Пример с Достоевским, как нам кажется, убедительно показал, что изучение русской фантастики - это не только “прикладной” вопрос предыстории нынешней научной фантастики, но и актуальная историко-литературная проблема большого масштаба, важная для более глубокого понимания многих лучших образцов русской реалистической л-итературы.
Отсюда можно сделать частный вывод относительно уровня работ по истории фантастики. Он, без сомнения, должен соответствовать значительности самого материала, отвечать требованиям научности, предъявляемым к любому исследованию по истории русской литературы. Между тем критики, занимающиеся сейчас прошлым русской фантастики, “порою имеют об этом прошлом весьма относительное представление” [Слова Ю. И. Кагарлицкого об американском историке фантастики Сэме Московице, не знавшем правильной датировки эпохи Просвещения. См.: Ю. И. Кагарлицкий. Что такое фантастика? М., “Художественная литература”, 1974, с. 8-9.].
Разберем две работы в тех их частях, которые касаются нашей темы. Статью Р. Нудельмана “Фантастика, рожденная революцией” [Сб. “Фантастика-66”, вып. 3. М., “Молодая гвардия”, 1967. Эта статья включена в библиографический список к заметке о научной фантастике в Краткой литературной энциклопедии, т. 5. М., 1968, с. 143] и брошюру Е. И. Парнова “Современная научная фантастика”, выпущенную издательством “Знание” в 1968 году.
Исторические экскурсы этих сочинений поразительно напоминают один другой. Похвалив в самом начале своего исследования статью Нудельмана, Парнов начинает ее пересказывать.
В результате в книгу Парнова переходят и искаженные Нудельманом названия русских утопий, переиначенные имена их авторов: “4348 год” (?) В. Л. (?) Одоевского вместо “4338 год” Одоевского В. Ф., то есть Владимира Федоровича; “Путешествие в царство (?) Офирское” М. М. Щербатова вместо “Путешествия в землю Офирскую г-на С… шведского дворянина”.
Переходят и неверные с историко-литературной точки зрения формулировки. Анализируя утопию Щербатова, Парнов, например, использует положение Нудельмана о том, что в русских утопиях “удивительно уживаются монархический деспотизм (хотя Щербатов проповедует идеал просвещенной, а не абсолютной монархии, что далеко не одно и то же. - В. Г.) и прогрессивный экономический базис (основанный у Щербатова на чем-то весьма напоминающем крепостное право. - В. Г.).” Из этой посылки Парнов делает следующий и вполне самостоятельный вывод: “Будь иначе, это сочинение вряд ли смогло увидеть свет в крепостнической России”. Но утопия Щербатова, как известно, так и не смогла “увидеть свет в крепостнической России”. Она была впервые опубликована только в 1896 году, то есть через 112 лет после своего написания и через 35 лет после отмены крепостного права в России.
Если рассматривать русскую фантастику в полном историческом объеме, то рассказ о ней следует начинать с явлений, которые сформировались в далеком культурном прошлом: в устном народном творчестве с одной стороны, в средневековой литературе - с другой.
В фольклоре имеется обилие жанровых разновидностей, явно близких фантастической литературе: сказочная (поиски “иного царства” в русской сказке), форма исторического преданияо “золотом веке”, легендарная (разнообразные социально-утопические легенды типа сказания о “Городе Игната” казаков-некрасовцев или знаменитой китежской легенды).
Современная фантастика располагает даже терминологией, подчеркивающей это сходство [См., например, сборник с характерным названием “Антология сказочной фантастики”. М., “Молодая гвардия”. 1971.]. Но связь между фантастической литературой и фольклором далеко не такая прямая, какой кажется на первый взгляд. Фольклорная фантастика имеет свою специфику, связанную с своеобразием историзма в устном народном творчестве, с соотношением понятий правды и вымысла в нем. Так как здесь имеется много общего с древнерусской литературой, то мы и рассмотрим этот вопрос на примере последней.
Древнерусская литература в принципе не знала категории фантастического в современном значении этого слова, антонимичном действительному, реальному. “Литературное повествование в Древней Руси… претендовало быть документом, притязало на строгую фактичность,… вымысел же, открытый вымысел во всяком случае, в литературе не допускался” (Д. С. Лихачев).
Иначе говоря, те события, явления, которые современный человек оценит как нереальные, фантастические, представлялись древнему читателю вполне достоверными. “Читая о чуде в Невской битве, когда ангелы, летая над полем битвы, с высоты избивали вторгшихся на Русь шведов, читатели верили… в полную правдивость этого рассказа”, - как писал тот же Д. С. Лихачев.
Поэтому, говоря о древнерусской фантастике, мы, в сущности, делаем методологическую ошибку - судим о явлении с чуждой самому ему точки зрения.
Но эта ошибка исторически оправдана. Древнерусская литература никогда не была замкнутым в себе, непроницаемым миром для литературы нового времени. Средневековье щедро отдавало свои образы и идеи последующим эпохам, а те переосмысляли их в собственном духе. Связь времен не прерывалась, хотя и могла быть едва ощутимой. Так и корни фантастической литературы уходят за историческую черту средних веков - в литературный мир Древней Руси, построенный по своим особым законам, отличным от тех, по которым живет фантастика в литературе нового времени.
Почти то же, с известными оговорками (относительно сказочной фантастики, например), можно повторить и по поводу фольклора.
Термины “фантастика”, “социальная фантастика”, “социальная утопия” и т. п. употребляются современной медиевистикой в основном по отношению к той группе легендарно-апокрифических сочинений Древней Руси, которые повествуют о “земном рае”. Мысль о существовании такого места была весьма распространена в средние века как на Востоке, так и на Западе. Это нашло отражение в многочисленных сочинениях, а также на географических картах. Так, в сочинении Гонория Отенского “Изображение мира” “рай” помещен в самой восточной оконечности Земли.
Другой средневековый путешественник относил его местоположенце к индийским островам. На карте 1346 года остров Тенериф назван адом, а на географической карте Андрея Бианко (1436) рай со своими четырьмя реками (медвяная называется Фйсом; река, текущая вином и елеем, - Тигр; елеем - Гион; млечная - Евфрат) располагается на юге Азии.
По словам В. Сахарова (из исследования которого мы заимствовали приведенные факты), “…в средневековых сказаниях ад согласно с древними мифическими верованиями помещали на Западе, а рай под влиянием библейского рассказа о рае, насажденном богом для наших прародителей на Востоке, всегда помещался на далеком Востоке” [В. Сахаров. Эсхатологические сказания и сочинения в древнерусской письменности и влияние их на духовные стихи. Тула, 1839, с. 37.].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});