Данил вдруг ощутил, как откуда-то из середины груди поднимается кипящая волна такой жуткой ненависти, боли и горечи – аж сердце защемило. Рывком вздернув левой рукой ставшего теперь бесполезным «языка» вверх, он правой выхватил нож и всадил его по самую рукоять в глаз человека. Пленный конвульсивно дернулся, мягко заваливаясь назад – и это судорожное движение, отдавшееся горячей волной по всему телу, вернуло Добрынина в реальность. Время снова потекло привычно, и тело вновь стало таким же послушным, как и прежде, не оттесняя больше собственное «я» на периферию сознания. Он присел, складывая лодочкой ладони, зачерпнул воды, нимало не смущаясь изрядного количества крови в ней – и плеснул в горящее огнем лицо. Фыркнул, разбрызгивая вокруг, подняв голову и поглядел на стоящего перед ним Шрека.
– Ну что Леха… Все слышал?
Шрек тоже присел, окунул ручищи в воду, принялся оттирать кровь. Кивнул медленно:
– Слышал, Добрыня…
– Вот так, Леха. Палка о двух концах… Правильно отец Кирилл говорил… Шли мы с войной, хлеб отбирать у людей, по праву сильного – а вот оно как, против нас обернулось… Но Санька-то, Санька каков – даже тогда уже почуял! У нас у всех от предвкушения крыши посрывало – а он один остался, кто трезво мыслил! Ведь тогда же, перед самым выходом, мы с ним говорили, он еще удивлялся, почему это полковник ни гарантий никаких не потребовал, ни доказательств… А оно вон как! Да нахрена ему доказательства, когда он нас всех с потрохами продал, с-с-сука! – Данил почувствовал, как внутренности его снова скручивает в тугой ком от нахлынувшей жгучей ненависти.
– Что же… теперь? – помолчав, спросил Шрек.
– Путь у нас теперь один – домой. Но сначала наверх надо выйти. Не забыл – нас еще один снаружи стережет. А может, и подмогу запросил. Так что как выходить будем – максимум осторожности. Я первый, ты – следом, тебе Вана тащить. К тому же – уник на мне. Выходим – и в лес. Дальше остаешься с Ли, а я отлучусь ненадолго. Гляну что да как, может, чего полезного прихвачу…
– «Тигра» бы… – протянул Леха.
– «Тигра» бы, – повторил Данил и горько усмехнулся. – Нет, с КШМ нам неудобно будет. Пешком пойдем. На КШМ нас выследить – как два пальца… Догонят на квадрах, тормознут, повиснут, как псы на медведе, а там и остальные подоспеют.
– Пешком домой? До зимы-то успеем? – почесал Шрек затылок.
– Должны успеть, – Данил поднялся. – Нет у нас иного выхода. Все, хватит сидеть. Вперед!
* * *
Против ожиданий, трубу снаружи никто не караулил. Вероятно, Хасан не счел нужным вылавливать ушедших из-под ножа сталкеров поодиночке, справедливо полагая, что реальной угрозы они уже не представляют. Напарники, страхуя друг друга, без помех выбрались из трубы и, отойдя метров на триста в лес, расположились под огромной разлапистой елью.
– Здесь, – осматриваясь вокруг, пробормотал Данил. – Сидите тут, ждите меня. Я огляжусь только – и сразу обратно.
Бой, похоже, был в самом разгаре. Артподготовка закончилась, и теперь с той стороны, куда сейчас сквозь густой подлесок продирался Добрынин, слышался только треск очередей, разрывы гранат, да уханье танковых пушек – в наступление пошла пехота. Видимо, Хасану мало было раздолбить врага с дальних подступов тяжелой артиллерией – нужно было еще и зачистить селение, вырезать гарантированно, подчистую.
Обосновавшись на высоком густом дереве, аккурат посредине между добиваемым поселком и насыпью, на которой стоял бронепоезд, Данил отстегнул шлем, с которым не успел еще освоиться, повесил на пояс, вытащил из подсумка бинокль и принялся осматриваться. «Юкон» давал прекрасную картинку, да к тому же и расстояние было невелико – километр, не больше.
Первым делом оглядел бронепоезд. Весь его вид свидетельствовал, что местные тоже были не лыком шиты. Бронепоезд хоть и стоял еще на рельсах, но выглядел куда как хуже, чем в тот раз, когда Данил увидел его впервые. Тепловоз раздолбан, коптит, у двух броневагонов в бортах здоровенные пробоины, а третий вообще одной из колесных пар лишился, стоит, скособочившись. Бронеплощадки и теплушки разбиты через одну… Но больше всего досталось вагону управления – бойцы поселка знали, куда бить в первую очередь. Весь в рваных дырах словно дуршлаг, башня наблюдения сорвана, валяется под откосом, оба перископа вдребезги, от выносного модуля связи и тарелки спутниковой антенны одни лохмотья остались…
«Его проще бросить, чем обратно тащить, – злорадно усмехнулся Данил, которому теперь любая мысль об уроне, причиненном Братству, доставляла жгучее удовлетворение. – С такими повреждениями они даже тепловоз не заведут… Ах да… У них, кажется, еще «черный паровоз» есть… Его в бой не вводят, на подходах оставляют…»
Полюбовавшись еще пару минут на неподвижный состав, он перевел взгляд на поле боя. Хасан, похоже, решил не распылять силы, а сконцентрировал основной удар на одном направлении, пустив с других сторон небольшие группы для отвлечения внимания. Пока эти мелкие группки кусали периметр, приняв на себя все основное внимание и огонь обороняющихся, основная ударная группа под прикрытием артиллерии подобралась к бетонке, которая была уже изрядно побита пушками и минометами бронепоезда, и, заняв плацдарм, принялись методично выгрызать у противника кусок за куском. Танки, судя по реву дизелей и лязгу траков, уже действовали на территории поселка в тесном взаимодействии с пехотой, а это значило, что территория комбината совсем скоро будет основательно вычищена.
«И нашими руками тоже, – напомнил себе Данил. – Все мы в этом замешаны…»
Он перенес сектор наблюдения с периметра на подступы к бетонке, сплошь усеянные телами, и с горечью усмехнулся. Этого следовало ожидать: вперед Хасан пустил не своих бойцов, а чужих – войсковых и вокзальных. Вот Кислый лежит, раскинувшись, вон Лютый. Чуть дальше – Одноглазый из войсковых, свернулся калачиком, живот зажимает. А рядом с ним и сам Михалыч. Строго в небо смотрит, будто видит там что-то очень серьезное и к улыбке совсем не располагающее.
– Ух, ответите мне, суки… – сжав до онемения челюсти, тихо прохрипел Данил. – За все спрошу, найду способ… Все гнездо ваше клятое выжгу, жизнь на это положу!
Внизу вдруг шумнуло, и он буквально приклеился к дереву. Отлип осторожно, глянул вниз – у ствола стоял Шейдер и с усмешкой глядел вверх. Дернул стволом в руке – слезай, типа.
– Только осторожно сползай. Руки держи на виду и голову. А то я человек мнительный, бабахну ненароком, а Хасан о тебе как об особо ценном экземпляре отзывался. Желает тебя воочию лицезреть.
Рука дернулась было к поясу, но Шейдер с улыбкой качнул головой. Да Добрынин и сам уж понял, что затея бесполезная, – враг успеет в нем дырок навертеть, пока он шлем натягивает.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});