отдельности, улыбнулась, кинулась к двери и выбежала из дома со всхлипом облегчения.
На террасе она старательно разминулась с утенком, цыпленком, котами и прочей нечистью… И порысила в спасительное убежище своего «твинго».
В эту минуту у Шарли зазвонил мобильник. Она чертыхнулась с раздраженным видом, как человек, у которого в неподходящий момент звонит мобильник. Но ответила. Как все, у кого звонит мобильник, в любой момент.
– Алло?
Голос отца, Фреда Верделена, зашептал ей в ухо.
– Я с тобой всем сердцем. Ликвидируем ее. Я и сам никогда ее на дух не переносил.
– Пап… – начала она, готовая рассмеяться.
Потом вдруг вспомнила. Огляделась. Это было все равно что с крачкой. Как выдать такую информацию земным людям?
– Пожалуйста – сказала она в трубку. – До свидания.
– Кто это был? – спросила Энид, всегда подозрительно относившаяся к замешательству сестры.
– Это… ошиблись номером, – ответила Шарли и поспешно добавила: – Я была права! Удалим эту зануду из нашей жизни! Даю нам полгода. Ну, скажем, семь месяцев. Чтобы за это время Виль-Эрве стал как новенький!
Юпитер обняла Гарри.
– Никаких больше мух, понял? – шепнула она ему.
– Понял? – сказала мадам Эссаира своему сыну.
Мохаммед прыснул. Гарри тоже. Оба убежали на простор.
– Я же тебе говорил, – хихикнул Гарри, – смешная эта тетя.
– Ага, – прыснул Мохаммед. – У нее вальс киряет в ватер… клозете?
Эпилог
22 сентября, последний день лета
Было воскресенье. Поэтому с ними был Валери. Он приезжал из Парижа каждый второй уик-энд. Каждый второй уик-энд садился в поезд и останавливался в отеле «Гранд Фау» или «Пляжном». Ему так удобнее, уверял он, хотя места в Виль-Эрве хватало. Все догадывались, что это из-за Базиля.
«Ну почему эти взрослые дела такие запутанные?» – думала Гортензия, лежа рядом с Энид.
Пять сестер, одни на пляже, наслаждались прекрасным летним днем, последним в этом году.
Беттина мазала ноги кремом. Шарли, сидя на песке, заплетала Женевьеве волосы.
– Смотрите! – воскликнула Энид, показывая пальцем на небо. – Похоже на старый папин «вольво».
Они подняли головы, приставили ладони козырьком к глазам, глядя на плывущие облака, легкие, как дым от маленьких поездов.
– А по-моему, это профиль той певицы из телевизора, – сказала Гортензия. – Как бишь ее зовут?
– Астрида, – подсказала Беттина, знавшая всех певиц из телевизора.
– У нее же борода, – заметила Женевьева.
Она увидела у соседней скалы Люси Верделен, свою маму: в длинном платье из синего атласа и изящных золотых лодочках та собирала ракушки в пластмассовое ведерко.
– Что…
Женевьева осеклась. Никогда еще мама не являлась ей на людях. Она молча уставилась на нее. Мама повернулась к ней и показала полное ведерко.
– Смотри, – сказала она. – На ужин.
– На ужин, – машинально возразила Женевьева, – Огюстен приготовит нам жареную рыбу.
Гортензия удивленно посмотрела на Женевьеву.
– И что? – спросила она. – Мы знаем.
Женевьева бросила на маму укоризненный взгляд. Как бы ей сказать, что атласное платье и лодочки – не самая подходящая одежда для рыбалки в скалах?
Тут появился Фред Верделен и сел рядом с Энид и Гортензией.
– Уступите мне уголок вашего полотенца? – попросил он.
Гортензия подвинулась на десять сантиметров.
– Еще немного, – сказал он. – Тут я едва умещусь половинкой зада.
– Десять сантиметров на полотенце шириной в сорок – это много, – буркнула Гортензия.
