— А что получилось у Прудона? — поинтересовался Джонс.
— Прудон впадает в ошибку так называемых объективных историков. Незаметно для себя самого он хотя и стремится представить государственный переворот результатом предшествующего исторического развития, но фактически непрерывно возвеличивает Луи Бонапарта.
— Понятно, а вы, Маркс, как разрешили загадку трагикомических событий во Франции? Я обязательно прочту «Восемнадцатое брюмера».
Марксу и Энгельсу всегда недоставало друг друга. Переписка могла лишь отчасти заменить им лич- иое общение. Встречаясь, они старались возместить время, прошедшее в разлуке.
В разговоре оба друга как бы ковали на огне мысли, утверждали новое в политике, экономике, истории, делились мнениями, не раз обдумывали и проверяли порознь, отделенные десятками миль. Обычно вначале беседа скользила лишь по поверхности. Они словно отдыхали рядом. И домысливали в беседе все, что было ими не до конца уяснено. Взаимопонимание Карла и Фридриха было так велико, что часто едва один начинал говорить, другой мгновенно безошибочно мог продолжать его мысль. В этом отчетливо сказывались их совершенная близость и единство.
Оба они отлично знали все, что касалось развития английской экономики и важнейших политических событий империи. Маркс и Энгельс жили интересами всей планеты, и разговор их был подобен кругосветному путешествию. Индия, Америка, Китай и европейские страны — все это было в поле их зрения.
Когда Энгельс как-то приехал ненадолго в Лондон, оба друга тотчас же заговорили о волновавших их делах Союза коммунистов, Маркс, негодуя, рассказывал о подлом прусском провокаторе Гирше, втершемся в союз.
— По моему предложению, — говорил он, — этот юркий негодяй был исключен на очередном собрании коммунистов Лондонского округа. Пришлось изменить адрес и день еженедельных собраний, чтобы скрыться от полиции. Вместо Фаррингтон-стрит в Сити, где мы собирались по четвергам, отныне встречаться будем в таверне «Роза и корона» неподалеку отсюда, в Сохо, на Краун-стрит. Как видишь, Фред, мы окружены шпиками. Наши письма перлюстрируются. Необходима осторожность, чтобы ничем не подвести арестованных в Кёльне братьев по партии.
Борьба за соратников, которых привлекли к суду, обвиняя в участии в так называемом немецко- французском заговоре, была кровным делом Маркса и Энгельса, и они долго обсуждали, как следует км вести ее. Далеко за полночь они говорили об американских друзьях Вейдемейере и Клуссе, которые недавно сообщали в письме много важных сведений о деятельности за океаном мелкобуржуазных политических дельцов, таких, как Кинкель и Гейнце.
— Ну, а как ведут себя эмигрантские инфузории здесь, в Лондоне? — спросил насмешливо Энгельс.
— Копошатся. Чтобы различить их деятельность, требуется сильнейший микроскоп Какой только возни не поднимают некоторые из них против коммунистов! Но переступим через них. Я уже знакомил тебя с тем, что установил для самого себя со всей ясностью в сложном вопросе понимания классов и классовой борьбы в истории Существование классов связано лишь с определенными фазами развития производства— это первое, классовая борьба неизбежно ведет к диктатуре пролетариата — второе и, наконец, третье— эта диктатура сама собой составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к обществу без классов вообще.
На следующий день Фридрих пришел на Дин-стрит в холодные серые сумерки. Здоровье Франциски ухудшалось, и в квартире царило беспокойство. Женни и Ленхен не отходили от больного ребенка. То они принимались обогревать его, закутывая в теплую шаль, то, не добившись облегчения, бросались поднимать раму окна, чтобы освежить комнату притоком воздуха. Ничто не помогало.
Старшие дети, Карл и Фридрих перешли в соседнюю комнату. Камин чадил, и Карл принялся растапливать его.
Маленькая Франциска очень страдала. Она задыхалась.
— По моему разумению, надо искупать ее, — вмешалась решительно Ленхен. — Когда-то господин Гейне спас горячей ванной от смерти нашу крошку Женнихен.
— Что ты думаешь о ванне, Фред? — с надеждой в голосе спросил Маркс, взяв на руки хрипящую, потную Франциску.
Впервые в жизни Карл вдруг почувствовал желание закричать о помощи. Он крепко закусил губы и отвернулся, чтобы скрыть слезы.
— Конечно, это не может причинить вреда малютке. Ванна, во всяком случае, совершенно безвредна, — ответил Энгельс и принялся деятельно помогать Ленхен готовить горячую воду.
После ванны Франциске стало лучше, и надежда — эта злейшая и желаннейшая обманщица — снова внесла успокоение в семью Маркса.
13 апреля, после нескольких дней пребывания в столице, Фридрих уехал в Манчестер. А днем позже в тяжких страданиях умерла маленькая дочь Маркса.
Смерть вошла в дом, где господствовала нищета. В кошельке Маркса не нашлось ни гроша для покупки гробика. Эрнест Джонс хотел достать денег, но и ему это не удалось. Мертвое дитя, у которого никогда не было при жизни колыбельки, лежало на столе, не имея последнего прибежища. Ночью вся семья укладывалась вместе в соседней комнате.
Будущее не предвещало им скорого спасения от страшных лишений Закрыв глаза, без сна лежала Женни возле своих детей Мысли одна мрачнее другой возникали в ее утомленном мозгу. Что будет с Мушем? Не по летам развитый, необыкновенно одаренный мальчик заметно слабел, прозрачно бледно было его личико, темные круги лежали вокруг прекрасных, глубоких, полных мыслей глаз.
Женни поднялась с постели. Дети спали. Стараясь не разбудить мужа и Ленхен, со свечой в руке прошла она в соседнюю комнату, где лежала уже три дня мертвая Франциска.
— Карл, — сказала Женни вошедшему за ней следом мужу. — Мне трудно, невыносимо. Как нам быть дальше? Поддержи меня, я слабею. Сколько раз ты уже возвращал мне силы! Откуда только ты их черпаешь?
— Это и есть жизнь, Женни. Будем сильны в час испытаний. Рождение и смерть неизбежны, как ночь и день, покой и буря, прилив и отлив.
Немного успокоив и затем уложив жену, Маркс подошел к чуть тлеющему камину и закурил. Скоро горка окурков выросла в пепельнице. Он взволнованно зажигал и раскуривал одну за другой тонкие пахитоски. Мысли, тяжелые, как жизнь на Дин-стрит, давили его. Облокотись головой на крепкую руку, Карл думал о том, имел ли он право обречь на столь тяжкие испытания Женни и детей. Может быть, следовало, избрав столь тернистый боевой путь, идти в жизни одному?
С юности Карл выбирал только трудные дороги, был верен одной цели — сделать наибольшее число людей счастливыми. Бесстрашно ради этого он спустился в ад, где жило большинство человечества. В философии, истории, экономической науке искал он упорно средства вывести людей к счастью. Нищета, потеря детей, голод, болезни — удел тех, кому он посвятил себя, — стали и его судьбой. Иначе быть не могло. Вместе с Карлом терпели лишения Женни и их дети.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});