Читать интересную книгу Димитрий Самозванец - Фаддей Булгарин

Воины бросились на несчастную, у которой от страха выпал нож из рук, схватили ее и потащили. Ксения, ухватясь за няню, громко закричала. Лжедимитрий поспешил к Ксении и, взяв ее в свои объятия, отторгнул от няни. В эту самую минуту дверь в тереме растворилась и вбежали две женщины.

– Калерия! Марина! – воскликнул Лжедимитрий, пустил Ксению и остановился, закрыв лицо руками.

Марина повелительным голосом сказала воинам:

– Оставьте несчастную и удалитесь!

Царь молчал, и воины повиновались царице. Няня бросилась в ноги Марине и воскликнула:

– Спаси нас, спаси! Бог спасет и наградит тебя за нас. Спаси царскую дочь от умысла адского!

– Государь! Я не раба твоя, но жена из вольного народа, не подвластного, но союзного тебе! В сию годину стыда твоего не хочу отягчать тебя упреками, но припоминаю долг священный супружества и благодарности. Исправь беззаконие твое, оставь в покое несчастную сироту; ей каждый взгляд твой должен напоминать бедствие ее рода: она не может тебя любить! Загладь благодеяниями и милостью преступление и возвратись на путь истинный, к сердцу твоей законной жены… Бог простит тебя!

– Нет прощения злодею! – воскликнула Калерия. – Убийца, взгляни на меня! Я не погибла в волнах Днепра. Провидение спасло меня, послав рыбака, укрывавшегося в камышах во время твоего злодеяния; но ты погубил несчастный плод твоей гнусной любви, который я носила под сердцем. Чадоубийца! Посмотри кругом: вот три жертвы твоего разврата, властолюбия и козней! Для всех нас ты изготовил одну пропасть. Но есть Бог правосудный, и ты сам низвергнешься в нее. Не думай, чтоб можно было ругаться безнаказанно клятвами и добродетелью, играть честью и священными обязанностями! Ударит час мщения, расторгнется завеса козней; идол, сооруженный злодеяниями и обманом, распадется на части, и рассеются идолопоклонники! Обманул ты людей, но не обманешь Бога! Помнишь ли, что я сказала тебе на кладбище иезуитского монастыря? Кровь за кровь!

Лицо Лжедимитрия было бледно, уста дрожали. Блуждающими взорами взглянул он на Калерию и содрогнулся.

– Оставь меня, Калерия, оставь меня и не показывайся никогда на глаза. Сделаю все, что ты хочешь, только удались… чтоб я навсегда забыл тебя!

– Нет! я неразлучна с тобою ни в сей жизни, ни в будущей! Убей меня! Вот беззащитная грудь, вот то сердце, в которое ты влил отраву! Рази, не страшись! О, ты не боишься убийства! Но ты уже убил меня; я не живу более для тебя; я обличаю тебя из-за пределов гроба и несу к тебе укор твоего детища, которому ты дал смерть прежде жизни.

Между тем Марина плакала.

– Боже мой! – сказала она, – итак, все то справедливо, что говорили мне в Кракове!

Ксения, держась за няню, дрожала всем телом. Лжедимитрий был вне себя. Кровь в нем воспылала, краска выступила на лице, и глаза засверкали.

– Прочь отсюда! – воскликнул он, обратясь к Калерии.

– Иду! – сказала она тихо, горько улыбнувшись. – Иду и увижусь с тобою в день судный! Ты уже предан анафеме; вскоре грянет гром проклятия – ты увидишь меня пред вратами ада!.. – Калерия вышла, и Лжедимитрий стоял, как окаменелый.

– Государь! Умоляю тебя, отврати от себя гнев Божий и проклятия человеков, – сказала Марина. – Не преследуй более несчастной сироты, добродетельной Ксении!

– Отпусти меня в монастырь, – сказала Ксения. – Я прощаю тебе все зло и буду молиться за тебя и за супругу твою.

– Кончено! Согласен! Выбери себе обитель, завтра же отправлю тебя.

– Да исполнится воля твоя святая, Господи! – примолвила няня, перекрестясь.

– Не угодно ли, чтоб я проводил вас до дворца, государыня? – ^ сказал Лжедимитрий Марине. В безмолвии вышли они из терема и оставили Ксению и няню в изумлении и радости.

– Молись, дитятко, молись и благодари Бога, что он избавил тебя от козней демона! – Ксения бросилась на колени перед образами, а няня стала класть земные поклоны.

* * *

Лжедимитрий, введя Марину в ее комнаты, поцеловал у нее руку и сказал:

– Ты имеешь право быть недовольною. Но забудем все и простим друг другу… Я исполнил все, чего ты желала.

– Но эта Калерия, эта несчастная! – воскликнула Марина. – Страшные клятвы ее раздаются в ушах моих…

– Я не так виновен, как она говорит. Она погибла в борьбе со мною… Она угрожала мне ножом!

