Когда юноша направился к дому, у дверей его встретил садовник. Как всегда немного нетрезвый, с туманным взором, он лениво щелкал ножницами в недрах розового куста. Увидев Леона, он помахал ему рукой.
– А господина графа нет сегодня. С утра. – Голос садовника был хрипл и слегка гулял, норовя дать петуха. – С утра, нет. Гуляют.
– О… Ну что ж… – Леон остановился в раздумьях.
Эта заминка была принята садовником за желание поговорить. Он тут же бросил большие садовые ножницы и подобрался поближе.
– Коней привез?
Леон кивнул.
– В стойло, значит, отправил?
– Да…
– А ты знаешь, что от них пожар может быть?
– От кого? – Леон понял, что напрасно остановился у дверей. Ловушка захлопнулась.
– От коней! – обрадовался садовник. – Я тебе расскажу, как один раз едва не сгорел! Да-да! Едва не сгорел. Могу даже показать шрамы.
Он начал расстегивать бретельки фартука.
– Нет-нет. Не стоит! Я верю.
– Ожоги на все тело! Вот досюда. – И он провел рукой по животу. Леон обрадовался, что не стал смотреть на «шрамы». – Дело зимой было. В самом конце!
– Может быть, в другой раз, – сделал Леон слабую попытку. Обижать садовника не хотелось, он был в общем-то добрым и безобидным мужичком, который всю свою жизнь посвятил этому саду и производству нехитрой выпивки, совершенствуя и то, и другое.
– Нет-нет. Ты послушай, послушай. Полез я на сеновал. Ну, там, по делам. А кони – они же… Простите, гадят. Гадят и гадят! Вот гадят они и. А это все я же и убираю. В кучу. Куча большая. Сразу за сеновалом. Ну, так проще. Сенцом закидал, и не пахнет. А по весне какое удобрение! Все ж розы только рады, а у меня лучшие розы в столице, лучшие. Это тебе кто угодно скажет. Почему? Потому что люблю их, как родных, и навоз, значит, подсыпаю.
Он заулыбался. Леон попытался осторожно отойти в сторону, но садовник ухватил его за рукав.
– Так вот. Лезу я, значит, на сеновал. А вилы, вилы с другой стороны прислонил. И глупость сделал, знаю, но… – Он всплеснул руками. – Так уж…
– Выпил, поди?
– Что ты?! – Садовник замахал на Леона. – Лошади этого не терпят! Даже слабый запах для них… ух! Как красная тряпка на быка. В общем, лезу. И вдруг чую, представляешь, стог подо мной поплыл! Ну все, думаю, сейчас я на свои же вилы и налечу, пропала моя душенька. Это ж глупость какая – так помереть-то! С одной стороны вилы, с другой… вот оно самое, удобрение! Куча. Вот посюда. – И показал себе на грудь. – Ну, думаю, что тут выбирать?! Толкнулся ногами, да как бултыхнусь!!! Так по шею и засел.
Леон фыркнул. Картина виделась ему забавной.
– Конечно, теперь-то смешно. А тогда я чуть не утонул. Кучища-то выше головы навалена была. Чувствую, тону. Вот же судьба-индейка, если не на вилы, так в дерьме захлебнусь. Испужался! Не то слово. Но на носочки встал. То ли на камень, то ли на еще чего. Стою! Тянусь к свету божьему! Только бы, думаю, не сорваться. А на улице морозец, птички. Хорошо жить как! Ой. Все грехи свои вспомнил. У всех прощения попросил. Только бы, думаю, не соскользнуть. И вдруг, понимаешь, стою я и чую… горячо.
– С чего бы? – через смех спросил Леон.
– С чего?! А с того! Это ж вещество… – Он повертел в воздухе пальцами. – Там же про… процессы идут! Мне один монах-алхимик объяснял. Когда меня мазью от ожогов лечил. Там, говорит, слово такое мудреное, хер… фер… о, фер-мен-тация! С выделением, значит, тепла. И этого тепла там накопилось – страшное дело. Я ж соломкой-то прикрывал. Оно ж там преет. Чувствую, не то слово, что горячо, уже горю весь! Как в кипяток попал! Ну, как заорал-то… не то что Жак, сам господин граф прибежал. С тех пор глотку-то и подсорвал. Громко не могу, все внутри что-то клохчет, как у курицы какой. Ну и ожоги, да. Лечился потом. Так-то. Так что от лошадей этих пожар может быть. Если б зима подзадержалась или еще чего, соломка начала бы тлеть, а потом и того. Так что теперь я это… удобрение… заранее раскидываю. Чтобы, значит, не было этой, фер-мен-тации. Вот так. А еще со мной было…
– Вы опять рассказываете свои ужасные истории? – послышался юный голос.
