Читать интересную книгу Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России - Савелий Дудаков

Очерк 6

"ЕВРЕЙСКИЙ ВОПРОС" НА ОКРАИНАХ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ

КРОВАВЫЙ НАВЕТ

«Многие народы вписали свои имена в тысячелетний мартиролог еврейства, но лишь немногие займут там такое видное – и, конечно, незавидное – место, как народ украинский. С середины 17-го века этот народ в моменты политической смуты исполняет "миссию" истребления еврейства с большим рвением, чем его предшественники в века крестовых походов. Самый последний подвиг его на этом поприще, совершившийся на наших глазах, превзошел по своим размерам все погромы и "резни" былых веков. Миссия Украины в истории еврейства, вероятно, еще не закончена…» Тяжелые и справедливые слова великого историка. И пророчество1.

Прочтем несколько строк Н.И. Костомарова, отнюдь не самого большого почитателя еврейства: "Убийства сопровождались варварскими истязаниями: сдирали с живых кожу, распиливали пополам, забивали до смерти палками, жарили на угольях, обливали кипятком, обматывали голову по переносице тетивою лука, повертывали голову и потом спускали лук, так что у жертвы выскакивали глаза; не было пощады грудным младенцам. Самое ужасное остервенение показывал народ к иудеям: они осуждены были на конечное истребление (курсив мой. – С. Д.), и всякая жалость считалась изменою. Свитки закона были извлекаемы из синагог: казаки плясали на них и пили водку, потом клали на них иудеев и резали без милосердия; тысячи иудейских младенцев были бросаемы в колодцы и засыпаемы землею. По сказанию современников, в Украине их погибло тогда до ста тысяч, не считая тех, которые померли от голода и жажды в лесах, болотах, подземельях, и потонули в воде…"2 Я всегда испытываю неловкость, разговаривая с евреем-украинофилом. Пример тому – в поэме Михаила Светлова "Хлеб" (1927), где жертва погрома прощает погромщику смерть своих детей:

"

Извиняюся, Либерзон,За ошибку свою извиняюсь!Был я очень уж молодым,И к тому же довольно пьяным…" …И стучит, стучит учащенноСердце старого Либерзона.Эта речь его душу греет,Словно дружеская услуга…Извиниться перед евреем –Значит стать его лучшим другом."Я очень доволен!Я рад чрезвычайно!Допускаю возможность,Что погром – случайность,Что гром убил моих дочерей,Что вы – по натуреПочти еврей… ….Глухо стучит одинокий маятник…Игнатий Петрович,Вы меня понимаете?"Только ветер и снег за окном,И зари голубое зарево,И сидят старики вдвоем,По-сердечному разговаривая…3

В последнее время наблюдаются попытки пересмотреть историю Хмельнитчины. "Защитники" украинцев указывают на тенденциозность еврейских хроник и документов, объясняемую, в частности, тем, что их авторы обращались к западным общинам за материальной помощью и потому-де сгущали краски. Действительность была намного лучше… Не вдаваясь в бесполезную полемику, приведем лишь краткое свидетельство нейтрального источника. "Отписка Вяземских воевод с вестями о событиях в Польше, о казацкой войне, о взятии казаками Гомеля" (6 июля 1648 г.): "…Да они ж де (казаки) взяли город Гомель, и в том де городе побили жидов человек с восьмсот, а с женами и детьми больши дву тысечь… Сведения эти доставлены воеводе посадским человеком Федькой Вязниным, собравшим их в Дорогобуже, в Смоленске и в Могилеве"4.

Интересно в связи с нашей темой проследить биографию такого писателя, как Иероним Иеронимович Ясинский (1850-1931).

Человек, родившийся в польско-украинской помещичьей семье, в дворянской усадьбе, со всеми ее лубочными аксессуарами дореформенного времени, студент естественного факультета Киевского университета, увлеченный народничеством и экспериментами в области женской эмансипации, писатель так называемых передовых взглядов, становится на крайне монархические позиции, редактирует такой солидный орган, как "Биржевые ведомости" (1898-1902), публикуется исключительно в консервативной прессе, развлекается писанием скабрезных романов и повестей, занимается мистицизмом и увлекается модернизмом – и так вплоть до 1917 года. Что ж здесь удивительного? Мало ли кто начинал левым, а кончал правым лагерем? Тот же Федор Михайлович, например… Так оно, и не так. Нашего героя, когда ему было уже под 70 и он имел вполне устоявшийся социальный облик, "вдруг" озарил свет Октября (как он деликатно пишет в воспоминаниях, "внезапный большевизм"). И он верой и правдой, в меру своего скромного дарования, служит советской власти. "Грязный, злой старикашка" (по характеристике М. Горького) становится членом ВКП(б)! Это ли не метаморфоза?

