— Как вы думаете, кто-нибудь из тех, кого мы знали на Земле, остался жив? — спросил солдат однажды утром, когда они жарили на небольшом костре форель.
— Нет, — сказал Мирский.
Солдат удивленно покачал головой.
— Вы так думаете?
— Это крайне маловероятно.
— Даже для высшего руководства?
— Может быть. Но я не был знаком ни с кем из них.
— Гм. — Солдат помолчал, потом, словно это относилось к делу, добавил: — Вы знали Сосницкого?
— Почти не знал.
— Я думаю, он был хороший человек, — сказал солдат, снимая форель с огня и ловко разделывая ее ножом. Он протянул половину Мирскому и бросил голову и кости в кусты.
Мирский кивнул и стал есть рыбу — с кожей и всем прочим, — задумчиво жуя, пока не заметил серебристый отблеск между деревьями позади солдата. Он замер. Солдат заметил его взгляд и повернул голову.
Между деревьями проплыл длинный металлический предмет и остановился в нескольких метрах от них. Глаза Мирского расширились; предмет напоминал хромированный русский православный крест с тяжелой каплей в нижней части. На пересечении перекладин располагалось ярко светящееся красное пятно.
Солдат встал.
— Это американцы? — спросил он.
— Не думаю. — Мирский тоже встал.
— Джентльмены, — произнес по-английски женский голос. — Не беспокойтесь. Мы не причиним вам вреда. Детекторы сообщают, что здесь находится воплощенный индивидуум, подвергшийся восстановительной операции.
— Это американцы, — констатировал солдат, отступая и готовясь бежать.
— Кто вы? — спросил Мирский тоже по-английски.
— Вы тот, кто подвергся восстановительной операции?
— Думаю, да. Да.
Солдат издал своеобразный горловой звук и бросился бежать, ломая кусты.
— Это я, не беспокойтесь о нем.
Из-за деревьев медленно вышла женщина, одетая в черное. На мгновение Мирскому показалось, что это американка — из-за формы, — но потом он заметил, что стиль ее одежды совершенно другой. И прическа — волосы, подстриженные ежиком по бокам и волной спускающиеся сзади — явно не американская. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы обнаружить отсутствие ноздрей и увидеть уши, маленькие и округлые. Она остановилась рядом с блестящим крестом и протянула руку.
— Вы не гражданин Аксиса, верно? Не ортодоксальный надерит?
— Нет, — сказал Мирский. — Я русский. Кто вы?
Она коснулась перекладины креста, и между ними в воздухе замигали вспышки света.
— Не последуете ли вы за мной? Мы собираем всех обитателей этих камер. Вам никто не причинит вреда.
— У меня есть выбор? — все так же спокойно спросил он. Может ли человек, который уже один раз умер, испытывать страх?
— К сожалению, нет, — с любезной улыбкой ответила женщина.
Джудит Хоффман только что завершила девятичасовой марафон по перераспределению функций между членами персонала НАТО на Камне. Берил Уоллес настояла на том, чтобы после этого она вернулась в женский коттедж. Хоффман мгновенно заснула, настолько измотанная, что ей потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя, и еще несколько секунд для того, чтобы понять, что ее разбудило. Слышался непрекращающийся звонок интеркома. Она нажала кнопку.
— Хоффман, — сказала она плохо слушающимся языком.
— Это Джозеф Римская из четвертой камеры. Джудит, тут целое нашествие буджумов — я сам видел двоих.
— Вот как?
— Они металлические, крестообразной формы, носятся над нашим комплексом и над русскими территориями тоже. Мы пытаемся проследить за некоторыми. Только в этой камере их, наверное, двадцать или тридцать. Они везде.
Хоффман заскрежетала зубами и протерла глаза, прежде чем посмотреть на часы. Она спала меньше часа.
— Вы сейчас в нулевом комплексе?
— Да.
— Сейчас буду.
Она отключилась, и тут же раздался новый звонок. На этот раз в линию включилась Энн, споря с голосом на другом ее конце, пока Хоффман отвечала.
— Извините, Джудит, — поспешно сказала Энн. — Берил сказала, чтобы я позволила вам поспать, а я только на минутку отлучилась…
— Мисс Хоффман, это полковник Беренсон из седьмой камеры…
— Прошу вас, полковник… — вмешалась Энн.
— Это срочно…
— Энн, дайте ему сказать, — попросила Хоффман.
— Мисс Хоффман, наши радары засекают десятки, может быть, сотни объектов, больших и маленьких. Некоторые почти наверняка проникли в скважину и сейчас находятся в шестой камере…
— По крайней мере, в четвертой они уже есть, — сказала Хоффман. — Полковник, свяжитесь с Римская. Он тоже ведет наблюдение. Я приеду в четвертую камеру следующим поездом.
Она собрала свой маленький чемоданчик и побежала вниз в холл, споткнувшись и чуть не упав с лестницы. Она схватилась за перила, пока не прошло головокружение, затем помчалась вниз со всей скоростью, на какую была способна, рискуя сломать шею. Энн встретила Джудит со стаканом воды и таблетками.
— Что это, черт побери? — спросила Хоффман, останавливаясь.
— Гипер-кофеин. Лэньер все время им пользовался.
Хоффман проглотила две таблетки и запила их водой.
— Что на этот раз? — спросила Энн, лицо ее было бледным. — Очередное нападение?
— Не извне, дорогая, — сказала Хоффман. — Где Уоллес и Полк?
— Во второй камере.
— Сообщите им, чтобы они ехали в четвертую камеру, в нулевой комплекс; встретимся там или на нулевом поезде.
Хоффман выбежала из коттеджа, крича, что ей нужна машина до второй камеры. Из кафетерия с рацией в руке выскочил генерал Герхардт, вызывая морских пехотинцев, и призывно помахал Джудит. Дорин Каннингэм встретила ее у заграждения и молча показала на два грузовика, стоявших там.
Они забирались в ближайшую машину, когда взвыла сирена тревоги в научном комплексе. Хоффман отшатнулась и инстинктивно отдернула голову. Над головой изящно парил серебряный крест. Тяжелая капля на конце придавала ему одновременно зловещий и забавный вид. Он напоминал Хоффман какое-то восточное оружие из фильмов восьмидесятых годов о боевых искусствах.
— Это не русские, верно? — спросила она, все еще слегка ошеломленная после прерванного сна.
— Ни в коей мере, мэм, — подтвердил Герхардт, рукой прикрывая глаза от света плазменной трубки. Крест совершил круг над комплексом, затем поднялся к плазменной трубке, превратившись в пятнышко величиной с булавочную головку, и исчез. — Это настоящий. Буджум.
После захода солнца небо потемнело, став синим. Когда последний сплющенный краешек солнца погрузился в океан, появилась темно-коричневая линия облаков, извивавшаяся от горизонта до зенита, где она распадалась на пенистые пряди; края каждой светились пурпурным сиянием. Фарли и Кэрролсон легли спать час назад; сутки в мире франтов составляли около сорока часов. Лэньер был занят своими мыслями, спать ему не хотелось. Он наблюдал с террасы за закатом вместе с Хайнеманом. Патриция еще не выходила из своей комнаты после разговора с Толлером.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});