Е.П.: Затем, что такое живое свидетельство куда важнее общих слов. Ладно! Нам, наверно, уже пора подытоживать, и я напоследок хочу поделиться с тобой одним своим наблюдением. Вот ты какую даму ни спроси, которая знала или хотя бы видела Аксенова — в жизни или по ящику, — какую даму ни спроси про Аксенова, обязательно у ней лицо озаряется, и она вспоминает, ка-а-кой он был интересный!
А.К.: Это абсолютно так, но это вовсе не означает, что все в него были влюблены, все-все-все. Он всем нравился — это да. Но «нравиться» и «быть любимым» — вещи разные. Знаешь, съезжая с темы женщин чуть-чуть в сторону, зададим вопрос: а кому, собственно, не нравился Аксенов? Его враги — это нормально, завистники — тоже. Но вот кому он именно что не нравился — даже не как писатель, а как человек, человеческий тип, персонаж? А я тебе скажу кому, я этих людей знаю, высказывания их читал — людей закомплексованных, убогих. Бог которых обидел и которые от этого озлели. Вот таким людям Аксенов категорически не нравится, потому что он им противопоказан. Понимаешь? Я вот знаю одного, ну, по моим-то меркам молодого такого литератора, журналиста, кто-нибудь из современных назвал бы его культурологом или еще как-нибудь… Так вот, этот «культуролог», когда писал об Аксенове, прямо трясся в текстах от бешеной ненависти к нему. Тебя и меня он тоже упоминает, но мы там всего лишь в перечислении моральных уродов. А почему такая ненависть? Да потому что на этого литератора посмотреть достаточно по-простому, чтобы всё понять: его бабы не любят.
Е.П.: Ну, фрейдизм какой-то ты развел!
А.К.: Да очень простой фрейдизм, если ты это житейское наблюдение считаешь фрейдизмом. Те, кого бабы не любят, очень не любят тех, кого бабы любят.
Е.П.: Знаешь, ты вспомнил про относительно молодого литератора, а я-то знаю одного литератора очень известного, у которого при упоминании имени Аксенова чуть не истерика начинается…
А.К.: Этот тоже известный, хоть и молодой.
Е.П.: А мой известный литератор — сверстник Аксенова. И если, по Чехову, в человеке «все должно быть прекрасно», то для него, этого литератора, в Аксенове отвратительно все: «и лицо, и одежда, и душа, и мысли».
А.К.: Все то же самое! Товарища бабы не любят. И не то чтобы он Васе завидовал, что Васю бабы любят, а его — нет! Он оттого, что его бабы не любят, стал таким вот аксеноненавистником.
Е.П.: Думаю, Вася это понимал.
А.К.: Понимал прекрасно.
Е.П.: Помню, что в каком-то его рассказе, я название забыл, там спортсмены некие, и один из них, жовиальный весельчак, другому, унылому, говорит: «Я с девчонкой познакомился, пошли, у нее подружка есть». А унылый и закомплексованный спрашивает: «Девчонка красивая?» — «Красивая», — отвечает весельчак. «Ну, у красивых подружки всегда некрасивые», — констатирует пессимист.
А.К.: Немножко это из другой оперы. А я тебе вот что скажу, я до этого только что додумался, следи за моей мыслью: вот те писатели, которые не Аксенов, они о плотской любви пишут с точки зрения тех, кого бабы не любят. Поэтому для них плотская любовь — исключительно одно траханье. А Васю бабы любили. И для него любая любовь — и плотская, и самая что ни есть возвышенная — все равно, это… ну, радость, потому что как же иначе? Ведь бабы-то его любят! Для него это радость всегда. А для этих — не радость, потому что их бабы не любят, даже если с ними вовсю трахаются. И изображение плотской любви в большей части современной литературы — это изображение сделано людьми, которых не любят женщины, поэтому оно такое тоскливое.
Е.П.: Все, на этой мудрой сентенции и заканчиваем… Про сентенцию говорю без иронии.
А.К.: Почему заканчиваем?
Е.П.: Потому что — финал, финальная точка темы. Сложное действительно сводится к простому: «Он бабам нравился за то, чего не должен знать никто», как некогда пел Вилли Токарев.
А.К.: При чем здесь Токарев? Пошлость ни к селу ни к городу…
Е.П.: Ну, плохая шутка, согласен. Кстати, и весь «МетрОполь» вершился в антураже романтических отношений. Инна Львовна Лиснянская и Семен Израилевич Липкин именно в это время оформили свои многолетние отношения, Фридрих Горенштейн нашел свою рыжую Инну, а Вася сочетался законным браком с Майей. При свидетелях, каковыми были Белла Ахатовна Ахмадулина и Борис Асафович Мессерер. Ну, и Майя вдруг превратилась из советско-светской дамы в подругу лидера оппозиции. Кстати, так назвала однажды Аксенова в не только моем присутствии лет за десять до перестройки странно прозорливая писательница Виктория Токарева.
А.К.: Вот я и говорю. Атаманшей «МетрОполя» была Майя Афанасьевна.
Е.П.: Да, Майя с радостью во всем этом участвовала. Она и кормила, и поила нас в своей квартире на Котельнической набережной, когда мы туда приходили время от времени. То есть в Москве было три «метропольских» точки: однокомнатная квартирка Евгении Семеновны Гинзбург около метро «Аэропорт», мастерская Бориса Мессерера на улице Воровского и Майина квартира в Котельниках. Я, кстати, забыл сказать, что и сам именно тогда встретил свою будущую жену Светлану, а в 1981 году Белла стала свидетельницей уже на нашей свадьбе, когда Васю товарищ Брежнев уже лишил советского гражданства. Говорю же — сплошная романтика. Может, еще и поэтому «МетрОполь» занимает такое важное место в жизни каждого из нас. А не только потому, что мы занимались делом, запретным в советской стране.
А.К.: Не удержусь добавить, что в советской стране и любовь была делом запретным. По крайней мере, не сравнимым с любовью к социалистической родине.
Е.П.: Позволь тебе со свойственной мне тягой к демагогии заявить, что, в отличие от любви к социалистической родине, любовь к женщине и любовь к литературе — это together forever, вместе навсегда.
А.К.: Жень! Есть хорошо тебе известный роман Джорджа Оруэлла «1984». Все говорят, что это роман о тоталитаризме. Но я, прочитав его еще в незапамятные времена, убедился, что роман этот прежде всего о запретной любви. И о том, что тоталитаризм с любовью борется, как с вещью опасной. Поэтому, я считаю, занятие любым запретным делом, ну, например, выпуском бесцензурного альманаха — подходящее время для любви. Что ты и подтвердил, перечислив, сколько народу в это время у вас там… это… повлюблялось, у кого возникли или как-то повернулись отношения.
Е.П.: Я еще думал о том, что женщины даже в Советском Союзе всегда хотели жить более возвышенно, порядочно, достойно, чем это им диктовали внешние обстоятельства. Потому их, может быть, и тянуло неосознанно к Аксенову, может, это еще одна из причин его успеха. У читателей вообще, у женщин в частности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});