Когда утро просочилось сквозь узкие окна госпитального кафетерия, Другая впервые за четырнадцать с лишним часов, по настоянию Марчетти, глотнула горячего кофе. Только что потеряв мачеху и лучшую подругу, девушка отчаянно боролась за жизнь отца. Роковая звезда убийства сияла над Беддловской финансовой империей. Буффало очень беспокоился, как бы такое напряжение не сказалось на здоровье девушки. Всю ночь на его глазах она крутилась как заведенная, и только каких-нибудь два раза за ночь утомленно прикладывала голову к сильному, крепкому плечу сержанта.
— Я знаю, пала выживет. Он боец, — она закусила верхнюю губу. — Я останусь здесь, сколько потребуется, чтобы обеспечить самый лучший уход.
— Другая, — Буффало поймал ее руку на стойке. — Я хочу, чтобы ты была в курсе событий. Тенди должны забрать для предъявления ей обвинения в покушении на убийство. Даже с учетом того, что реальных свидетелей преступления не существует, налицо мотив и возможность для его совершения. Если ты поддержишь обвинение, я не вижу никаких проблем для того, чтобы…
Свирепый взгляд Другой остановил его. Огромные, близорукие оленьи глаза сверкали сейчас, как два прожектора мощностью в пятьсот мегаватт. Но он продолжил, считая, что она должна знать о том, что произошло, и лучше раньше, чем позже.
— Бранкузи уже прошел экспертизу. Единственные отпечатки пальцев, обнаруженные на нем, принадлежат Флинг, их много, и они по всей поверхности. — Вид у Буффало был раздраженный. — На Тенди наверняка были перчатки.
Другая, опустив ресницы, думала: "Кровь на Бранкузи, и ничего, кроме отпечатков пальцев Флинг, будто ее дух совершил это убийство".
— Сержант Марчетти, — Другая обратилась к полицейскому детективу по званию, — никаких обвинений быть не должно. Мой отец сильно сдал после смерти Флинг. Последнее время он вел себя иррационально, отделываясь от выгодных компаний и старых друзей. Мы все были поражены. Он был вне себя от горя. Ничего удивительного, что он, поскользнувшись, упал затылком на скульптуру, раскроив себе голову.
— Другая, не делай этого. Тенди виновна!
— Виновна? Тенди любила моего отца. Как и все мы. Ни один из нас не способен причинить ему вред. — Голос у нее снова был звонкий и строгий. — Полагаю, уже достаточно зла. — Она решительно выдернула руку и поглядела на свое прозрачное запястье. — Не могли бы вы позаботиться о том, чтобы полиция получила надлежащим образом оформленный протокол о несчастном случае с моим отцом? Хватит плодить несчастья, прикрываясь именем Беддла, сержант Буффало! Я не хочу, чтобы еще кто-то пострадал из-за этого несчастного случая. — Ее глаза искрились золотом.
Штурмхоф
— Никак не могу решить, куда это поставить. Может быть, в той комнате, где она жила? Но когда она последний раз останавливалась там, она была подавлена! Я мог бы поставить ее на каминную полку, но там она будет проинвентаризована и, не дай Бог, выслана в какой-нибудь другой твой замок.
Фредди, скрестив ноги на манер индейца, сидел на полу малахитовой туалетной комнаты замка Штурмхоф, прижав к груди бесценную урну из нефрита в серебре работы знаменитого в начале века мастера "ар нуво" Лалика. Две изящно изогнутые серебряные ручки были украшены парой красоток, по-лебединому привставших из таких же серебряных филигранных лилий. Внутри, за гладкими нефритовыми стенками, покоился прах лучшей подруги Фредди, Флинг.
— Дорогой, но ты же не можешь всю жизнь сидеть и держать ее на руках? — мягко сказал Вольфи. Фредди вздохнул. Он казался потерянным.
— Я просто не знаю, где ей будет лучше всего.
— Тяжелый случай. По крайней мере, я уверен, что этот ужасный супруг Кингмен не купит ее у тебя обратно.
— Разве только захочет выставить на аукционе "Сотби". Я в какой-то степени увел ее у него из-под носа. У Кингмена Беддла за душой нет даже семейных могил, не говоря уж о фамильном участке на кладбище. Он намеревался закопать ее с чужими людьми, в темноте, в тесном гробу.
— А разве мать, или кто там у нее из родственников, не хотели бы похоронить ее у себя в Далласе? — Барон провел серебряной щеточкой с монограммой по своим холеным вискам.
— Нет. Мать сказала, я, мол, был ей скорее как сестра и она рассчитывает, что я лучше знаю о том, чего желала бы Флинг. Знаешь, много лет назад я и Флинг заключили пакт, что если кто-нибудь из нас умрет раньше другого, то оставшийся в живых кремирует останки и разместит их в красивой погребальной урне или развеет прах по ветру.
— Ну, развей часть праха, а остальное оставь в урне плыть по волнам времени.
— Представляешь, — Фредди скорчил гримасу, — популярнейшая женщина мира сейчас в урне и я держу ее на коленях.
— Что может быть лучше? — улыбнулся барон.
Фредди не мог допустить, чтобы могила Флинг превратилась в туристический аттракцион, как это произошло с захоронениями Элвиса Пресли или Мэрилин Монро. Кроме того, существовала еще одна омерзительная перспектива — эксгумация, то, о чем Флинг и подумать боялась.
Фредди решил, что кремация — лучший выход из положения. Потом он даже смешал прах Флинг с некоторыми из ее ароматов. Кинг и "Кармен Косметикс" соорудят в память Флинг громадный безвкусный монумент по проекту Филиппа Гладстона на кладбище "Вудлон" в Бронкве, на жалком лоскутке земли между могилами Фьореллы Ла Гвардиа, Эдварда Кеннеди и "Дюка" Эллингтона. На кричащем надгробии будет написано: Сью Эллен "Флинг" Беддл. Настоящая же Флинг будет покоиться в тихом и уединенном лесопарке Штурмхофе под присмотром Фредди. Он сидел, обхватив вазу и покачиваясь взад-вперед.
Токио
Сириэлл де Реснэ, не отрываясь, следила, как актер, выпрыгнув из тени, оказывался в поле зрения публики. Отточенное столетиями искусство перевоплощения сделало из коренастого мужчины застенчивую гибкую женщину, чья тонкая шея еле-еле удерживает склоненную голову. Напудренная шея актера своей белизной и безупречностью напоминала фарфор; все в согласии с древней традицией театра "КАБУКИ", где актеры-мужчины, исполняющие все женские роли, играли их с большей женственностью, чем современные девушки-японки, шагающие по тротуарам Гинзы.
Мишима Итояма потянулся к ее руке. Она неохотно позволила его желтым пальцам обхватить свою ладонь, как недавно так же неохотно продала ему дедовский шедевр "Умиротворение" вместе с великолепнейшим из его "Садовых прудов" — подлинники, копии с которых, сделанные Отто Убельхором, Кингмен Беддл продал Мишиме, чтобы сохранить себя и удержать на лету свою авиакомпанию. Кингмен мог бы провернуть идеальное преступление, никто и ничего не заподозрил бы, если бы Мишима, нарушив честное слово джентльмена, не позвонил Сириэлл на Виллу де Жарден, чтобы сообщить, как чудесно смотрится "Умиротворение" на стене его дома возле окна с видом на его собственный изысканный японский сад.