Поздним вечером 17 февраля мы наконец покинули Берген. Скоро над фиордом опустилась ночь. Огромные скалы сомкнулись вокруг лодки, словно хотели проглотить нас. Ветер гнал с запада на восток тяжёлые тучи, временами закрывавшие луну и помогавшие нам укрыться от противника. Через два часа мы достигли северного выхода из фиорда Берген, где причудливые скалы, залитые бледным светом, противостояли пенистым морским волнам.
– Импульсы радара над носовыми отсеками! – гаркнул в переговорную трубу оператор.
Я понимал, что нам нельзя долго оставаться на поверхности, но требовалось время, чтобы провести подлодку между скал и течений. Как только она вышла из спокойной серебристой акватории фиорда в бурные волны Норвежского моря, я подозвал к рубочному люку главмеха.
– Слушай внимательно, Зельде, – обратился я к нему, словно к несмышленному ребёнку. – Когда я объявляю тревогу, ты должен опускать лодку под воду крайне осторожно – никаких рывков, никакого чрезмерного крена. И не больше чем на 30 метров, понятно?
– Понятно, командир.
– Цель по курсу 25-100, нулевой пеленг! – крикнул матрос.
На этом закончилось наше движение по поверхности моря. Пронзительно зазвенел звонок, из цистерны балласта со свистом вырвался воздух. Перед тем как сойти в рубочный люк, я заметил, что нос лодки опустился под воду чересчур быстро, и крикнул:
– Главмех, не опускай лодку ниже 35 метров, будь внимательным!
Захлопнув крышку люка, я почувствовал, что лодка опускается с нарастающим дифферентом.
– Проклятье! Выравнивай лодку, поднимай носовую часть!
Нос опускался на подводные скалы, которые могли разнести корпус вдребезги. Через несколько секунд мощным толчком меня выбросило из рубки на палубные плиты, затем лодка взбрыкнула, как норовистая лошадь, и сделала скачок вверх. Я взял управление на себя. Несколько резких манёвров горизонтальными рулями, быстрая регулировка, и лодка успокоилась. Ошарашенный и обозлённый, я снова обратился к главмеху:
– Скажи Бога ради, что ты делаешь?
– Был в неисправности дифферентометр, командир, – промямлил Зельде виновато.
– Чепуха, ты установил дифферентометр всего несколько часов назад.
– Может, это из-за мощной фронтальной волны.
– Ладно, Зельде, больше никаких сюрпризов. Придётся тебя потренировать на погружения, когда вернёмся в порт – если вернёмся. – Я схватил с верхней полки микрофон и скомандовал: – Слушать в носовом торпедном отсеке. Проверить в торпедных аппаратах все крышки и узлы. Все забортные клапаны. Результаты доложить немедленно.
Через несколько минут напряжённого ожидания пришли ответы. Старпом доложил, что в носовом отсеке всё в порядке. Несмотря на мощный толчок, мы избежали повреждений. Некоторое время «У-953» шла спокойно на заданной глубине курсом на северо-запад в Атлантику. Однако вскоре главмех снова продемонстрировал свою неопытность и, хуже того, некомпетентность. Неспособный поддерживать ход лодки на глубине «шнеркеля», он постоянно выдвигал трубу на обозрение бдительных «томми» и в конце концов уронил её на палубу. Несколько раз главмех закрывал поплавком трубу «шнеркеля», от чего страдала вся команда. Из-за удушья подводники дёргались и блевали. В то же время умопомрачительные пируэты лодки швыряли их из стороны в сторону. Главмех делал наше существование невыносимым. Приходилось снова и снова брать на себя его функции и обучать его основам эксплуатации «шнеркеля».
