И… у него не всегда получалось. Не потому, что он глуп, напротив, просто… не хватало знаний. Тех базовых, которые можно получить в хорошей школе, но только действительно в хорошей. Я помогла. Сначала с расчетами, потом кое-что объяснила. Потом… он меня спас, и мы… наверное, это можно было назвать дружбой. Так я думала. И он тоже. Наивные…
Она сделала глубокий вдох и закрыла глаза, запирая в них слезы. Слезы – это не то, что можно показать посторонним, сколь бы симпатичны они ни были.
И Лотта вежливо отвернулась.
– Отец нашел подходящего жениха. Нет, Дерек был неплох. Обаятелен. Мил. Готов признать за мной право на собственное дело… сильные женщины его не пугали. Пожалуй, он и вправду подходил мне. И в любом ином случае я могла бы влюбиться, но… я сбежала с собственной свадьбы. Какой тогда случился скандал… – улыбка расцвела на этом усталом лице. – А потом второй, когда я вышла замуж. Мне пришлось угрожать Альберту… Неважно. Несколько лет мы жили на Техине. Технический мир, который только-только осваивали. Зато там были рады конструктору и без опыта. Почему-то оказалось, что в центральных мирах нам не рады. Подозреваю, не обошлось без отца, он полагал, что я не выдержу долго в непривычной обстановке. Мне и вправду пришлось нелегко, но… он не учел моего характера.
Зря.
Этот характер был виден. Он заставил смириться с горем, спрятать его, скрыть ото всех, обменяв на требование справедливости.
– Как-то получилось, что я быстро нашла себе дело. Условия были и вправду ужасные, иногда имело место нарушение закона, но оказалось, что простые люди порой не знают ни о законах, ни о правах. Я организовала профсоюз, выдвинула требования…
И их удовлетворили.
– Было несколько судебных заседаний. И пара покушений, когда стало ясно, что проблема именно во мне.
Леди Унияр тряхнула головой.
– Дело получилось в итоге довольно резонансным, и когда мы выиграли, мне предложили работу. Это было странно. Я привыкла, что всегда и везде работаю на семью, а тут… отец позвонил, поздравил и сказал, чтобы я возвращалась, что он будет рад. Настолько рад, что подыщет дело для моего никчемного мужа. А я… я отказалась. Ради нас двоих. И это было правильным решением.
В воде что-то мелькнуло, что-то весьма крупное и явно не растительного происхождения.
– Я начала сотрудничать с благотворительной организацией, довольно известной. Чем только не занимались… удивительное время, уникальный опыт. И я сама не заметила, как стала значимой величиной. И меня выдвинули на выборы в Совет Созвездия. Это было… странно. Войти вот так, не по праву крови и рождения, но на одно из двух сотен свободных мест…
– А ваш муж…
– Он к этому времени заработал определенную репутацию. И место… военный контракт. Весьма выгодный, хотя… – она развела руками. – Даже я не знаю подробностей того, чем он занимался. Главное, что ему нравилось. И… он знал, что все, чего он добился, это благодаря собственным силам. Как знала и я.
Она все-таки упустила слезинку.
Всего одну.
И та скользнула по бледной щеке.
– У нас трое детей. И семеро внуков, которых он обожал. И я тоже… и нам всем будет его не хватать.
– Спасибо, – тихо сказала Лотта.
– Не за что… не совершайте ошибки. Не позволяйте навязанным вам долгам портить вашу же жизнь. Любой долг можно исполнить по-разному.
И это была правда.
Та правда, которую Лотта готова была принять. Дело осталось за малым… впрочем, в книгах ее истории всегда заканчивались свадьбой. И отступать от сценария она не собиралась.
Не будь она Эрхард.
Кахрай свернул экран.
И поднялся.
Ныли плечи. И шея. И голова тоже. Он помотал ею, пытаясь избавиться от цифр, которые переполняли ее, грозя вовсе разорвать. И совсем не смешной показалась бабкина присказка, что, мол, еще немного – и мозги через уши потекут.
Точно потекут, но…
Никто не заставляет ведь. Его наняли безопасность обеспечивать, а не в финансах копаться. Для финансов есть другие люди, с образованием специальным, с пониманием, чем внутренний налог отличается от локального и почему проводку нужно закрывать всенепременно к первому числу каждого месяца.
Кахрай сунул палец в ухо.
Куда он лезет?
А главное, чего ради?
Нет, он знал, чего ради. Кого ради. И только надеялся, что не зря, что получится, что хватит ума если не сравняться, то хотя бы не позорить ее своей откровенной глупостью.
Сестра писала.
Умоляла вернуться.
Что-то там про долги и страховку, про племянницу, которой скоро поступать, поэтому нужен нормальный репетитор, а не цифровые уроки, что идут для всех и сразу. И про то, что она растет и запросы тоже. И нытье это вдруг стало раздражать.
Сестра обрадовалась, узнав, что у него новая работа.
И попросила устроить ее. Куда-нибудь. Главное, чтобы не особо сложно. И еще подругу. Подруга была хорошей и верной, правда, не единственной, но ведь ничего-то невозможного, если Кахрай постарается. И он мог бы.
Стоило бы сказать, и Лотта нашла бы место что для сестры, что для всего выводка ее подруг. А Кахрай промолчал и чувствовал себя предателем. Впрочем, если бы сказал, тоже чувствовал бы себя предателем. И кажется, к этому чувству стоило попривыкнуть, пока есть время.
А оно еще есть.
Месяц или два, пока не убедятся, что чума отступила. И еще месяц карантина на чистой станции. И потом уже мир, куда их допустят, под присмотром конечно, но все же… и быть может, за это время он так надоест своей рыжей, что она разорвет контракт.
Скажет, что все было пусть не ошибкой, но просто приключением…
Подобные мысли мучили куда сильнее бухгалтерских отчетов. Если скажет, что ему останется? Отпустить? А он сможет?
Или надо было сразу пресечь…
Понятно же, что ему нечего делать рядом с такой женщиной, что рано или поздно, но она поймет, что есть другие, куда лучше образованные, хорошего рода, да и… Кахрай поймал свое отражение на гладкой поверхности. И рожа у него такая, что дети пугаются. А туда же…
Додумать не успел.
Лотта вошла без стука, благо доступ у нее имелся. Остановилась на пороге и сказала:
– Привет.
– Привет…
Сегодня она была… другой. Она каждый раз была немного другой, его маленькая звезда с огненной короной волос.
Милой.
И сердитой.
Наивной. Удивительной. Невозможной, потому что таких женщин не бывает. А она была. И стояла. И смотрела этак выжидающе. И Кахрай смотрел. На волосы, заплетенные в несколько кос. По косам вились серебристые ленты, в цвет