Читать интересную книгу Полное собрание сочинений и письма. Письма в 12 томах - Антон Чехов

{03009}

Берите, мол, господа, с нас пример... Тяжело! Пусть бы прислуга только дурачилась и смешила, так нет, это показалось милому Жану несерьезным, и он прицепил к метлам и фартухам дешевенькую мораль. И вышла чёрт знает какая окрошка. Глама играла не жену, а кокотку, Градов не мужа, не чиновника, а шута горохового... Декорации были отвратительны. Жан ходит теперь около меня, "поправляет" свою пьесу и ноет: - Если бы Глама надела побольше турнюр, если бы не кричал суфлер да если бы Корш не был скуп, то... То ничего и не вышло бы все-таки. "Горы Кавказа" имели успех, потому что были без претензий и только смешили, а "Дачный муж" хочет и смешить, и трагедией пахнуть, и возводить турнюр на высоту серьезного вопроса... Алексея Алексеевича еще нет в Москве. Повестушку свою я кончил. Написана она вяло и небрежно, а поправлять нет времени. Читал я своего "Иванова". Если, думается мне, написать другой IV акт, да кое-что выкинуть, да вставить один монолог, к(ото)рый сидит уже у меня в мозгу, то пьеса выйдет законченной и весьма эффектной. К Рождеству исправлю и пошлю в Александринку. "Медведь" пропущен цензурой (кажется, не безусловно) и будет идти у Корша. Соловцов жаждет играть его. Нет ли у Маслова пьесы? Я бы поставил ее у Корша. Актеры со мной очень нежны. Поклон Анне Ивановне, Насте, Боре, Буренину и Маслову. Ваш А. Чехов. Поклон Трезору и нововременской утке. Очки и каталог драм(атического) общества Вы получите с Алекс(еем) Алекс(еевичем).

{03010}

490. А. Н. ПЛЕЩЕЕВУ 4 октября 1888 г. Москва. 4 окт. Дорогой и милый Алексей Николаевич! Рассказ для "Северного вестника" переписал и послал в редакцию. Утомился. Теперь жду гонорара. Весь сентябрь я сидел без денег, кое-какие вещишки заложил и бился, как рыба об лед; каждый сентябрь мне круто приходится, в этом же году после летнего безделья и житья в счет будущего сентябрь был для меня особенно мрачен. Был должен Суворину 400 руб., отработал 200... Как-то я послал Вам из театра Корша письмо. Если "Медные лбы" пойдут у Корша, то не забудьте через меня или через кого хотите заключить условие. Корш платит за оригинальные пьесы 2% с акта, а за переводные 1 %. Деньги неважные, но все-таки деньги, и бросать их не следует... Ваших "Медных лбов" в каталоге драмат(ического) общества нет. Кстати: Корш платит Обществу уже 6 рублей с акта, а не 5. Светлов актер хороший и парень славный. Сегодня был у меня Павел Линтварев. Приехал поступать в Петровскую академию, но его, беднягу, кажется, не примут. Он под надзором. В Москве гостит Жан Щеглов. Его "Дачный муж" в Москве успеха не имел, но, по всем видимостям, будет иметь его в Петербурге и в провинции. В Москве непонятны ни Павловск, ни дачный муж, ни дачная прислугa, ни департаментская служба. Пьеса очень легка и смешна и в то же время раздражает: к турнюру дачной жены прицеплена мораль. Я такого мнения, что если милый Жан будет продолжать в духе "Дачного мужа", то его карьера как драматурга не пойдет дальше капитанского чина. Нельзя жевать всё один и тот же тип, один и тот же город, один и тот же турнюр. Ведь кроме турнюров и дачных мужей на Руси есть много еще кое-чего смешного и интересного. Во-вторых, надо бросить дешевую мораль. "Горы Кавказа" написаны без претензий на мораль, а потому имели выдающийся успех. Я советую Жану написать большую комедию, этак в актов пять, и во всяком случае не бросать беллетристики.