– Ты что? – спросила Энид. – С кем ты разговариваешь?
Гортензия покраснела. Объяснять она не собиралась.
Фред и Люси придвинулись ближе и слегка толкнули Энид. Та откатилась на песок и вскочила, пылая гневом.
– Прекрати! – крикнула она Гортензии.
– Я ничего не делала! – запротестовала та.
Тут и Энид увидела родителей. Оба посмеивались.
– Хватит, – сказала она. – Вы взрослые, а ведете себя как малые дети!
Шарли уставилась на сестру, раскрыв рот.
– С кем ты разговариваешь?
Занятно, что остальные сестры очень заинтересовались ответом Энид и повернули головы.
Энид заерзала на полотенце.
Она посмотрела на улыбавшегося ей отца. На нем был рабочий комбинезон, поверх него тренчкот без пояса, кроссовки на меху.
– Валяй! – ласково подбодрил он ее. – Я никогда не запрещал тебе говорить о наших с тобой беседах.
Энид повернулась к сестрам, которые по-прежнему смотрели на нее.
– Это папа, – призналась она. – А иногда мама. Они здесь. Они со мной разговаривают. Глупо, да?
Сестры молчали с застывшим на лицах странным выражением.
– Я не чокнутая! – воскликнула Энид. – Я отлично знаю, что их нет. Но вот так оно и есть, правда.
Беттина вдруг рухнула на полотенце и расхохоталась. Ее примеру почти сразу последовала Гортензия. И Шарли. И Женевьева. А на скале держались за бока от смеха Люси и Фред Верделены.
– Вы смеетесь надо мной! – пискнула Энид с обидой и гневом.
Шарли встала и обняла сестренку.
– Нет, – сказала она, – ты не чокнутая. Или тогда мы с тобой обе. Я тоже вижу папу. И маму.
– Я тоже, – сказала Гортензия.
– Я тоже, – сказала Беттина.
– Я тоже, – сказала Женевьева.
Сестры переглянулись. Они еще смеялись, но как-то неуверенно.
– Вот сейчас, например, – снова заговорила Гортензия. – Вы их видите?
– Они здесь. На скале.
– Нет. Они сидят рядом с Женевьевой на полотенце.
– А для меня, – сказала Гортензия, – они вон там, у воды. И держатся за руки.
– А на маме, – с интересом спросила Женевьева, – синее атласное платье и золотые лодочки?
– У меня нет, – ответила Шарли. – Мама в цветастом платье. В том, которое она носила, когда ждала Энид.
– А у меня сейчас она в джинсах и розовой футболке.
– А папа?
– Неописуем!
– Как пиковый туз. Вы же знаете.
Они снова от души рассмеялись. Фред и Люси устроились в середине круга, который они образовали за разговором, придвигаясь друг к другу.
– Сегодня особенный день, – сказал Фред.
– Последний день лета, – отозвалась Гортензия. – Двадцать второе сентября.
– Не только, – вмешалась Люси. – Мы тут решили, в общем…
– Что вы все уже выросли. Мы убедились, что вы отлично справляетесь без нас.
– Мы никогда не справимся без вас! – воскликнула Гортензия.
– И все же! – вздохнула Люси, взяла ее за руку и крепко сжала. – Именно поэтому мы решили оставить вас в покое.
– Ты больше не увидишь меня одетым… как ты говоришь, Беттина? Будто кур воровал?
– Мы больше не будем докучать вам нашими появлениями и исчезновениями.
– Мне очень нравится, когда ты одет, будто кур воровал, – сказала Беттина, смахивая слезы.
– А мне нравится, когда мама собирает ракушки в вечернем платье, – прошептала Женевьева.
– Мы еще вернемся, – сказала Люси. – Раз или два в вашей жизни. Не больше. И только в исключительных обстоятельствах.
– Значит, – вздохнула Шарли, – будем прощаться?
Отец кивнул. Мама улыбнулась.
– Вы просто так не уйдете. Поцелуемся.