Шевалье встрепенулся и очнулся.
Он лежал на плетеной кровати обнаженный, на его груди, накрытая волчьей шкурой, спала Федельм. Не в состоянии разобраться, где сон, а где явь, он закрыл глаза и заснул.
Видения продолжались. Теперь Огюст видел прадеда, точно таким же гордым красивым и уже седым, как на портрете в зале в бабушкином замке Комменж. Он улыбался, его глаза отливали красным светом, как у статуэтки, которая по семейному преданию обладала магической силой. Шевалье Клермон де Монсегюр де Бланшефор говорил своему правнуку:
– Посвящаю тебя в тайну… Золото тамплиеров до сих пор спрятано в Пиренеях, в пещере, недалеко от Бланшефора… Найди его, я укажу тебе путь. Смотри!
Огюст казалось, что он поднимается от замка Бланшефор в горы. Он прекрасно помнил эту тропинку, ибо в детстве и юности любил ходить к «висячему камню», который называли так из-за его причудливой формы. Основание камня, зажатого среди скал, было истончено ветрами и потому казалось, что он висит в воздухе.
Огюст подолгу бродил по горам, иногда стрелял горных коз из лука. Выходит, он находился рядом с золотом магистра де Бланшефора, даже не ведая об этом.
Когда Огюст проснулся, уже светало, стало ясно, что ночь он провел в плетеной хижине. Федельм рядом не оказалось. На правой руке шевалье появился серебряный витой браслет. Было холодно, от дыхания шел пар, он быстро встал, оделся и вышел. Хижина выглядела ухоженной, видимо, ее часто посещали. «Странно, – подумал Огюст, – но я не ощущал холода. Провести ночь в хижине, пусть даже с женщиной, и не замерзнуть, такое объяснить трудно…»
Недалеко от хижины стоял подковообразный медионеметон, шевалье заметил, что на алтаре алела свежая кровь. Он потрогал браслет на руке. Мысли путались… В сознании начали всплывать сцены прошедшей ночи. В нем боролись два сознания, одно – Огюста де Кавальона, а второе – первобытное и животное, неведомое, поднимающееся откуда-то из потаенных тайников души.
Огюсту было трудно поверить, что подобные вещи он смог проделывать с Федельм, не испытывая неловкости или стыда. Она же всячески поощряла фантазии партнера и подталкивала к ним. Голова закружилась, Огюст прислонился к стене святилища. Ему казалось, он претерпел некое перерождение этой ночью.
Шевалье дошел до Беннахи, вывел лошадь из конюшни. Судя по всему, рыцари еще не покинули город, их лошади стояли в стойлах. На улице не было ни души. Он сел верхом и отправился домой, на Лох-О.
Глава 5
Шевалье де Кавальон упал на кровать и почти сразу же заснул. Оруженосец не стал ничего спрашивать, и так все было ясно – крепкое застолье, бешеная ночь с женщиной.
Проснулся Огюст ближе к вечеру, самочувствие было, мягко говоря, неважное.
– Гийом, сделай одолжение, приготовь что-нибудь поесть!
– Я уже приготовил вашей милости жареную рыбу с тмином. Сейчас подам на стол.
Шевалье с трудом встал с кровати, умылся, привел себя в надлежащий вид и сел за стол. На новой кровати спалось хорошо, если бы не последствия бурной ночи, отдававшиеся в голове безумной пульсирующей болью, было бы просто волшебно. За новым столом удобно и приятно трапезничалось. Шевалье принялся за рыбу, немного поковырял ее кинжалом, придя к выводу, что, в общем-то, он не так и голоден. Во время еды шевалье постоянно посматривал на браслет. В голове опять поднялся беспорядочный рой мыслей. Душу раздирали сомнения и противоречия. Попытавшись от них отмахнуться, он и налег на рыбу.
Шкура на дверном проеме откинулась, вошел Монпелье.
– Приятного аппетита, шевалье! Вы, в курсе последних новостей?
– Каких именно, виконт? Не желаете ли разделить со мной трапезу? – предложил де Кавальон.
– Благодарю вас, шевалье, но я только что откушал жареной куропатки. Все понятно, вы не знаете ничего. Пока вы мирно почивали – утекло столько воды! Все вернулись из Беннахи не раньше полудня, изнуренные бурной ночью. Ну, это понятно, девушки и иарнгуал сделали свое дело. Самое интересное, что наш сиятельный Антуан де Безье потерял голову от своей золотоволосой «пышки» и собрался жениться. Шевалье де Брисак и граф де Мюррей отхватили себе сестер-двойняшек и приехали, пьяные и счастливые, позже всех. Остальные тоже не отставали, а многие и вовсе не вернулись!
– Да, виконт, двойняшек я видел еще вчера. Подумал, сначала, что в глазах двоится от этого шотландского напитка. Господи, как голова болит! – Кавальон отодвинул блюдо с рыбой, подперев голову рукой.
– Интересный браслет, шевалье, не припоминаю его у вас ранее, – полюбопытствовал Монпелье.
– Подарок, – кратко пояснил Огюст. – Виконт, умоляю, не надо столько вопросов! Честное слово, мне худо, я сейчас упаду прямо на стол.
– Извините, шевалье, но барон де Тревэль, к примеру, еще в более плачевном состоянии, чем вы. Граф де Сен-Этьен вообще с кровати встать не может, и оруженосец Жак, прикладывает ему к голове мокрое полотенце и отпаивает морсом. Шевалье де Монсюлон не смог спешиться с коня, а упал прямо на руки своему оруженосцу. Так и тащил, бедняга своего господина до острова. Барон де Сен-Женье совсем ума лишился, машет кинжалом и требует чашу жертвенной крови…
– Да, дорогой виконт, куда уж хуже, – вяло согласился Кавальон и принялся через силу доедать рыбу. – Знаете ли, скоро из рыцарей-тамплиеров мы превратимся в кельтов-язычников с рыжеволосыми женами и кучей детей… Все, нет больше прецептории ордена в Килмартин, есть клан-община. Назовите, как хотите, но только не рыцарский орден! Представьте рыцарей, одетых в килт. Живописное зрелище! Особенно, если по истинно шотландскому обычаю, не надевать штанов. А каково? Граф де Безье или виконт Каркасонский в килтах! Видел бы нас магистр де Молэ. Он со стыда бы умер. Община язычников!..
– Но, шевалье, вы же понимаете, рано или поздно килт все равно придется носить, иначе нас арестуют в угоду Филиппу Красивому. А так мы – кельты, и к французским тамплиерам не имеем никакого отношения, – попытался деликатно возразить Монпелье. – Собственно, чем плохо быть кельтом? Они живут полнокровной жизнью, не стесняются своих естественных желаний.
Шевалье де Кавальон, на все его доводы только махнул рукой.
После ухода Монпелье, мелькнула мысль: «Вот женюсь на Федельм, и буду каждую ночь утопать в ее объятиях и предаваться страстному безумию…»
К вечеру, когда головная боль, наконец, отступила, Огюст попытался собраться с мыслями: «Отчего мне снова привиделся прадед? Хотел поделиться со мной тайной ордена?.. Неужели часть казны была некогда забыта в пещере Пиренеев?.. Странно… Хотя сейчас деньги были бы весьма кстати… А Бафомет? Опять я видел его огненно-красные глаза…»