Кстати сказать, "дьявольская власть" не всегда отвергала единомышленников Ясинского. Да, она расстреляла М.О. Меньшикова, но из того же монархического и юдофобского лагеря в своей постели, может быть и холодной, но своей, умерли и Д.И.

Иловайский, и В.В. Розанов, и В.П. Буренин, и С.А. Нилус, и даже В.К. Саблер – лица с вполне определенной репутацией.

Имеются сведения об известной близости Ясинского к органам, а именно к отделу, курировавшему оккультные дисциплины5. Личность загадочная, колоритная, юродствующая, со странно-азиатской внешностью, склонностью к позерству и легендой о матери-калмычке. Последнее – ложь, как и позирование для картины Владимира Маковского "Вечеринка". Впрочем, находится мемуаристка, которая в общем с симпатией пишет об этом странном человеке6.

Старый хамелеон сотрудничает в советской прессе. Здесь и редактирование в Пролеткульте журналов "Красный огонек" (1918) и "Пламя" (1919), и написание "революционной" трагедии "Последний бой" (1919), где треск пулеметов заглушает здравый смысл, а если нужно родной партии, то он переведет и юношескую поэму Ф. Энгельса "Вечер" (1923). Выходят несколько сборников стихотворений с доминантной марксистской фразеологией на исторические темы, названные одним критиком "бездарным стихотворным вздором"; хуже, намного хуже "революционного" творчества, скажем, К. Бальмонта времен первой революции. Короче, мастер на все руки. Обычно из его творчества последнего периода выделяют книгу мемуаров "Роман моей жизни" (1926), как бесспорно имеющую историко-литературное значение. Смеем думать, что и к этой книге следует относиться с большой осторожностью: хитроумный приспособленец и свое прошлое приспосабливает к коммунистическому настоящему. Любопытно, как он задним числом приписывает себе "большевизм", используя свои переводы из Ницше: "Печатал свои стихи, главным образом, переложения философских афоризмов Ницше, придавая его сверхчеловеку облик большевика". И это пишется без тени стыдливости или юмора7. Сейчас любят говорить о связи фашистской идеологии с коммунистической.

Осталось только спросить "большевика" и "нациста" Фридриха Ницше, согласен ли он быть их идейным отцом?

Иероним Ясинский написал несколько антисемитских произведений. Что двигало пером писателя, трудно сказать. Может, дух времени. В романе "Юрьева могила" (1896) все подчинено очернению еврейства.

Стоит привести несколько шедевров: "…Шлемка не дурак, но жид, а нет очень умных жидов. Наш брат нравственнее жида, и только потому нам не все удается: а если бы мы наплевали на нравственность, о-е-ей – был бы жидам мат! Мало ли жидов передушил тот же Плугавин"8. Очаровательное эссе о преимуществе безнравственности! Или убежденность автора и его персонажа в особой любви евреев к золоту: «"Золото надо собирать", – печально и с убеждением произнес меламед».

Ну и уж, конечно, вера во всемирное еврейское правительство, ставшая к этому времени – к середине 1890-х годов – общим местом, и болтливые евреи, с гордостью говорящие о своих успехах: «"Слыхали вы про еврейский всемирный союз?" – простодушно спросил Нохим». И дальше перечень сильных мира сего – евреев: тут и лорд Биконсфилд, не дающий покоя Федору Михайловичу, и Ротшильд (опять-таки по Достоевскому – "еврейская идея"), и Монтефиори, и барон Гирш, и прочие менее известные имена, но требование у всех одно: "Они утверждают, что не силою мы построим наши дома рядом с домами замечательных европейских государей, а процветающим золотым рогом!" Собеседник Нохима, помещик Корицкий, подыгрывает "глупому еврею": "Он нам все жидовские секреты выложит. О всемирном союзе евреи скрывают". – "Глупо скрывать", – ответствует Нохим9. Наконец, задается сакраментальный вопрос: "А человеческую кровь евреи употребляют?" Собственно, весь роман подчинен этой теме: возможности ритуального убийства у евреев. Ясинский хитрит – ясного ответа нет, но он склоняет читателя в сторону такой возможности. Еврейский читатель был потрясен. Максим Белинский (псевдоним Ясинского, взятый по девичьей фамилии матери) считался писателем демократического лагеря, сотрудничал в "Отечественных записках". "Салтыков произвел вас из унтер-офицеров в капитаны, а Гончаров – в полковники", – сказал начинающему писателю А.И. Урусов, имея в виду литературных крестных отцов Ясинского10. Но со временем он меняет свои позиции. Правда, Оскар Грузенберг, специально отозвавшийся в литературной заметке о романе "Юрьева могила", обнаружил зачатки юдофобии и в предыдущих изданиях "блаженного Иеронима": "Жид и клубничка, клубничка и жид – таковы, по преимуществу, его литературные темы"11.