{03011}

Скоро Вы увидите Жоржа. Он едет в Петербург. В письме к Анне Михайловне я просил не вычеркивать в моем рассказе ни одной строки. Эта моя просьба имеет в основании не упрямство и не каприз, а страх, чтобы через помарки мой рассказ не получил той окраски, какой я всегда боялся. Целую Вас крепко и остаюсь сердечно любящим и преданным А. Чехов. Почтение Вашим 491 А. Н. ПЛЕЩЕЕВУ 4 октября 1888 г. Москва. Едва послал Вам письмо, как получил от Вас, дорогой Алексей Николаевич, известие, которое очень не понравится Светлову. Я сейчас сообщу ему Ваш ответ и буду настойчиво рекомендовать "Дурного человека". Если бы Ваше письмо пришло двумя часами раньше, то мой рассказ был бы послан Вам, теперь же он на полпути в Басков пер(еулок). Был бы рад прочесть, что написал Мережковский. Пока до свиданья. Прочитавши мой рассказ, напишите мне. Он Вам не понравится, но Вас и Анны Михайловны я не боюсь. Я боюсь тех, кто между строк ищет тенденции и кто хочет видеть меня непременно либералом или консерватором. Я не либерал, не консерватор, не постепеновец, не монах, не индифферентист. Я хотел бы быть свободным художником и - только, и жалею, что бог не дал мне силы, чтобы быть им. Я ненавижу ложь и насилие во всех их видах, и мне одинаково противны как секретари консисторий, так и Нотович с Градовским. Фарисейство, тупоумие и произвол царят не в одних только купеческих домах и кутузках; я вижу их в науке, в литературе, среди молодежи... Потому я одинако не питаю особого пристрастия ни к жандармам, ни к мясникам, ни к ученым, ни к писателям, ни к молодежи. Фирму и ярлык я считаю предрассудком. Мое святая святых - это человеческое тело, здоровье, ум, талант, вдохновение, любовь и абсолютнейшая свобода, свобода от силы и лжи, в чем бы последние две ни выражались. Вот программа, которой я держался бы, если бы был большим художником. Однако я заболтался. Будьте здоровы. Ваш А. Чехов.

{03012}

492. М. М. ДЮКОВСКОМУ 5 октября 1888 г. Москва. Милый Михаил Михайлович! Будьте добры, пришлите мне дня на два Адрес-Календарь Москвы. Буду очень благодарен, а у посланного не останусь в долгу. Если же привезете сами, то буду очень рад видеть Вас у себя. Будьте здоровы. Ваш А. Чехов. На обороте: Здесь, У Калужских ворот, в Мещанском училище, Его высокоблагородию Михаилу Михайловичу Дюковскому. 493. Н. А. ЛЕЙ КИНУ 5 октября 1888 г. Москва. 5 окт. Здравствуйте, добрейший Николай Александрович! Вчера кончил повесть для "Северн(ого) вестника", над которою возился весь сентябрь, и сегодня отвожу душу на письмах. Где Вы? В городе или на Тосне? Пишу по городскому адресу. Прежде всего - спасибо за "Пух и перья". Издание хорошее, рисунки очень приличные и добросовестные. Рассказы подобраны так, как нужно. Именно такие рассказы мне наиболее симпатичны у Вас. В них простота, юмор, правда и мера... Особенно мне понравился рассказ, где два приказчика приезжают к хозяину в гости на дачу и хозяин говорит им: "Дышите! Что ж вы не дышите?" Отличный рассказ. Кстати. Я, кажется, не писал еще Вам своего мнения о "Сатире и нимфе". Если хотите знать мое мнение, то прежде всего "Сатир и нимфа" стоят гораздо ниже "Стукина и Хр(устальникова)". "Сатир" роман чисто местный, питерский, захватывает он узкий и давно уже изученный район. Во всех этих Заколове, Акулине, Пантелее, Тычинкине, кроме разве мужа Акулины Данилы,