– Но ты, государь, разве не презрел любви ее, разве не изменил?

– Заблуждение юности, обман страстей, – возразил Лжедимитрий. – Но кончим это. Завтра не будет в Москве Ксении, и ты должна быть спокойна. Я велю отвезти ее во Владимирский монастырь вместе с ее нянею.

– Я уверена, что пребывание в Москве Ксении и твои частые посещения не укрылись от народа. Димитрий, помысли о себе! На тебя все ропщут и негодуют. Даже вернейшие друзья твои охладевают. Иезуиты недовольны, что ты, вопреки обещанию, не приводишь к папизму твоего народа. Польские послы негодуют на тебя за гордость твою, за принятие нового титула цесаря, которого они не могут признать, и грозят разрывом с Польшею, упрекая тебя в неблагодарности к Польскому королю, удивляясь, что ты до сих пор не платишь долгу и не отдаешь обещанных Польше областей. Польские паны недовольны, что призваны ко двору твоему для одного веселия, а не к должностям, как ты обещал им. Отец мой гневается, что не получил полной уплаты издержек на вооружение и до сих пор не вступил во владение обещанными ему и мне княжествами. Польские воины говорят, что полученная ими награда не соответствует их заслугам. Русские бояре оскорбляются предпочтением, оказываемым тобою полякам, и твой народ в отчаянии от своевольства буйного польского юношества. Все недовольны тобою, все ожидали от тебя более, нежели получили, а ты между тем предаешься забавам – и ничего не делаешь. По долгу жены я обязана высказать тебе истину, которая доходит до ушей моих. Прошу тебя, умоляю, займись делами, кончи все твои расчеты, отправь лишних людей из Москвы и царствуй, а не забавляйся царским достоянием. Я женщина, но, если б я самодержавствовала, тогда бы увидел мир, что может сделать воля венценосца России!

– Тебя напрасно смущают, друг мой, – отвечал царь. – Если б я имел полсвета и вдесятеро более власти, то и тогда не мог бы удовлетворить всем желаниям этой жадной толпы. Но я покажу миру, кто я таков! Лишь только выпровожу гостей моих из Москвы, соберу войско и пойду на неверных. Провозглашу крестовый поход и устремлюсь на разрушение грозного колосса, угрожающего христианству. Изгоню татар из Крыма, возьму Царь-град и заложу новую империю. Тогда займусь просвещением России… Увидишь, Марина, что я сделаю! Ты будешь восточною императрицей… Мы все уже обдумали с Басмановым. Пусть только выедут мои польские гости.

– Но ради Бога, старайся приобресть любовь своего народа. Без этого ты не сделаешь ничего великого.

– Народ любит меня. Между боярами у меня много верных слуг. Разве ты не видишь, как я благодетельствую им? Не верь, Марина, злым толкам!

– Дай Бог, чтоб все это была правда! – сказала Марина.

Лжедимитрий простился с женою и пошел на свою половину.

* * *

Лжедимитрий не мог заснуть. Ночь была тихая, звезды ярко светили на небе; все покоилось вокруг, а царь расхаживал по комнате в глубокой думе. Воспоминания о событиях его жизни, как отдаленные звуки, раздавались в ушах его, смущали его и порождали мрачные предчувствия. Слова Калерии пали на его сердце. Будущая жизнь, мучение ада, суд страшный представлялись его воображению в ужасных образах. Лжедимитрий разбудил Басманова, спавшего в другой комнате.

– Друг мой, – сказал Лжедимитрий. – Ты знаешь схимника Вассиана, который гостит теперь в Чудовом монастыре? Поди немедленно к нему и приведи его ко мне.

– В эту пору! – возразил Басманов.

– Для душевного, равно как для телесного недуга, нет положенной поры. Мне нужен врач духовный. Я хочу побеседовать с Вассианом: его почитают святым… – Царь, сказав это, не ожидал ответа и возвратился в свою комнату.

Басманов поспешил одеться и лишь только хотел выйти, царь снова позвал его к себе.

– Нет, не ходи к Вассиану, – сказал он, – я знаю наперед, что он станет мне говорить. У этих отшельников и святителей все одно и то же на языке…

– Государь! Правда одна и неизменна! Кого ни спросишь об ней в одном деле, все добрые отвечают одинаково.

– Я хотел молиться, но ум мой так встревожен, душа так омрачена и уныла, что не могу собрать мыслей. Ты знаешь, что не должно приступать к молитве в рассеянности. Поди лучше приведи ко мне патера Савицкого и вели, чтоб он принес с собою свою "Большую книгу".

Басманов вышел, а Лжедимитрий лег на постель, закутав голову, и старался заснуть, но сон бежал от глаз его.

Чрез час возвратился Басманов с патером Савицким и, оставив его в коридоре, вошел потихоньку в комнату царя. Думая, что он спит, Басманов хотел возвратиться, но Лжедимитрий быстро встал с постели и спросил: