— У меня есть комнатка в Челси. Но ты можешь остановиться там только на несколько дней, — сказала Аманда, скрывая восторг. — Я вполне могу уехать в Англию хоть сегодня. Но нам нужна машина — «пежо» записан на Хуго, и я сомневаюсь, что мы сможем взять автомобиль в деревне.
— Без проблем. У меня есть велосипед. Мы поедем в Сомюр и возьмем машину там.
Он поцеловал ее нос. Аманда вздохнула.
— Послушай, есть пара вещей, о которых нужно договориться, Тодд.
Она достала сигарету, зажгла ее и выдохнула дым ему в лицо.
— Ты говоришь о моем велосипеде?
— Я о твоем переезде в Лондон.
Аманда почесала подбородок и посмотрела на потолок. Два толстых херувима капризно взирали на нее. Они выглядели в точности как ее начальник и его секретарь.
— А, ты об этом. — Тодд наклонился вперед и медленно поцеловал грудь любовницы, затем дотянулся до ее сигареты и выбросил ту. — Я буду делать работу по дому.
Он целовал ее возбужденный сосок. Какая все-таки потрясающая кожа, решил он, как мягкий, ароматный абрикос.
— Это… и… — Аманда начала терять контроль над собой. — И дело в Рутере.
— Рутер уволен.
Тодд перешел к другому соску.
— …И нейлоновые велосипедные шорты тебе тоже придется выбросить. И еще одно. Пока ты живешь у меня, я хочу… — Аманда глубоко вздохнула, когда Тодд опустился ниже, — чтобы ты отвозил меня в офис и забирал обратно. Машина будет… Не так быстро… в твоем полном распоряжении.
— Какая у тебя машина? — спросил Тодд, оторвавшись от ее пупка.
— «БМВ».
— Без проблем, — согласился Тодд.
Он поднял любовницу и отнес в спальню.
— И последнее. — Аманда коварно улыбнулась, когда он кинул ее на смятую постель. — Готовка тоже будет на тебе.
— Что? — Тодд с удивлением посмотрел на нее.
Эта чертова женщина хочет получить горничную, а не страстного австралийского любовника! Тодд был в ярости. Затем он посмотрел на ее стройное, гибкое, загорелое тело и на ее холодные, бесстрастные глаза. А затем быстро вспомнил о всех тех деньгах, которые задолжал во Франции; рано или поздно кредиторы его найдут.
— Без проблем, — он широко улыбнулся, скользнув на нее с опытной легкостью. — Я — просто подарок судьбы.
Маркус и его развеселая компания были заняты сбором мусора в амбаре, включая поломанную мебель и громкоговоритель, на который в пьяном угаре упал Себ Келли.
Себа также стошнило на компьютеризированную диджейскую консоль, но Маркус решил, что консоль удастся спасти. А вот перепачканный и прожженный парашютный шелк придется выбросить. Маркус затолкал его в пустую коробку из-под еды на сеновале, где он покрывался капельками испарений от косых солнечных лучей, попадающих сквозь незакрытые ставни.
— Увидимся! — крикнул он сквозь ставни, когда еще одна компания уставших, но довольных подростков в модных двухцветных мешковатых джинсах, вязаных шапочках и неряшливых замшевых куртках прошла сквозь ворота с рюкзаками за плечами, направляясь к главной дороге в надежде поймать попутную машину.
Маркус уселся на подоконник и стал рассматривать покачивающиеся, коротко остриженные головы внизу во дворе.
Это действительно был потрясный, просто классный рейв, радостно подумал Маркус. И правильно он сделал, что пообещал всем, что такая вечеринка станет ежегодным мероприятием. Он как-нибудь утрясет все со своей тетей позднее, она же клевая.
Лорен Бакингем обвила своими гладкими красивыми ножками волосатые ноги мужа и нежно погладила его подбородок. Затем провела рукой по волосам Эдди, он лениво открыл один глаз и улыбнулся.
— Как ты считаешь, я им понравилась? — тихо спросила она, внезапно став совсем юной и неуверенной.
Эдди слегка поерзал, положил одну руку за голову и посмотрел на жену.
Боже, как же ему повезло! Он до сих пор боялся, что однажды проснется и поймет, что это всего лишь сон.
Эдди кивнул.
— Забавно, — размышлял он. — Столько было приложено усилий, чтобы заманить меня сюда, а теперь до нас, кажется, никому нет дела. Один из родственников даже принял меня сегодня утром за рабочего.
Лорен моргнула и улыбнулась, но все еще выглядела неуверенной. Эдди взял ее лицо в свои руки.
— Не волнуйся, все будет хорошо. Александра считает тебя потрясающей. Пока ты спала, мы с ней разговаривали, я с трудом отговорил сестру, она хотела пригласить сюда всю семью, чтобы они познакомились с тобой.
Он засмеялся и погладил щеку жены. Лорен улыбнулась и прильнула к его руке, как кошка.
— Боюсь, что другая моя сестра — Касс — проявит сдержанность. София — это моя старшая племянница — тоже скорее всего не одобрит. Они считают меня отвратительным старым распутником, совращающим юное невинное создание, — вздохнул Эдди.
— Милый! — Лорен прижалась к нему и озорно улыбнулась. — Соврати меня еще один раз, пожалуйста?
— Не оставляй меня! — рыдала Лисетт, когда Найл пытался крадучись выйти из комнаты.
Полускрытая одеялом, которое она сжимала в своих маленьких, трясущихся ручках, лицо перепачкано тушью и все в пятнах от слез, и не узнать ту жестокую сексуальную красавицу, которая заманила его сюда всего несколько часов назад.
Найл остановился и посмотрел на жену. На ее лице было жалкое выражение ребенка, который покорно ждал наказания. Найл мог бы ее утешить, мог бы утереть ее слезы, но он не мог простить.
— Куда ты идешь? — тихо спросила Лисетт.
— Взять что-нибудь выпить, — солгал он. — Здесь душно.
Несмотря на духоту в комнате, Лисетт дрожала. Она выдвинула подбородок вперед и потребовала принести ей водку с клюквой.
— Водки не осталось, — вздохнул Найл, посмотрев на кувшин с грейпфрутовым соком, который он принес ранее, тот все еще нетронутым стоял на подоконнике. — Впервые в истории в этом доме нет спиртного. Я принесу кофе.
— Отлично. Черный, без сахара.
Лисетт встала, медленно обернула одеяло вокруг себя и со сгорбленной спиной побрела к своей сумке. Найл не шелохнулся. Он наблюдал, как жена согнулась, чтобы прикурить сигарету трясущейся рукой, а затем посмотрела на свое отражение в зеркальце серебристой пудреницы.
«Ядовитая горбатая жаба», — яростно подумал он, а затем сам ужаснулся своей раздражительности.
В нем боролись противоречивые чувства. Когда Лисетт была на грани нервного срыва, бредила как сумасшедшая, он подавил в себе все отвращение и заботился о ней с нежностью и преданностью, которые когда-то так щедро ей расточал. Но в те моменты, когда Лисетт опять становилась собой, он снова ее ненавидел.
— Дерьмо, я ужасно выгляжу, — выругалась она, пытаясь стереть тушь со щеки, но та присохла.