Мы продолжали своё беспокойное движение, хотя сам поход представлялся бесполезным. К этому времени союзники сконцентрировали свои военно-морские силы, разбросанные ранее на большом пространстве океана, в районе Британских островов. Большие группы эсминцев патрулировали близ Шетландских и Фарерских островов с целью перехватить одиночных «волков», о рейдах которых британское Адмиралтейство заранее информировали сочувствовавшие им агенты. Ни одно из мероприятий по подготовке к нашему весеннему наступлению на море не осталось для противника секретом. В первые дни февраля было потоплено шесть наших подлодок, впервые совершавших поход. Одна за другой они попадали в ловушки противника. Эти лодки были слишком медлительны и неповоротливы, чтобы соревноваться с высококлассными командами неприятеля, охотившегося с моря и с воздуха. Командный состав большинства лодок не имел боевого опыта и не знал приёмов спасения от охотников. Окружавшие Великобританию моря превратились в своеобразный бассейн, в котором англичане упражнялись в искусстве уничтожения наших беспомощных подлодок. И если сотням самолётов, сторожевиков и охотников не удавалось топить все наши подлодки, то их работу довершали минные поля, протянувшиеся на несколько сот миль.
Такова была обстановка, когда «У-953» приблизилась к передней линии обороны противника. Подводники, несмотря на ослабленные барабанные перепонки и плохое зрение, не пали духом и не утратили чувства юмора. Когда мучения от движения лодки на глубине «шнеркеля» закончились и «У-953» пошла нормальным ходом, команда расслабилась и настроилась на оптимистический лад. Одни писали письма, которые, как всем было известно, никогда не будут отправлены по почте и никогда не дойдут до адресата. Другие читали или сочиняли стихи. Случайно я обнаружил в стопке перепечатанных коммюнике командования вермахта образцы литературного творчества подводников. Их искренность компенсировала недостаток изящества стиля. «Элегия о „шнеркеле“», которую написал моторист Хагеман, в шутливой форме передавала ужасные испытания, которые мы переживали каждую ночь:
С тех пор как мы покинули Берген,На нас, несчастных, обрушилось много бед.Со страхом, дрожью и плачемМы тащимся часто к «шнеркелю».
Когда от вакуума лопаются наши перепонки,Мы падаем на палубу в муках и слезах,Глаза наши выкатываются из орбит.Чтобы видеть, приходится их брать в руки.
Чтобы ослабить боль и выпрямиться, Мы уравновешиваем давление, зажимая носы. Каждый бранится – и это никогда не кончится: «Поведение поплавка „шнеркеля“ необъяснимо». Но мы попали под его власть совсем недавно. И обречены страдать от него каждую ночь. Теперь остаток жизни мы будем зависеть От перепонок и глаз наших верных жён.
Механик Мюллер, добродушный парень, обратился в своём творчестве к более весёлой теме:
Моряк часто носит татуировкуКак украшение, а не знак табу.Исповедь в каждом из его греховНаколота на его многострадальной коже.Среди якорей, канатов и пилы-рыбы,Среди черепах, бабочек и морских звёздЦарствует прекрасная, как жемчужина,Его нагая возлюбленная.Он носит её крепко, бережно и нежноНа своей левой волосатой руке.На правой – выколота пара переплетённых рукИ надпись: «Роза, я твой со всеми твоими деньгами».Выколоты имена других дам сердцаИ даже дни их рождения.Да, обманутый моряк никогда не потеряет лицо,Его ветреную кралю легко стереть.Выколи крест на её имели, и получишь другую татуировку:Вместо Розы будет Сузи из Тимбукту.
После недели осторожных манёвров с целью обойти кордоны охотников мы получили оперативный приказ. Он поступил 23 февраля в 01.00, когда «У-953» преодолевала морские волны, взъерошенные штормовым ветром с запада. Главмех отчаянно пытался удержать лодку на глубине «шнеркеля», но она поднималась и опускалась, как на качелях, вынуждая подводников цепляться за трубопроводы и вентили. При этом они не прекращали выполнять свои обязанности. В отчаянии я снова брал на себя функции механика и выговаривал ему:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});