— Я не обязан рассказывать тебе мои сны. Я принц. Я Старк из Винтерфелла.
— Тебе снился Лето?
— Замолчи.
— В ночь праздника урожая тебе снилось, что ты Лето и бегаешь в богороще, правда?
— Перестань! — крикнул Бран. Лето подался к чардреву, оскалив белые зубы.
Жойен Рид, не обращая на них внимания, гнул свое:
— Когда я притронулся к Лету, я почувствовал в нем тебя. Ты и теперь в нем.
— Не мог ты ничего почувствовать. Я был в постели и спал.
— Ты был в богороще, одетый в серую шкуру.
— Это был просто дурной сон…
Жойен встал:
— Я почувствовал тебя. Почувствовал, как ты падаешь. Вот чего ты боишься, да? Падения?
«Да, падения, — подумал Бран, — и золотого человека, брата королевы. Но падения больше». Вслух он этого не сказал. Как он мог? Он не рассказывал об этом ни сиру Родрику, ни мейстеру Лювину — и Ридам тоже не скажет. Если не говорить, то все, может быть, и забудется. Он не хотел ничего помнить — да это, может, и не настоящее воспоминание.
— Ты каждую ночь падаешь, Бран? — тихо спросил Жойен.
Басовитое ворчание вырвалось из горла Лета, и это больше не было игрой. Волк двинулся вперед, ощерившись и сверкая глазами. Мира встала между ним и братом с острогой в руке.
— Отзови его, Бран.
— Жойен его злит.
Мира тряхнула сетью.
— Это твой гнев, Бран, — сказал ее брат. — И твой страх.
— Неправда. Я не волк. — Однако он выл с ними по ночам и чувствовал вкус крови в своих волчьих снах.
— Часть тебя — это Лето, а часть Лета — это ты. Ты это знаешь, Бран.
Лето ринулся вперед, но Мира загородила ему дорогу, грозя своим трезубцем. Волк шмыгнул в сторону, сделал круг и стал подкрадываться. Мира повернулась к нему лицом.
— Отзови его, Бран.
— Лето! Ко мне, Лето! — крикнул Бран и хлопнул себя ладонью по ляжке так, что руке стало больно — но мертвая нога ничего не почувствовала.
Волк снова бросился вперед, и снова Мира отогнала его, пригрозив острогой. Лето увернулся и отскочил назад. Кусты позади чардрева зашелестели, и оттуда появилась черная поджарая фигура с оскаленными зубами. Бран почуял запах ярости Лета. Волосы у Брана на затылке встали дыбом. Мира придвинулась к брату, волки были по обе стороны от них.
— Бран, отзови их.
— Не могу!
— Жойен, лезь на дерево.
— Нет нужды. Не в этот день мне суждено умереть.
— Быстро! — вскричала она, и Жойен полез на чардрево, цепляясь за вырезанный на нем лик. Волки приближались. Мира, бросив острогу и сеть, подпрыгнула и ухватилась за ветку у себя над головой. Лохматый Песик щелкнул зубами, едва не задев ее лодыжку, но она уже подобрала ноги. Лето сел и завыл, а Лохматый Песик принялся трепать сеть.
Только тогда Бран вспомнил, что они тут не одни. Он сложил руки у рта и позвал:
— Ходор! Ходор! Ходор!! — Он чувствовал сильный испуг и почему-то стыд. — Ходора они не тронут, — заверил он своих сидящих на дереве друзей.
Вскоре послышалось нестройное, без слов, пение. Ходор прибежал от горячих прудов полуодетый и весь в грязи, но Бран никогда еще так ему не радовался.
— Ходор, помоги мне. Прогони волков.
Ходор принялся за дело рьяно — он махал руками, топал ногами и бегал от одного волка к другому, крича: «Ходор! Ходор!» Лохматый Песик, рыкнув напоследок, удрал в кусты, а Лето вернулся к Брану и лег рядом с ним.
Мира слезла, подхватила с земли острогу и сеть, не сводя глаз с Лета.
— Мы еще поговорим с тобой, — пообещала она Брану.
«Но это ведь волки, а не я», — подумал он. Бран не понимал, с чего они так озверели. Может, мейстер Лювин и прав, что держит их в богороще.
— Ходор, — сказал Бран, — отнеси меня к мейстеру.
Башенка мейстера под вороньей вышкой принадлежала к числу излюбленных мест Брана. Лювин был безнадежным неряхой, но нагромождение его книг, свитков и бутылок казалось Брану столь же знакомым и успокоительным, как мейстерова плешь или широкие рукава его просторных серых одежд. Вороны Брану тоже нравились.
Лювин сидел на высоком табурете и что-то писал. С отъездом сира Родрика все хозяйственные заботы по замку пали на его плечи.
— А-а, мой принц! Что-то вы рано сегодня явились на уроки. — Мейстер каждый день по нескольку часов давал уроки Брану, Рикону и Уолдерам Фреям.
— Ходор, стой смирно. — Бран ухватился руками за стенной светильник, подтянулся и вылез из корзины. Какой-то миг он висел на руках, потом Ходор перенес его на стул. — Мира говорит, что у ее брата зеленый глаз.
Мейстер почесал нос гусиным пером.
— Вот как?
— Да. Вы говорили, что зеленым зрением обладали Дети Леса, — я помню.
— Некоторые их мудрецы будто бы имели такую власть — их называли «видящими сквозь зелень».
— Это было волшебство?
— Можно и так сказать, за неимением лучшего слова. Но в сущности это просто знание особого рода.
— Как они это делали?
Лювин отложил перо.
— Никто не знает толком, Бран. Дети Леса ушли из мира, и мудрость их ушла с ними. Мы думаем, что это было как-то связано с ликами на деревьях. Первые Люди верили, что видящие сквозь зелень каким-то образом способны смотреть глазами чардрев. Потому-то люди и рубили деревья, когда воевали с Детьми Леса. Считается также, что древовидцы имели власть над лесными зверями, птицами и даже рыбами. Маленький Рид хочет сказать, что он тоже обладает такой силой?
— Нет, не думаю. Но Мира говорит, что он видит сны, которые иногда сбываются.
— Все мы видим сны, которые иногда сбываются. Ты, скажем, увидел своего лорда-отца в крипте еще до того, как мы узнали о его смерти, — помнишь?
— Рикон тоже его видел. Нам приснился одинаковый сон.
— Ты можешь назвать его зеленым, если хочешь… но не забудь при этом о тех десятках тысяч ваших с Риконом снов, которые не сбылись. Помнишь, я рассказывал тебе о цепях, которые каждый мейстер носит на шее?
Бран подумал немного, вспоминая.
— Мейстер выковывает свою цепь в Цитадели Староместа. Вы надеваете ее на себя, потому что даете обет служения, и она сделана из разных металлов, потому что вы служите государству, а в государстве живут разные люди. Изучив какую-нибудь науку, вы прибавляете к цепи еще одно звено. Чугун дается за искусство воспитывать воронов, серебро — за врачевание, золото — за науку счета и цифири. А дальше я не помню.
Лювин продел палец под свою цепь и стал поворачивать ее дюйм за дюймом. Шея у него для человека маленького роста была толстая, и цепь сидела туго, но все же поддавалась вращению.
— Это валирийская сталь, — сказал мейстер, когда ему на кадык легло звено из темно-серого металла. — Только у одного мейстера из ста есть такое. Оно означает, что я изучил то, что в Цитадели называется «высшими тайнами» — то есть магию, за неимением лучшего слова. Захватывающая наука, но пользы от нее мало — вот почему лишь немногие из мейстеров дают себе труд заниматься ею.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});