Читать интересную книгу Искусство и жизнь - Уильям Моррис

Не думаю, что я примусь за «Анну Каренину». Мне хочется почитать что-нибудь более поднимающее дух. У меня не очень хорошее настроение — не могу отделаться от мысли, что в последнее время я должен был бы сделать больше, чем сделал. Хотя я и не знаю, что бы мог сделать, и все же чувствую себя убитым и подавленным. Тем не менее нельзя приходить в плохое настроение из-за дел, ибо я никогда не думал, что они могут развиваться столь быстро, как это было в последние три года, только вот мнения могут распространяться вширь, а организация растет не так уж быстро...

РЕДАКТОРУ «ДЕЙЛИ КРОНИКЛ»{41}

10 ноября 1893

Глубинный смысл нашей деятельности

Сэр,

Разрешите мне высказать несколько соображений в дополнение к вашему замечанию относительно будущего изобразительных искусств. Вы вправе предположить, что я пессимист в этом вопросе. Дело обстоит не так, но мне очень хочется развеять всякие иллюзии по поводу будущей судьбы искусства. Я не верю, что жизнь искусства можно поддерживать пусть даже и энергичными действиями небольшой группы особенно одаренных людей и небольшим кругом их почитателей из широкой публики, в целом неспособной их понять и насладиться их работой. Я твердо придерживаюсь мнения, что все достойные направления в искусстве должны быть в будущем, как это было и в прошлом, результатом стремления народа к прекрасному и к подлинному наслаждению жизнью. А теперь, когда демократия закладывает новые основы общества, которое медленно вырастает из недр анархии коммерческого периода, это стремление народа к красоте должно вырасти из реального экономического равноправия всего населения. Наконец, я до такой степени уверен в возможности достижения такого равенства, что готов принять в качестве последствия совершающегося ныне процесса кажущееся исчезновение того искусства, которое еще осталось нам. Я уверен, что это будет лишь временной утратой и что за ней последует возрождение искусств...

Я предвижу искусство будущего не как смутную мечту, но как практическую неизбежность, покоящуюся на общем благосостоянии народа. Правда, мне не придется увидеть этого расцвета искусства, поэтому меня можно извинить, если я вместе с другими художниками пытаюсь выразить себя в сегодняшнем искусстве, представляющемся нам единственным остатком органического творчества прошлого, к которому был приобщен народ, какие бы другие недостатки ни были присущи условиям его жизни. Ибо нам, художникам, присуще неподдельное тонкое чувство искусства, хоть мы и вынуждены трудиться среди невежества тех, кто всю жизнь тратит на изготовление художественных произведений (то есть производителей товаров), а также среди дурацкой претенциозности тех, кто, не производя ничего, лишь притворяется, что занят делом.

И все же, если мы (те из нас, которым столько же лет, сколько и мне) не увидим своими глазами нового искусства, выражающего всеобщее наслаждение жизнью, мы даже теперь видим его семена, которые начинают прорастать. Ибо если истинное искусство не может существовать без поддержки производящих классов, то как они могут обратить свое внимание на него, если живут среди ужасных забот, угнетающих их изо дня в день? Поэтому первым шагом к возрождению искусства должен быть решительный подъем благосостояния рабочих. Их жизненный уровень должен быть (если говорить о самом малом) не таким скудным и ненадежным, а рабочий день должен быть короче. Это улучшение должно стать всеобщим и должно быть защищено законом от возможных превратностей рынка. Но эта перемена к лучшему может быть осуществлена усилиями самих трудящихся. «Пусть и не для нас, но нашими руками» — вот каков их девиз. Тот факт, что они сами стремятся к этому и действуют согласно этому принципу, делает этот год по-настоящему памятным, как бы ни были незначительны его достижения. Таким образом, сэр, я не только признаю, но с радостью утверждаю, что «горняки закладывают основу для чего-то лучшего». Борьба против ужасной власти толстосумов, выколачивающих прибыли, теперь провозглашается трудящимися как основной их принцип. Отныне это уже не словопрения от случая к случаю; но хотя важность этой борьбы теперь и признается повсеместно, мне кажется, что она все еще недооценивается. Что касается лично меня, то я воспринимаю быстрый прогресс в сторону равноправия как нечто надежное; то, что эти стойкие горняки совершают перед лицом таких громадных трудностей, могут и будут делать другие рабочие. Когда же жизнь станет легче и намного радостней, у людей будет больше досуга, чтобы оглянуться вокруг и поискать то, чего они желают в мире искусства, и у них появится сила осуществить свои желания. Никто не в состоянии сказать теперь, какую форму примет это искусство, но очевидно, что оно будет зависеть не от каприза немногих людей, а от воли всех. Можно надеяться, что это искусство не остановится на уровне прошлых веков, но превзойдет его, ибо жизнь станет прекраснее после исчезновения насилия и тирании, вопреки, а не благодаря которым наши предки создали дивные произведения народного искусства, в немногих образцах донесенные временем до нас.

