Читать интересную книгу Эпитома сочинения Помпея Трога «История Филиппа» - Марк Юстин

Гл.3. (1) В Армении тогда царствовал Тигран. Задолго до того он был отдан парфянам в качестве заложника и недавно отпущен ими в отцовское царство. Его-то Митридат чрезвычайно хотел вовлечь как союзника в войну с римлянами, которую уже давно замыслил. (2) Однако Тигран никаких обид не испытал от римлян. Поэтому Митридат, при посредстве Гордия, подбил Тиграна завязать войну с Ариобарзаном, человеком очень вялым. Чтобы Тигран не заподозрил здесь какой-нибудь хитрости, Митридат выдал за него замуж свою дочь Клеопатру. (3) При первом же появлении армии Тиграна Ариобарзан, захватив с собой свои сокровища, поспешил уехать в Рим. Таким образом, благодаря Тиграну Каппадокия снова оказалась под властью Митридата. (4) В это-же самое время умер Никомед, а сына его, тоже Никомеда, Митридат изгнал из собственного его царства. Никомед отправился в Рим просить там защиты. Сенат постановил, чтобы оба – Никомед и Ариобарзан – были восстановлены в своих царских правах. Для приведения в исполнение этого декрета были посланы из Рима уполномоченные – Маний Аквилий и Манлий Мальтин. (5) Узнав об этом, Митридат заключил с Тиграном союз, намереваясь вести войну против римлян. Союзники договорились между собой, что города и сельские местности (urbes agrique) достанутся Митридату, а пленники (homines) и все, что можно увезти с собой, – Тиграну. (6) После этого Митридат, понимая, какую серьезную войну он разжигает, разослал послов к кимврам, галлогрекам, сарматам и бастарнам с просьбой о помощи. (7) Давно замыслив войну с Римом, Митридат еще раньше сумел привлечь на свою сторону все эти племена разными знаками милости. Он приказал также прибыть войску из Скифии, одним словом, Митридат подготовил к боям против Рима весь Восток. (8) Поэтому без большого труда он победил Аквилия и Мальтина, командовавших азиатским войском, и, вытеснив их, а с ними и Никомеда из Каппадокии и Пафлагонии, был встречен с ликованьем населением городов. (9) Митридат нашел там много золота и серебра, накопленных стараниями прежних царей, а также большое количество военного снаряжения; снабженный благодаря этому всем необходимым, он простил городам (civitatibus) государственные и частные долги и даровал свободу от податей на пять лет. (10) А затем собрал солдат на сходку и всячески старался воодушевить их на эту римскую или азиатскую войну. (11) Я счел эту речь достойной того, чтобы включить ее как пример в мое сокращенное повествование. Помпей Трог передал ее косвенной речью, ибо он порицает Ливия и Саллюстия за то, что они включали в свои произведения речи от первого лица, вместо того чтобы излагать их своими словами, и тем нарушали правила исторического повествования.

Гл.4. (1) Митридат сказал: для него было бы весьма желательно обсудить вместе с собравшимися, должно ли с римлянами воевать или жить в мире с ними. (2) Но ведь в том, что следует сопротивляться нападающим, не сомневаются и те, кто не надеется на победу; ведь против разбойника все обнажают оружие, и если не ради спасения, то из чувства мести. (3) Впрочем, дело сейчас не в том, можно ли оставаться в бездействии, – ведь речь идет не о враждебных настроениях, а уже произошло сражение; поэтому уже надо подумать, какими способами вести войну и на что можно надеяться. (4) Лично он, Митридат, уверен в победе, если только у воинов хватит мужества. Что римлян победить можно, самим солдатам ясно не меньше, чем ему, Митридату: ведь разбили же они уже Аквилия в Вифинии, а Мальтина в Каппадокии. (5) Но если на кого-нибудь больше действуют чужие примеры, чем собственный опыт, то он, Митридат, слыхал, что римляне были в трех битвах разбиты Пирром, царем Эпира, у которого было не больше пяти тысяч македонян. (6) Слыхал он также, что Ганнибал шестнадцать лет пробыл в Италии как победитель, а если он не захватил самую столицу, так это не потому, что римское войско ему помешало, а вследствие происков его врагов и завистников на родине. (7) Слыхал он, кроме того, что народы Трансальпийской Галлии вторглись в Италию, овладели многими крупнейшими городами и заняли там значительно более обширную область, чем те же галлы захватили в так называемой «не воинственной» Азии. (8) И, как говорят, Рим был не только побежден, но и взят галлами, так что у римлян осталась только вершина одного из их холмов, а врага они удалили из своей страны не оружием, а выкупом. (9) А ведь галльское племя, продолжал Митридат, которое всегда внушало римлянам страх, он насчитывает среди своих войск. Ибо те галлы, что живут в Азии, только местом своего жительства отличаются от тех, которые в свое время заняли Италию, (10) происхождение же, храбрость и способ ведения войны и у тех и у других одинаковы. Природные же дарования у азиатских галлов даже выше настолько же, насколько более долгим и трудным был пройденный ими путь через Иллирию и Фракию, чем путь их соплеменников до Италии, причем пройти через эти страны было едва ли не труднее, чем овладеть теми, в которых они поселились. (11) Далее Митридат сказал, что ему известно также следующее: сама Италия, с тех пор как основан Рим, никогда не была покорена им вполне, но постоянно в течение всего времени одни италийские племена упорно боролись за свою свободу, а некоторые из них даже за право главенства в Италии. (12) Говорят, что многие италийские государства истребляли римские войска, а в некоторых случаях проводили римлян под ярмом, подвергая их этому новому виду бесчестия. (13) Но чтобы не задерживаться на примерах, взятых из прошлого, – и сейчас, в настоящее время, вся Италия охвачена восстанием, идет Марсийская война, италики требуют уже не свободы, но участия в управлении государством. (14) Но не менее, чем от этой войны, происходящей в Италии, римляне страдают от внутренней борьбы, борьбы между разными партиями среди влиятельнейших лиц в государстве, и эта назревающая гражданская война гораздо опаснее италийской. (15) В то же время, подобно урагану, кимвры из Германии наводнили Италию, несметные тысячи диких и жестоких людей. (16) И если римляне могут еще выдержать войну с каждым из этих племен в отдельности, то, когда поднимутся все, они будут уничтожены. Поэтому он, Митридат, полагает, что у римлян даже не будет времени для войны с ним.