Леон поднял слезящиеся от смеха глаза и увидел Киру.
Девушка стояла на пороге и с легкой улыбкой смотрела на Леона.
– Ох ты! – Садовник чуть за голову не схватился. – Простите, юная госпожа, я ж не знал, что вы дома. Я б такое при вас не рассказывал ни в жисть! Уж простите!
– Ладно! – Кира махнула ручкой. – Слышала я это уже сто раз.
Она спустилась, взяла Леона под руку.
– Я, пожалуй, украду у вас нашего оруженосца. – И девушка повела Леона по аллее.
Садовник подхватил свои ножницы и, тихо ворча что-то под нос, полез в кусты.
– Вы его больше слушайте, – проворковала Кира. – Он еще и не такое расскажет.
– Его история показалась мне забавной. – Леон чувствовал, как напряглись мышцы руки, которой касались пальчики девушки.
– Конечно, у него вся жизнь забавная. Я когда-то любила его послушать. Пряталась у окошка, когда они с Жаком. – Она посмотрела на Леона и неожиданно спросила: – А почему вы не выходите в сад?
– Я? – Леон поперхнулся.
Кира остановилась, оглянулась по сторонам.
– Ты. – Ее тонкие руки поползли по его одежде, коснулись шеи, щек, волос. Она сделала шаг ближе к нему. Леон почувствовал ее дыхание. Такое жаркое. От нее пахло цветами, какими-то неземными травами… У него закружилась голова, как тогда ночью. Он вдруг увидел ее глаза близко-близко. Ее губы оказались такими мягкими, влажными и нежными.
Они целовались долго-долго. Потом Кира отодвинулась. Поглядела Леону в глаза, схватила его за руку и побежала с ним к флигелю. И уже там, прямо на пороге снова впилась ему в губы поцелуем.
Леон услышал будто сквозь сон, как шуршат ее одежды. Ощутил жар ее тела, такого нагого, прекрасного, юного.
– Ты же уезжаешь?! – прошептала Кира, глядя ему в глаза. – Уезжаешь?!
– Ненадолго. – Леон понял, что едва соображает, не понимает даже, о чем она говорит. – Ненадолго.
– Ты не вернешься?! Никогда не вернешься! Я не хочу, чтобы ты уезжал!!!
И она прижалась к нему. Леон обхватил ее, поднял и понес на второй этаж.
Глава 23
Внизу загрохотали сапоги. Леон вздрогнул, подхватился, выныривая из сладкой неги.
– Леон! Леон! Ты тут?!
Кира нырнула под одеяло с головой. Леон подошел к лестнице, свесился вниз.
– Кто там?
– Это я. – На лестнице показался Артур. Его лицо было перепугано, глаза широко раскрыты. – Мы тебя искали, пока.
– Что случилось? Сколько сейчас времени? – Леон испугался, что опоздал.
– Не знаю, часа три. Ты не знаешь, что ли? Такое делается. – Артур пошел было наверх, но Леон подумал, что его не стоит пускать в спальню. Дернул со стула покрывало, завернулся в него и спустился вниз.
– Говори толком. Что происходит?
– Столица на чрезвычайном положении. Волнения.
– Какие волнения?! Что ты несешь? Где ребята?
– Ну ты вообще как в лесу живешь! Посла же убили! Эльфийского. И волнения теперь. Толпы граждан там. Шут знает что происходит. Нас всех загребли в оцепление. Вячко отменил все увольнения. Всех согнал в замок, оттуда двинули к посольству. Сейчас взяли его в кольцо, держим. Все ждут чего-то.
Леон ошарашенно сел в кресло.
– Вот тебе раз. Вот и съездили. Что ж теперь будет?
– Значит, ты никуда не едешь? – спросила Кира. Она, обнаженная, сидела на лестнице, устало подперев голову. Ее длинные красивые волосы укрывали грудь. Артур, вытаращив глаза, отступил на пару шагов. Оступился, едва не упал.
– П-простите, – пробормотал кадет. – Я… я на улице подожду.
– Нечего ждать, – бросил Леон. Он направился к своей одежде. – Иди в оцепление. Делайте все, что нужно. Я попробую выяснить, что к чему. Думаю, скоро увидимся.
Артур кивнул и, старательно отворачиваясь от Киры, вылетел за дверь.
Она проводила его растерянным взглядом, потом стала молча смотреть, как Леон одевается.