Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что случилось, кто здесь? — вдруг забормотал очнувшийся пилот.
Разодрав заплывшие гноем веки, он рассмотрел меня и из последних сил с жалобным стоном перевалился набок.
— Да возблагодарит вас Господь, — принялся бормотать он, силясь подползти к брошенным неподалеку носилкам, — да будут счастливы ваши дети…
Что он там нес еще, меня в тот момент ничуть не интересовало, поскольку все мои заботы были только о Лау Линь. Вставив в ее рот бутылку с чаем, я, как мог, напоил и собственноручно уложил на носилки. Правда, пришлось ее уложить на строительные носилочки, поскольку Юджин был для них слишком велик. Теперь спасение раненых зависело только от нас. Вновь встав впереди отряда, я постарался задать максимально возможную скорость передвижения, но довольно быстро скис и, в основном, был вынужден догонять стремительно передвигающихся носильщиков. Все же нагрузки, выпавшие на мою долю, оказались слишком велики и, кроме того, сумка с электронными блоками, которую я не доверил никому, изрядно тормозила меня своей неуклюжей тяжестью. В результате я добрел до деревни только к обеду, когда и Лау Линь и Юджина уже увезла машина «скорой помощи», присланная из расположенного в соседнем городке подземного госпиталя.
Душа моя буквально рвалась не мешкая идти за ними, но бренное тело отказывалось повиноваться. Не обращая внимания на что-то расспрашивающих меня жителей, я словно сомнамбула забрался в кучу рисовой соломы, громоздящейся прямо посреди деревни, и провалился в глухой, обморочный сон. Как мне потом говорили, я проспал двадцать восемь часов. Разумеется, видя бедственное состояние, меня вскоре перенесли в дом и уложили на постель, но я никак не отреагировал на все это.
* * *Итак, проснулся я, вернее сказать, очнулся, лишь к вечеру следующего дня. Открыл глаза и с удивлением осмотрелся по сторонам. В моем воспаленном мозгу продолжали прокручиваться какие-то кошмары, и я никак не мог вспомнить, как я оказался в этом помещении и что, собственно, со мной происходит. Ощутив жажду, попытался встать, но ничего из этого не вышло. Поднятая было рука безвольно упала за голову, а ноги даже не отреагировали на сигнал, пришедший из моей как-то нехорошо звенящей головы. Но тут же у моего изголовья появилась девочка лет двенадцати, которая поднесла к моим губам носик фарфорового чайничка. Сделав несколько глотков, я устало прикрыл глаза и мгновенно провалился в дремотное оцепенение. Приходили какие-то люди и кругами ходили вокруг моей кровати, что-то негромко бормоча. Со мной проделывали какие-то странные манипуляции, и вскоре я ощутил в левом бедре даже укол шприца, но все это было как в тумане, словно и не со мной вовсе. Я то и дело погружался в сказочный мир бредовых видений, где двуручным мечом сокрушал надсадно воющие самолеты, которые потом с наслаждением топтал своими огромными ногами, слушая, как хрустят их распадающиеся на части костяные панцири.
В какой-то момент я явственно ощутил, что меня куда-то несут и рядом звучат чьи-то очень знакомые голоса, но, пребывая в своеобразной коме, я никак не смог отреагировать. Окончательно я пришел в себя лишь дня через два или три. С немалым удивлением, обнаружив, что лежу в каком-то тесном, явно подземном коридоре, я приподнялся на дрожащих руках и осмотрелся по сторонам. Узкий, шириной едва ли в три метра туннель был плотно заставлен койками, на которых лежали обмотанные бинтами люди. Мимо бойко сновали медсестры в белых и зеленых косыночках, разнося баночки с лекарствами и туалетные «утки». Почувствовав непреодолимое желание немедленно освободиться от распирающей меня жидкости, я поймал одну из них за полу халата и в два приема «надул» едва ли не полную «утку». Очень довольная моими успехами «сестричка» убежала, но вскоре возвратилась вместе с двумя мужчинами весьма мрачной наружности. Не подозревая от них никакого подвоха, я доверчиво обнял их за плечи, и они потащили меня в одной исподней рубахе по сумеречным пещерам госпиталя, весьма смахивающим на один из кругов Дантова ада. Я искренне полагал, что меня несут к здешнему профессору на какой-нибудь консилиум, но меня доставили лишь в крохотный каменный аппендикс, расположенный у самого входа в пещеру. В аппендиксе сидели двое: крепкий мужчина в форме и девушка с короткой стрижкой, одетая по-городскому.