Гл.5. (1) Итак, продолжал Митридат, он считает, что необходимо воспользоваться благоприятным случаем как можно скорее увеличить свои силы, чтобы не пришлось, если сейчас оставить римлян, занятых другими войнами, в покое, воевать с ними, когда они освободятся от других врагов, перейдут на мирное положение и борьба с ними будет много труднее. (2) Не о том следует сейчас рассуждать, должно ли вообще браться за оружие, а о том, кто из них воспользуется удобным моментом: он или римляне. (3) Ведь римляне, по существу, начали с ним войну уже тогда, когда они отняли у него, бывшего еще ребенком, Великую Фригию, которую они же в свое время уступили его отцу, как награду за помощь против Аристоника, да и, кроме того, еще Селевк Каллиник отдал эту область в качестве приданого за дочерью прадеду его, Митридату. (4) Далее, когда римляне приказали ему, Митридату, уступить Пафлагонию, разве это не было своего рода войной? Ведь его отец получил Пафлагонию не насилием, не оружием, но в результате усыновления, по завещанию, как наследство, после того как вымер род местных царей. (5) С горечью повиновавшись их постановлениям, он все же и этим не смягчил их, не удержал их от того, чтобы они с каждым днем не вели себя все более и более жестоко. (6) И в чем, собственно, он не оказал римлянам повиновения? Разве он не уступил Фригии и Пафлагонии? Разве он не отозвал сына из Каппадокии, которую он занял по праву победителя, праву, принятому всеми народами (iure gentium)? (7) Так право победителя нарушено по отношению к нему теми, кто сами все добыли войной. (8) И разве он, Митридат, не убил в угоду римлянам вифинского царя Хреста, против которого сенат постановил вести войну? И однако ему же тем не менее вменяют в вину все, что делают Гордий или Тигран. (9) Только чтобы нанести оскорбление ему, Митридату, сенат предоставил Каппадокии свободу, которую он же отнял у других народов. Когда же каппадокийский народ вместо предложенной ему свободы умолял, чтобы дали ему в цари Гордия, этого не допустили только потому, что Гордий ему, Митридату, друг. (10) По наущению римлян напал на него Никомед. Когда же он, Митридат, выступил, чтобы отомстить, римляне сами выступили против него. И теперь у римлян будет поводом к войне против него то обстоятельство, что он не отдал себя безнаказанно на растерзание Никомеду, этому сыну танцовщицы.

Гл.6. (1) Затем Митридат сказал, что поистине римляне преследуют царей не за проступки, а за силу их и могущество. (2) Так поступили они не только в отношении его одного, но и всех других; с дедом его, Фарнаком, ставшим по решению родичей наследником пергамского царя Эвмена, (3) и с самим Эвменом, на кораблях которого они впервые переправились в Азию, при помощи войск которого, скорее чем своими собственными войсками, они покорили и великого Антиоха, и галлов в Азии, а вскоре после того и царя Персея в Македонии. (4) И все же они считали его врагом и запретили ему въезд в Италию. Полагая, что вести с ним самим войну зазорно, они повели войну с его сыном Аристоником. Считают, что никто не имел больше заслуг перед римлянами, чем нумидийский царь Массинисса; (5) ему приписывают и победу над Ганнибалом, и пленение Сифакса, и разрушение Карфагена; этого Массиниссу считают третьим спасителем Города наряду с двумя знаменитыми «Африканскими». (6) И однако с внуком этого Массиниссы римляне вели войну в Африке с такой беспощадностью, что, победив его, не оказали ему ни малейшего снисхождения, хотя бы в память его предка, заставив его испытать и темницу и позорное шествие за колесницей триумфатора. (7) Римляне вменили себе в закон – ненавидеть всех царей, очевидно, потому, что у них были такие цари, от одного имени которых они краснеют, – туземные пастухи, сабинские гаруспики, коринфские изгнанники, этрусские рабы и их сыновья или люди, носившие прозвище «Гордых», прозвище, которое из всех перечисленных было все же самым почетным. А основатели их государства, как сами они говорят, вскормлены сосцами волчицы. (8) Поэтому у всего римского народа и души волчьи, ненасытные, вечно голодные, жадные до крови, власти и богатств.