{03013}

нет ничего нового. Всё это знакомые; роман их тоже история старая, интриганство Катерины тоже не ново... Читается роман легко, весело, часто смеешься, в конце немножко грустно становится, и больше ничего. "Стукин" же, на которого критика не обратила никакого внимания, вещь совсем новая и рисующая то, чего ни один еще писатель не рисовал. "Стукин" имеет значение серьезное и стоит многого (по моему мнению) и будет служить чуть ли не единственным памятником банковских безобразий нашего времени; к тому же фигурируют в нем не Акулина и не Катерина, а птицы более высшего порядка. Если в "Сатире" хороши частности, то "Стукин" хорош в общем. Простите эту бессвязную критику. Не умею я критиковать. Проезжая по Харьково-Никол(аевской) дороге, я видел такую картину. В вагоне сидит какой-то субъект с тирольской рожей и в венгерской шляпе. Перед ним стоит "физико-химический аппарат" со стеклянным цилиндром, в котором плавает "морской житель". За пятак каждый желающий получает фотогр(афическую) карточку и "свою судьбу", начертанную помянутым жителем. На аппарате выставлены напоказ 4 карточки: Суворова, Ю. Самарина, Патти и Ваша. Это должно быть приятно Вашему авторскому сердцу. На днях Николай сделал рисунок, очень недурной. Я посоветовал ему послать его в "Осколки". Получили ли Вы? Живет Николай у меня, пока очень степенно. Работает. Присылайте ему тем, но только через мои руки, Когда я вмешиваюсь, то дела его идут живее. Кстати: если будете высылать ему гонорар, то высылайте не на его имя и не на мое (некогда ходить на почту), а на имя моего брата-студента Михаила Чехова. На его же имя высылайте и посылки, буде таковые будут. Поклон Прасковье Никифоровне и Феде, а также Билибину. Будьте здоровы. Ваш А. Чехов.

{03014}

494. А. С. СУВОРИНУ 5 или 6 октября 1888 г. Москва. Здравствуйте, Алексей Сергеевич! Корша я успокою, как только увижусь с ним. А если у Вас будут лишние деньги, то не покупайте театра. Иметь в столице театр, возиться с актерами, актрисами и авторами, угадывать вкусы публики, видеть в своем театре всегда рожи газетчиков, требующих контрамарок и пишущих неизвестно где,- всё это не возбуждает нервы, а гнетет; к тому же антрепренерские бразды делают человека слишком популярным. На Вашем месте "центр нервной деятельности" я целиком перенес бы на юг. Там море и свежие люди. Там можно завести пароход "Новое время", можно построить церковь по собственному вкусу и театр, и даже буфет, - и всё бы это пошло впрок. В театре можно свои пьесы ставить. Жан Щеглов всё еще говорит о "Дачном муже", о Корше, о Гламе, о Соловцове... Когда мы его не слушаем, он обращается к моему жильцу-гимназисту и начинает изливать ему свою душу... Дернула же его нелегкая родиться мужчиной, да еще драматургом! Он у Вас будет. Успокойте его, пожалуйста, хотя это и нелегко. Маслову передайте, что Евреинова и прочие дамы "Сев(ерного) вестника" не виноваты. Заметка о его книге сделана и помещена некиим умным мужчиной без ведома дам. Когда я летом ехал с Евреиновой на юг (она была без турнюра, и публика ужасно над ней потешалась), то она всю дорогу мечтала только о поднятии в журнале беллетрист(ического) отдела и о приглашении "молодых сил", в том числе и Маслова. Заметка неважная, меня ругают чаще и резче; придавать ей значение не следует, и Маслов сделал бы недурно, если бы послал Евреиновой повесть. Ему нужно жениться, пить вино, не бросать военной службы и писать то, что хочется... А ведь он хочет писать повести! Что же касается "Русской мысли", то там сидят не литераторы, а копченые сиги, которые столько же понимают в литературе, как свинья в апельсинах. К тому же библиограф(ический) отдел ведет там дама. Если дикая утка, которая летит в поднебесье, может презирать свойскую, которая копается в навозе и в лужах и думает, что это хорошо,