят то же самое. Парламент соберется только после Рождества, а к тому времени работа, которой я сейчас занят, будет закончена, и тогда ничто больше не будет удерживать меня здесь. Я крайне недоволен Парвисолом за то, что он не позаботился продать моих лошадей и пр.

Леди Мэшем все еще не родила, но мы ожидаем этого со дня на день; я с ней нынче обедал. Лорд Болинброк уже почти два месяца как возвратился из Франции, а Прайор — с неделю тому назад и через несколько дней отбывает обратно (я имею в виду Прайора). Кто вам рассказал о моей табакерке и карманчиках! Неужто я? Я получил нынче письмо от доктора Когилла, который высказывает пожелание, чтобы я выхлопотал рэфуский епископат для Стерна[932], а его деканат — для себя. Разумеется, я попытаюсь это сделать, ведь я столь многим обязан Стерну. Но и помимо этого, если бы меня спросили, кто, по моему мнению, будет действительно достойным епископом, то я в первую очередь назвал бы его. Потом я получил еще одно письмо с просьбой порекомендовать на это место Пратта (он недавно пробыл здесь почти неделю); автор письма полагает, что к такому предложению отнеслись бы благосклонно. Я так не думаю. Я, правда, представил Пратта лорду-казначею, и меня просил о том же младший Молино[933], но я ему прямо ответил отказом; вот если бы у него было к лорду-казн[ачею] какое-нибудь дело. Это сын некоего мистера Молино[934] из Ирландии. Его отец написал книгу, с которой вы, я полагаю, знакомы. Герцог Мальборо, бог весть по какой причине, собирается покинуть Англию[935], и это вызывает здесь множество разных толков. Одни утверждают, что его замучила совесть, другие, напротив, считают, что он хочет навлечь тем самым позор на правительство: вот-де, мол, человек, оказавший своей родине столь великие услуги, не может в ней спокойно жить из-за козней своих недругов. К слову сказать, я предпринял еще одну попытку примирить этих последних[936]. Одному богу известно, долго ли это продлится. Мне довелось присутствовать нынче при разбирательстве тяжбы между двумя моими приятелями — лордом Лэнсдауном и лордом Картеретом[937]. Дело слушалось в суде королевской скамьи: речь идет о шести (а, может быть, девяти) тысячах фунтов в год. Я сидел как раз у кресла лорда главного судьи Паркера и подал ему перо, когда он его обронил, на что он ответил мне низким поклоном. Мне так и хотелось шепнуть ему при этом, что я воздал ему добром за зло, поскольку мое перо он у меня отнял[938]. Я потом рассказал об этом лорду-казначею и Болинброку. Паркер едва ли догадался бы, кто я, если бы несколько присутствовавших в суде лордов своими поклонами не привлекли ко мне всеобщее внимание, после чего все стали перешептываться. Я затаил против этого пса злобу и если только смогу, то самое большее месяца через два с ним расквитаюсь. Ну, вот, пожалуй, и довольно об этом. Впрочем, ведь надобно же вам иметь о чем почесать язычок, а посему я принужден рассказывать вам о любом пустяке, который только придет мне в голову. Говорят, что королева пробудет в Виндзоре еще с месяц. Эти чертовы мошенники с Граб-стрит, выпускающие теперь «Летучую почту» и «Всякую всячину» на одном листе, судя по всему, не намерены угомониться. Они беспрерывно поносят лорда-казначея, лорда Болинброка и меня. Мы возбудили против одного из этих негодяев судебное преследование; Болинброк не проявляет достаточного усердия, однако я все же надеюсь его расшевелить. Речь идет о мошеннике-шотландце по имени Ридпат[939]. Не успеваем мы выпустить кого-нибудь из них под залог, как они тотчас снова берутся за свое. Тогда мы снова их арестовываем, но они опять вносят залог, и каждый раз все начинается сначала. Говорят, будто какой-то ученый голландец написал книгу, в которой, основываясь на гражданском праве, доказывает, что заключением мира мы наносим им ущерб; однако я докажу, основываясь на доводах разума, что на самом деле ущерб был нанесен нам, а не им. Я тружусь, как лошадь, и должен еще ознакомиться с сотнями писем ради того, чтобы в лучшем случае выжать из каждого строку или хотя бы слово. Через день-другой Страффорд снова отбывает в Голландию; надеюсь поэтому, что подписание мира вот-вот состоится. Мне предстоит заполнить еще около тридцати страниц (они будут состоять из разного рода извлечений), что составит, примерно, страниц шестьдесят печатных. Это самая докучная часть всей работы, и при этом мне никак не удается оберечь свое уединение, хотя, возвратясь из Виндзора, я тайком поселился в комнате на втором этаже; беда в том, что мой слуга все еще не выучил главного урока — вежливо выпроваживать посетителей.