Не бездействовала и Донская армия. 10 августа начался рейд входившего в её состав конного корпуса генерал-лейтенанта К.К. Мамонтова. Выйдя из станицы Урюпинской, 18 августа он захватил Тамбов, 22 – Козлов. Но затем внезапно, так и не выполнив приказ Главкома, повернул назад и вернулся через Лебедянь и Елец на Дон.
В Реввоенсовете республики осознали страшную угрозу деникинского наступления ещё во второй половине июля. Поняли, что перебросить на юг какие-либо части с Восточного фронта нельзя, но нельзя и ослаблять оборону Петрограда. Только потому пошли на отчаянный шаг. Решили сделать всё возможное, дабы максимально ослабить силы Родзянко. 21 июля Э.М Склянский направил телеграмму членам РВС Западного фронта и его командующему В.М. Гиттису Более напоминавшую заявление наркоминдела, нежели боевой приказ:
«Буржуазные правительства Финляндии и Эстляндии распространяют слухи о том, что Красная Армия собирается вторгнуться в пределы Финляндии и Эстляндии. Эти заявления буржуазных правительств представляют из себя сплошной вымысел. Ни одна часть Красной Армии не перешла и не собирается переходить границы Финляндии и Эстляндии. Между тем белогвардейские банды Финляндии и Эстляндии, перейдя границы Советской России, ведут войну на её территории, беспощадно истребляя местное население и всюду неся смерть и разрушение.
Реввоенсовет республики предписывает Вам изгнать все белогвардейские банды, которые проникли из Финляндии и Эстляндии в пределы Советской России. В то же время Вам надлежит по-прежнему неуклонно поддерживать принятые Вами меры к тому, чтобы ни одна из вверенных Вам частей не переходила границ Финляндии и Эстляндии».54
Стремление РВСР свести к минимуму если не собственно угрозу Петрограду, то хотя бы возможные действия 1-й эстонской дивизии, переброшенной из-под Риги снова в район Нарвы, или (что было бы гораздо лучше) нейтрализовать её, понять адресатам телеграммы было легко. Вызвать же недоумение, непонимание должно было иное. Прежде всего, требование изгнать противника. Ведь это было сделано, и совсем недавно, о чём Склянский не мог не знать. А во-вторых, никто не знал, где же проходит граница с Эстонией. Ведь Москва ещё не признала, и пока не собиралась признавать Ревельское правительство и, следовательно, независимость соседней республики.
Единственное, что могли сделать Гиттис и командарм-7, бывший полковник царской армии М.С. Матиясевич – посчитать условной границей линию обороны, занятую эстонскими войсками. Линию, протянувшуюся от деревни Пейпикя, расположенной неподалёку от берега Копорского залива, до западных окраин Ямбурга. Так им и пришлось поступить.
Воспользовался затишьем на северном участке Западного фронта и Чичерин. В ноте правительству Эстонии, направленной месяц спустя, 31 августа, указал: «Несмотря на то, что Ревельское правительство под давлением держав Согласия… до сих пор ведёт военные операции против Российской Социалистической Федеративной Советской Республики вместе с белогвардейцами в пределах Петроградской и Псковской губерний /нарком имел в виду продолжавшуюся оккупацию силами эстонцев Иван-города, а Булак-Балаховича – Гдовского уезда – Ю.Ж./, Русское Советское Правительство, взявшее обратно Ямбург, а затем Псков, обращается к нему с предложением вступить в мирные переговоры, которые имели бы целью установить границы Эстляндского государства, пределы нейтральной зоны между русскими и эстляндскими войсками, а также другие детальные вопросы на базисе неуклонного признания независимости Эстляндского государства».55
О большем в Ревеле и мечтать не могли. Москва открыто, официально заявила о готовности признать независимость республики, которую только что (и с огромным трудом) удалось отстоять от генерала Гольца. Ну, а не самое лучшее положение на фронтах РСФСР позволяло выторговать ту границу, которая устроила бы, прежде всего, Ревель.
Как ни странно, но нота Чичерина, выражавшая, судя по всему, позицию Ленина и Троцкого, оказалась прямым ответом на меморандум Д. Керзона, министра иностранных дел Великобритании от 16 августа. Напомнившим участникам Парижской мирной конференции о том, что Колчак так до сих пор и не выполнил требования, изложенные Советом Четырёх в ноте от 26 мая. В том числе, не признал независимость государств, возникших на территории бывшей Российской Империи. Потому-то Керзону и пришлось напомнить союзникам:
«На Западном русском фронте Польша, прибалтийские государства – Литва, Латвия и Эстония – ведут военные действия против Советского правительства. Поскольку дело касается прибалтийских государств, их сопротивление находится в зависимости, главным образом, от размеров материальной помощи, которую они надеются получить, а также от той политики, которой союзники желают следовать по отношению к их национальным стремлениям.
С политической точки зрения создавшееся сейчас положение в высшей степени неудовлетворительно. Правительство Его Величества признало де факта Временные правительства Эстонии и Латвии в Ревеле и Либаве, а представители союзников в Париже постановили в пятом условии, связанном с признанием ими Колчака, что «в том случае, если взаимоотношения между Эстонией, Латвией, Литвой, кавказскими и закаспийскими территориями и Россией не будут в непродолжительный срок налажены путём добровольного соглашения, то вопрос об их положении будет разрешён с привлечением и в сотрудничестве с Лигой Наций. До тех пор, пока оно не войдёт в силу, правительство России должно дать согласие на признание этих территорий автономными и подтвердить те взаимоотношения, какие существуют в настоящее время между их правительствами де факта и державами союзной коалиции».
Однако никаких дальнейших шагов к тому, чтобы обеспечить содействие прибалтийских государств, в той политике, которую выработали союзные державы, сделано не было, и ничего не было сообщено представителям этих держав в Париже, несмотря на их многократные просьбы о том, чтобы их информировали о намерениях союзных правительств. В результате возникло серьёзное недовольство, как в Латвии, так и в Эстонии, Литве».56
Фактическое признание Чичериным требований, на которых настаивала Антанта, неизбежно привело к серьёзным, хотя и предельно скрытным разногласиям в советском руководстве. Троцкий, дважды выступавший в те дни (27 августа – в Моссовете, 1 сентября – в Петросовете), преднамеренно говорил о положении лишь на основных фронтах, Восточном и Южном, всячески убеждая слушателей, что никаких особых трудностей у Красной Армии нет, и что победа не за горами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});