гору. Как смеялся…
И это пари!
О-о, он сразу понял, что это такое. Это был вызов судьбы не иначе!
Его священное испытание! Словно сама мученица Карин снизошла до него. Он докажет силу искусства даже таким людям, как эти отбросы. О-о. Он им докажет!
Он хорошо запомнил тот миг, когда, услышав его первый номер, атаман перестал улыбаться, а его окружение изменилось в лице…
Да это оно!
Сила искусства!
…
..
.
Они имели наглость попытаться его выгнать! Даже предлагали откуп, лишь бы он ушел.
Не с тем связались!!!
Он выиграет это пари во что бы то ни стало!
* * *
Последний день пари.
Его последний шанс.
«Как и в любой хорошей истории благородный герой всегда побеждает в самом конце!»
Но он уже использовал все свое остроумие. Весь свой лучший репертуар! И ничего.
«НИ- ЧЕ- ГО.»
Да, как они смели!
Казалось, что сложного развеселить зал, полный разбойников, воров и ублюдков всех мастей? Но те были глухи к его искусству! Забрасывали мусором и унижали, предвкушая расправу.
За эти три месяца он натерпелся от них всякого. Страдал как настоящий мученик!
Он лишился двух зубов.
Его костюм пришел в негодность!
И тогда он решился.
Пришло время сыграть ва-банк!
О-о, он даст этим животным то развлечение, которое они оценят:
«Унижение слабого.»
Что сложного? Ему-то всего лишь нужно унизить какого-нибудь дурачка и задавить его своим интеллектом. Да так чтобы от него и мокрого места не осталось!
У него был опыт. Сколько раз такое проворачивали с ним самим…
Все необходимые приготовления были готовы. Декорации расставлены.
Осталось только выбрать того, кого он выставит на посмешище.
Того, кто станет его козлом отпущения.
Кто никогда не был на сцене?
Кто не сможет дать сдачи?
Желательно помоложе.
Цепкий взгляд прошелся по залу и зацепился за одинокую фигуру в толпе. Грязную зеленую куртку, траурную повязку, короткие светлые волосы и следы побоев… Безродный мальчишка, попрошайка или воришка.
Совсем ребенок…
А какая разница?
В этом мире нет справедливости!
«Он подойдет идеально!»
Губы Шута расплылись в кривой ухмылке.
«А затем… Он отомстит этому хитрому ублюдку. Опозорит атамана перед его людьми и насладится тем, как те разорвут его за это на части… А потом? Какая разница… Ха-ха-ха! Пусть хоть на куски его порвут. Ха-ха-хо.
В глазах Шута плескались безумие и чистая ненависть.
* * *
Закончив песню, Шут поклонился, но никто не удостоил его овациями. Даже особенно пьяная часть его вынужденных зрителей*.
(* И это многое говорит о музыкальных дарованиях этого субъекта. Ибо в такой кондиции эти люди готовы радоваться и аплодировать даже смешным звукам. Находя радость в малом. Но высокое искусство Шут был столь опустошающим и бездарным… Что к неудовольствию некоторых они протрезвели и поспешили это исправить.)
— О, а теперь господа, дамы и … прочие? К моему великому сожалению, мое пребывание в этом чудесном месте подходит к концу…
Это был первый раз, когда кто-то в зале оживился и даже похлопал.
— Я знаю, вы будете скучать по мне…
«— БУ-У-У!»
«— Проваливай!»
«— Но теперь-то нам можно его прибить?!»
Шут игнорировал зрителей как явление.
Продолжая разыгрывать прощание с «благодарной» публикой.
— Но напоследок завещающий номер моего грандиозного выступления! Гвоздь* моей программы! Но для него мне нужен доброволец из числа зрителей. Так посмотрим, есть ли желающие?
(Шепоток в зале: «Ага, прямиком в крышку твоего гроба!»)
Шут, приложив ладонь козырьком и сощурившись стал осматривать зал.
Добровольцев, как и следовало ожидать не наблюдалось*…
(*Были желающие прибить Шута прямо на сцене, но тот их игнорировал.)
Найдя свою жертву, Шут замер и хлопнул в ладони.
— А вот и доброволец! — Шут указал на кого-то в толпе.
— …
Однако ничего не произошло.
Зал пребывал в полумраке, и зрители не без любопытства выискивали глазами этого самого «добровольца» и ожидаемо, не находили. Да и кто бы согласился на подобное?
— Ты не был бы так добор… — С натянутой улыбкой на губах прошипел Шут сидящему на колосниках* сцены Нору. Не прекращая указывать в зал.
(*Специальный настил, расположенный непосредственно над сценой. Благодаря ему возможен спуск и подъём наверх частей декораций и реквизита. Когда этого требует сценография, именно с колосников могут рассыпать снег и другие элементы бутафории. Эта часть убранства сцены содержит всё то, что помогает вести спектакль, но должно быть незаметно зрителям.)
Нор закатил глаза, встал, достал из ушей беруши и позевывая неспешно подошел к лампам.
Он терпеть не мог Шута и согласился помогать в его последнем выступлении лишь потому, что Лис разрешил прибить горе артиста чем-то тяжелым, когда закончится пари.
Свет софита прожег находящийся в полумраке зал и выцепил из него одинокую фигуру.
— Эй ты! Да, ты парень! Давай на сцену!
* * *
Свет ударил по нарисованным глазам.
Эван так и застыл, с куриной ножкой в зубах.
— А?
Две сотни глаз уставились на него.
— Хоп-хей-ла-ла-лей! А вот и он наш доброволец! Ну, что же ребятки давайте поможем ему выйти на сцену!
Прежде чем Эван успел что-то сообразить, его подхватили под руки и ноги, и вытолкнули на сцену. *
(*Можно было подумать, что дело в кровожадной и почуявшей шоу публике. Их желания растерзать слабого… Как думал Шут. Отнюдь. Люди в зале исходили из более простой логики, чем раньше этот фарс с пари закончится. Тем скорее начнется настоящая потеха!)
Эван никогда не думал, что у него была паническая боязнь сцены.
До того самого момента, когда, оказавшись на подмостках, он не столкнулся с улыбающимся Шутом.
Вот только эта улыбка была больше похожа на оскал, а в его глазах горели огоньки безумия.
— …
Первые реплики Шута стерлись из памяти и сознания Эвана, их заглушил злой смех толпы…
Которая существовала лишь в его воображении. Поскольку люди в зале даже не улыбались.
Эван не мог пошевелиться его тело одеревенело, даже злосчастная куриная ножка все еще была у него в зубах.
Попытка хоть как-то его растормошить или отобрать куриную ножку не увенчалась для Шута успехом.
В какой-то момент он устав отошел перевести дух. Раздраженно уперев руки в бока и недовольно уставившись на окаменевшего мальчишку, который не изменился ни в лице, ни в позе.
Именно эта пантомима вызвала первые смешки в зале.
Шут, что-то говорил, шипел, угрожал, но Эван его не слышал.
Его разум был кристально пуст.
Смешок.
— Похоже, наш юный друг немного перенервничал. Как насчет еще одного добровольца?
Шут обернулся на винтовую лестницу, ведущую ко второму