Внезапно солнце прорвалось сквозь облака, осветив нас десятерых длинными рубиновыми и золотыми лучами, и я немедленно потерялась в красоте собственной кожи в закатном свете. Я была ошеломлена этим зрелищем.
Ренэсми погладила гладкую алмазно-яркую кожу, затем приложила свою руку рядом с моей. У ее кожи была лишь слабое свечение, изящное и таинственное. Ничего такого, что заставило бы ее сидеть внутри в солнечный день как мое пылающее свечение. Она коснулась моего лица, думая о различии и чувствуя недовольство.
— Ты самая красивая, — уверила я ее.
— Не уверен, что я могу согласиться с этим, — сказал Эдвард, и когда я развернулась, чтобы ответить ему, солнечный свет на его лице ошеломил меня до такой степени, что я потеряла дар речи.
Джейкоб прикрыл лицо рукой, притворяясь, что защищает глаза от яркого свечения.
— Странная Белла, — прокомментировал он.
— Что она за удивительное создание, — пробормотал Эдвард, почти соглашаясь с ним, как будто комментарий Джейкоба был комплиментом. Он был одновременно великолепен сам и ослеплен моим великолепием.
Это было странное чувство — не удивление, я предполагаю, что теперь мне все кажется странным— это в некоторым роде было естественным состояние. Как человек, я никогда не была в чем-нибудь хороша. Я не плохо справлялась с Рене, но вероятно много людей, справились бы лучше; Фил, справлялся весьма не плохо. Я была хорошей ученицей, но никогда не была лучшей в классе.
Очевидно, что меня можно вычеркнуть из спортивных достижений. Я ни рисовала, ни музицировала, никаких особых талантов, какими можно было бы похвастаться. Никто никогда не давал наград за чтение книг. После восемнадцати лет посредственности, я привыкла к тому, чтобы быть средней. Теперь я поняла, как давно забросила любые стремления быть яркой в чем-нибудь. Я лишь прикладывала все усилия к тому, с чем имела дело, и никогда не вписывалась в свой мир.
Таким образом, все было действительно по-другому. Теперь я была удивительная — для них и для самой себя тоже. Словно я была рождена, чтобы быть вампиром. Сама идея заставила меня рассмеяться, но еще мне захотелось петь. Я нашла свое истинное место в мире, место, в которое я вписалась, место, где я блистаю.
Глава 27
Дорожные планы
С тех пор, как я стала вампиром, мое отношение к мифологии стало гораздо серьезнее.
Часто, когда я задумывалась о своих первых трех месяцах бессмертия, я представляла, как могла бы выглядеть сейчас моя нить в полотне Судьбы, на тот случай, если все-таки оно существует. Я была уверена, что моя нить должна была изменить цвет. Я думала, что сначала, вероятно, она была светло-бежевая, что-нибудь сопутствующее и не выделяющееся, отлично подходящее для тканой основы. Теперь же моя нить должна была быть насыщенного темно-красного цвета или цвета переливающегося золота.
Гобелен из нитей моей семьи и друзей, оплетенных вокруг меня, был прекрасной, светящейся вещью, полной их ярких, дополняющих друг друга цветов.
Я была удивлена теми нитями, что пришлось вплетать в мою жизнь. Оборотни, с их глубокими древесными цветами, были не тем, что я ожидала; Джейкоб и Сэт, конечно, но и мои старые друзья, Квил и Эмбри стали частью ткани, присоединившись к стае Джейкоба, даже Сэм и Эмили стали радушнее. Отношения между нашими семьями стали проще, в основном благодаря Ренесми — ее легко было любить.
Сью и Леа Клиурвотер тоже стали частью нашей жизни больше, чем я могла ожидать. Сью, похоже, взяла на себя заботу о Чарли, стараясь облегчить для него вовлечение в мир невероятного. Она приходила вместе с Чарли к Калленам достаточно часто, но ей никогда не было у них настолько комфортно, насколько себя чувствовал ее сын и большинство стаи Джейкоба. Она почти не разговаривала, она просто старалась быть рядом с Чарли, оберегая его.
Она всегда была первым человеком, на которого он смотрел, когда Ренесми вытворяла что-то из ряда вон выходящее, а это случалось часто. В ответ, Сью многозначительно смотрела на Сэта, как бы говоря «Да, расскажи-ка мне об этом».
Лее было еще менее комфортно, чем Сью, она была единственной из нашей недавно увеличившейся семьи, кто с неприкрытой враждой относился к объединению. Однако у нее с Джейкобом было новое соглашение, которое удерживало ее рядом с нами. Я однажды спросила об этом у Джейкоба, нерешительно, потому что не хотела просто любопытствовать, но их отношения настолько отличались от уже привычных, что мне стало интересно. Он пожал плечами и сказал, что это дела стаи. Теперь она была второй по главенству в стае, его Бетой, как сказала я, когда-то очень давно.
— Я понял, что раз уж я на самом деле стал вожаком стаи, — объяснил Джейкоб, — то надо было уладить все формальности.
Новая ответственность вынуждала Лею часто встречаться с Джейкобом для отчетов, а так как он был постоянно с Ренесми…
Лее не доставляла радость необходимость быть рядом с нами, но она была исключением. Счастье было основной составляющей моей новой жизни, основным рисунком на гобелене. Настолько, что наши отношения с Джаспером стали гораздо ближе, чем я могла когда-либо надеяться. Хотя в первое время меня это напрягало.
— Бо-о-оже, — пожаловалась я однажды вечером Эдварду, после того как мы уложили Ренесми в ее кованую кроватку, — если уж я не убила Чарли и Сью до сих пор, то это точно уже никогда не случится. Я бы хотела, чтобы Джаспер перестал кружить возле меня все время!
— Никто не сомневается в этом Белла, ни на йоту, — уверил он меня, — ты ведь знаешь Джаспера, он не может устоять, когда чувствует хорошую эмоциональную атмосферу. А ты настолько счастлива все время, что он старается быть ближе к тебе, не задумываясь об этом.
А потом Эдвард крепко обнял меня, потому что ничто не радовало его больше, чем переполнявший меня восторг от моей новой жизни. И я была в эйфории основную часть времени, потому что днем мне не хватало времени, чтобы полностью насладиться восхищением от моей дочери, а ночью — не хватало часов, чтобы унять мою потребность в Эдварде.
Н у этой радости была и обратная сторона. Если перевернуть ткань наших жизней, то мне казалось, что рисунок с этой обратной стороны сплетен из унылых серых нитей сомнений и страха. Ренесми произнесла свое первое слово, когда ей была всего одна неделя. Этим словом было «Мама», которое бы осчастливило весь мой день, если бы я не была настолько испугана ее прогрессом, что мне пришлось заставлять свое застывшее лицо улыбаться ей в ответ. Легче мне не стало оттого, что ее первое слово тут же на одном дыхании продолжилось ее первым предложением.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});