Меня усадили на табурет, и мужчина задал какой-то вопрос. Девушка тут же перевела его на английский язык. Первый вопрос был простой, и на него я ответил почти без запинок, ибо мне предлагалось назваться и представиться. Ответ мой был незамедлительно переведен, и мужчина озадаченно уставился на меня.
— Мне доложили, что вы каким-то образом связаны с появлением в районе Тхай-чи сбитого американского пилота… — услышал я новый вопрос.
— Я захватил его в плен девятого числа и вместе с медсестрой из команды ополченцев старался вывести из леса… — принялся объяснять я, ужасно стесняясь собственной косноязычности.
— Сегодня семнадцатое, — сурово взглянул на висящий сбоку календарь представитель особого отдела. — Почему вы так долго скрывались от властей?
— Мы вовсе и не скрывались, — изумился я. — Оба мои спутника были ранены во время боя, и мне пришлось их долго тащить на себе по непроходимым джунглям. Я и сам-то чуть не помер от голода и перенапряжения, — закончил я свое повествование.
Допрашивающий меня военный снял трубку полевого телефона и некоторое время общался по очереди с несколькими лицами. Такой вывод я сделал потому, что между вопросами он слишком долго просто держал трубку, оживляясь только тогда, когда мембрана вновь оживала. Допрос длился довольно долго, пока я решительно не заявил, что устал и очень голоден. Только после этого меня отпустили восвояси, и я заметил, что к койке меня провожала теперь только медсестра. Незамедлительно был принесен вареный рис с какой-то мясной приправой, и я наконец-таки спокойно и всласть поел, не торопясь, тщательно пережевывая каждое зернышко.
Вскоре после завершения трапезы пришел врач и долго обследовал меня с помощью стетоскопа и маленькой деревянной колотушечки. Он простукивал меня ею, одновременно слушая отзвук шлепков. Затем заглядывал в глаза и уши, вытягивал пальцами язык, мял живот. Результат, видимо, его удовлетворил, и мне была принесена хоть и резко пахнущая хлором, но чистая и заштопанная форма. Не было только сапог, и вместо них мне выдали тяжелые шлепанцы, искусно вырезанные из старой автомобильной шины. И вот буквально через десять минут этаким отощавшим пугалом я был препровожден из госпиталя вон. Все мои Попытки узнать хоть что-то о судьбе моих спутников наталкивались на плотную, хотя и вежливую, стену непонимания.
Делать было нечего. Я быстренько распихал по карманам выданные личные вещи, повесил на плечо сумку американца и скромно уселся на деревянной скамеечке, спрятанной под бамбуковым навесом у входа в подземелье. Куда мне следовало дальше двигаться, я не имел ни малейшего представления и поэтому решил далеко не уходить от того места, где можно было, в случае чего, поесть и переночевать. Прошло несколько тягучих часов. Время от времени подъезжали грузовики, с которых торопливо сгружали раненых и тут же заносили внутрь. Иногда они привозили не раненых, а мешки, ящики и канистры. Иногда машины были совершенно пусты и, наоборот, в них загружалось по пять-десять человек выписанных. Такие маленькие отряды формировались все на той же пространной скамеечке, рядом со мной. Одетые в новые пижамы или старую полевую форму вьетнамцы весело балагурили, непрерывно дымя сигаретами, что в их среде, по всей видимости, считалось особым шиком и проявлением мужественности. Поскольку я сидел на краю скамейки, то они то и дело пытались угостить меня сигаретами, но я, дружелюбно улыбаясь, каждый раз отказывался.
Неожиданно на дороге показалась машина, до того напомнившая мне нашу «радийку», что в волнении я даже вскочил со своего места. Но это была не она. Из кабины солидно вышел одетый в военный френч военный без знаков различия и направился к входу в госпиталь. Поскольку он был явно славянской внешности, то я тут же рванулся к нему наперерез, надеясь спросить насчет того, как мне быть дальше. Но буквально за два шага от него я был перехвачен двумя рослыми ребятами, вынырнувшими будто из-под земли.
— Ты куда это так торопишься? — осведомились они по-русски, ловко зажимая меня в «коробочку».
— Пустите, мать вашу так! — заизвивался я, пытаясь вырваться. — Мне только один вопрос надо задать!
— А-а, — чуть-чуть отпустили они хватку, — ну, ты его нам пока задай, так сказать предварительно.
Молодцы, а на вид им обоим было лет по 27–28, водворили меня обратно на скамейку, уселись с обеих сторон и выжидательно повернули ко мне головы.
— Прежде всего, расскажи, кто ты и откуда здесь взялся, — предложил один из них.