– Понимаю, – кивнул Курт, невольно бросив взгляд вокруг, точно ожидая увидеть Ангела смерти, следящего за собеседниками сквозь камень стен. – А с Всадником никто и никогда не связывал эту историю? Заточенный в камень Ангел смерти, собор…
– Не сходится, – качнул головой отец Людвиг. – Если принять эту историю за истину, пусть и искаженную, то от появления скульптуры в соборе ее отделяет двести с лишним лет; навряд ли поверженный Ангел ждал два века, пока для него создадут каменную оболочку и заточат в нее… А что приключилось, майстер инквизитор? Почему вдруг местная достопримечательность пробудила в вас такой интерес?
– Этого я не могу вам сказать, – развел руками Курт. – Боюсь, это тайна следствия.
– Это… связано с тем, что случилось у ратуши?
– Если вы задаетесь вопросом «что это было», отец Людвиг, – об этом я вам сказать могу. Это не проявление дьявольских сил и не ведьмовство. Девочка была невиновна, и все свершившееся над ее убийцами – справедливо.
– Вы это утверждаете как инквизитор, майстер Гессе? – осторожно уточнил священник. – Я могу считать это доказанным и ссылаться на ваши слова в беседе со своими прихожанами?
– Разумеется, – кивнул Курт, – и на мои, и на слова Его Преосвященства фон Киппенбергера, который всецело поддержал мои выводы.
– Епископ ведь не говорил этого, – укоризненно заметила Нессель, когда они вышли из собора на почти уже укрытую багровыми сумерками улицу; он передернул плечами:
– Фон Киппенбергер сказал, что полностью доверяет мне и моему опыту. Стало быть, de facto заранее согласился с любым моим выводом касательно этого происшествия.
– Но с ним не согласны горожане.
– Эту проблему придется решать, – коротко отозвался Курт, и ведьма зябко поежилась:
– Мне не нравится, как ты это сказал.
– Сам не в восторге, – согласился он, бросив взгляд на солнце, и свернул в сторону, в узкий безлюдный проулок. – Еще успеем осмотреть дом судьи и вернуться в Официум до темноты.
– Что ты надеешься там отыскать? Даже если какие-то свидетельства… не знаю, чего… там и были – их давно уничтожили, еще до твоего появления в Бамберге. А мы уже знаем, что уничтожать они, кем бы ни были, умеют даже те следы и улики, которых ты сам увидеть и не смог бы.
Курт не ответил, лишь ускорив шаг, и Нессель, вздохнув, умолкла тоже.
До пустующего жилища семейства Юниус они добрались уже почти в сумерках; найти невысокий, простой, но добротный дом по описанию Гайера было несложно, однако довольно короткий путь растянулся вдвое – Курт по-прежнему старался выбирать улочки поглуше, дабы не столкнуться с горожанами. У самого дома не было никого, лишь в дальней оконечности улицы топталась парочка бамбержцев, но судя по расслабленным позам и спокойной, размеренной жестикуляции, эти двое обсуждали нечто, касательства к происходящему не имеющее вовсе. У кого-то жизнь по-прежнему шла своим чередом…
– Не похоже, что замок когда-то взламывали, – заметил Курт, присев у двери и рассмотрев скважину в свете багрового солнца. – Ни глубоких царапин, ни повреждений…
– Это значит, что твой убитый сослужитель открывал замок ключом? Кто-то все-таки дал ему ключ, хотя тот торговец говорит, что не давал?
– Похоже на то, – кивнул Курт, поднявшись, и отпер дверь. – Или он сюда не входил вовсе. В конце концов, Маус сказал, что видел Штаудта у этого дома, но не успел сказать, видел ли его входящим внутрь.
Приемная комната, когда он закрыл дверь за вошедшей Нессель, погрузилась во мрак и тишину; открывать окна, выходящие на общую улицу, Курт не стал, обойдясь небольшим окошком, что выглядывало в проулок между домами. Осматривать здесь, впрочем, было особо и нечего: никаких мелких бытовых вещей в доме не осталось, и уже пропахшая пылью комната была практически пустой; пустая этажерка у стены, два старых табурета и пустой стол с заляпанной въевшимися чернилами столешницей – видимо, здесь Иоганну Юниусу доводилось принимать жаждущих правосудия горожан, которым не удавалось застать его в ратуше.
– Здесь все убрали и вымыли, – заметила Нессель, медленно пройдясь по комнате и остановившись у закрытой двери в жилую часть. – Сейчас снова запылилось, но когда-то все было очень тщательно убрано.
– Дом готовили к продаже, – пожал плечами Курт, снова затворив окошко и закрыв его на задвижку. – А вещи, что тут были, судя по всему, продали по отдельности.
Нессель понуро вздохнула, кивнув, и взялась за ручку двери перед собой.
– Стой, – строго бросил Курт; ведьма вздрогнула, отступив и воззрившись на него удивленно-испуганно. – Стой, – повторил он с расстановкой. – Да, дом пустует, и быть здесь некому, и вряд ли нас здесь кто-то поджидает, но все же не стоит лезть куда-то здесь первой. Как ты видишь сама, неожиданностей в этом городе полным-полно, и случиться может что угодно и где угодно.
Нессель снова молча кивнула, отступив; Курт приоткрыл дверь, оглядев видимую с порога часть темной комнаты, и, войдя, распахнул одно из четырех окон, впустив внутрь багровый свет заходящего солнца. Здесь был общий зал – за большим столом в центре собиралась семья и гости, а судя по следам на полу и стенах, когда-то здесь стояли сундуки или коробы, этажерки, похожие на ту, что осталась в приемной комнате, висели полки…
– Хорошо прошлись, – отметил он ровно. – Будущим хозяевам немного достанется, помимо самого дома.
– У него была большая семья? – тихо спросила Нессель, осторожно проведя пальцем по пыльной столешнице; Курт неопределенно передернул плечами:
– Как сказать… В описании в протоколе сказано, что один из его сыновей умер в младенчестве, второй в возрасте четырех лет, жена – несколько лет назад… какая-то опухоль в груди… Некоторое время с ними жила сестра жены, вдова с ребенком, но около десяти лет назад вышла замуж и уехала в другой город. Посему – нет, в последние годы здесь жили только он и дочь.
– Слишком большой дом для двоих… Пустой и тяжелый.
– Это сейчас он так выглядит, – возразил Курт и, помедлив, обернулся к ведьме, многозначительно уточнив: – Или ты что-то другое имела в виду?
– Так ты сюда пришел не потому, что надеялся отыскать что-то сам, а потому, что надеялся – я что-то почувствую?
– Откровенно говоря, не в последнюю очередь поэтому, – не стал спорить он. – Так ты ничего тут не ощущаешь?
– А что я должна ощутить? – устало спросила Нессель. – Что тут умер человек?
– К примеру, да. Ты сказала, что дом «тяжелый». Это потому, что он нежилой, потому что ты не привыкла к городским жилищам, потому что ты знаешь, что здесь совершилось самоубийство, или потому что ты чувствуешь, что оно здесь совершилось?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});