Остаюсь, сэр, покорно ваш Уильям Моррис

РЕДАКТОРУ «ДЕИЛИ КРОНИКЛ»

23 апреля 1895

Сэр,

я отваживаюсь обратиться к вам с просьбой разрешить мне сказать несколько слов по вопросу о теперешнем обращении с Эппинг Форест{42}. Я родился и вырос в его окрестностях (Уолтемстоу и Вудворд). В детстве и юности я знал это место вдоль и поперек, от Уэнстеда до Фейдонза, от Хейл Энда до Ферлоп Оука. В те дни у него не было худших врагов, чем расхитители гравия и строители заборов, он был всегда живописен и прекрасен. Из того, что доходит до меня, я вижу, что большая часть его уничтожена, и я опасаюсь, сэр, что, несмотря на оптимистические нотки в ваших статьях по этому поводу, то немногое, что остается от него, находится под угрозой дальнейшего разрушения.

Этот лес особенно ценен тем, что в огромной своей части он состоит из грабов, то есть деревьев, которые растут только в таких немногих местах, как, например, в Эссексе и Герце. Несомненно, это был самый большой грабовый лес на наших островах, и, кажется, во всем мире. Все указанные грабы были подстрижены, каждые четыре года или шесть лет их окуривали, а во многих местах среди них росли рощицы остролистника. В результате всего этого лес был совершенно особый, в высшей степени привлекательный, и другого такого леса нельзя было найти нигде. И я утверждаю, что здесь лишь такое обращение допустимо, которое оставляет неприкосновенным этот грабовый лес.

Но хотя граб и интересное дерево в глазах художника и разумного человека, он вовсе не является предметом любви со стороны любителей-садоводов, и я очень сильно опасаюсь, что власти намерены очистить лес от его природных деревьев и вместо них насадить деревья типа гималайских кедров и заморские хвойные саженцы.

Я слышал, что был образован «комитет экспертов», который должен заседать и вынести свое решение по вопросу Эппинг Фореста. Однако, сэр, слово «эксперт» не может заткнуть мне рта, и я призываю широкую публику присоединиться к моей позиции. «Эксперт» может оказаться очень опасным человеком, потому что он способен сужать свои взгляды до какого-то определенного дела (обычно коммерческого характера), которым он занимается.

В частности, в этом вопросе мы не хотим зависеть от перста лесного стража, который занимается выращиванием леса на рынок, или же от ботаника, занятие которого — собирать разновидности флоры для ботанического сада, или от садовника, который по своей обязанности занимается тем, что опошляет сад или ландшафт настолько, насколько позволит ему кошелек его патрона. Тут нужен разумный человек с подлинным художественным вкусом, который принял бы во внимание насущные потребности дела и дал бы соответствующий совет.

В настоящее время мне кажется, что власти, которым попал в руки Эппинг Форест, имеют в отношении леса два намерения. Прежде всего они, вероятно, намерены превратить его в сад или разровнять его в площадки для гольфа (и я очень сильно опасаюсь, что именно последняя глупость засела в их головах). Во-вторых, вероятно, считают необходимым (как вы и полагаете) сделать более редкими грабы с тем, чтобы дать им возможность для лучшего роста. Что касается первой альтернативы, то мы, лондонцы, должны протестовать против этого всеми силами. Если этот план будет осуществлен, то, во всяком случае, Эппинг Форест будет превращен в обычный вульгарный клочок земли и фактически будет уничтожен.

Что же касается второго плана, то для того, чтобы нас успокоить, мы должны получить заверения, что очищенная земля будет вновь засажена, и почти целиком, грабами.

Помимо того, сугубое внимание должно быть уделено тому, чтобы не пропало ни единого дерева, если только это не является необходимым для нормального роста других деревьев. Ибо известно, что при сравнительно небольших деревьях наиболее красивый эффект достигается только тем, что они расположены настолько близко друг к другу, насколько позволяют возможности их роста. Мы хотим, чтобы Эппинг Форест был лесом, а не парком.