черепахи. Ни с едой, ни с водой проблем не было. Морскую воду он сделал пригодной для питья, для этого пришлось потрудиться, пока не научился использовать стихии Воды и Земли, чтобы убирать лишнюю морскую соль. А вот с едой оказалось значительно хуже. Нет, дело не в том, что он голодал, наоборот, ел вволю, но питание состояло лишь из рыбы, различных морских обитателей и водорослей. К сожалению, запасы риса оказались тоже испорчены, а попытки очистить их ци не принесли желанного результата.
Вот если бы у него было пространственное кольцо! Он бы сложил туда достаточно разной вкусной еды, чтобы ни в чём себе не отказывать месяцами, нет, даже годами! Чтобы хватило до самого края мира, а то и дальше!
Ксинг слышал, что у моряков есть какой-то «компас», правда, что это такое и как его сделать с помощью ци, он не имел понятия. Поэтому приходилось ориентироваться лишь днём по солнцу, а ночами по звёздам и лунам, пытаясь придерживаться единственного случайно выбранного направления. Сочинял глупые песни, ловил рыбу, глушил кулаками акул, бегал по воде и то тянул свой черепаший корабль на буксире, то, сидя на «палубе», направлял его вперёд с помощью ци.
Поначалу Ксинг пытался беречь силы на случай неожиданностей, но вскоре изменил решение. Панцирь всё так же блокировал ци, так что заставлять его плыть было очень тяжело, и если бы не три с лишним года постоянных тренировок, Ксингу бы не удалось его сдвинуть ни на шаг. В Могао он ингредиенты не только покупал, но и некоторые редкости добывал сам, плавая по океану и ныряя на невиданные в Дуоцзя глубины. Он научился направлять ци даже там, на глубине, посреди полной жизни и потоков энергии бездны, так что сейчас эти мучения окупились многократно. У него получалось толкать свой корабль вперёд и в штиль, и в шторм, не давая потокам развеяться и раствориться в окружающем водном пространстве.
Так что теперь, управляя панцирем, он продолжал свои тяжёлые тренировки, с каждым днём увеличивая силу и контроль над своей ци, приближаясь если не к берегу, то хотя бы к своей цели превзойти учителя!
— Я в Могао не вернусь, на Сифэн я не женюсь, — завел Ксинг новый заунывный куплет, поправляя широкополую коническую шляпу, собственноручно сплетённую из водорослей.
В небе блеснула искорка ци, и он по привычке из старой жизни приложил к глазам загоревшую на опаляющем солнце руку. Солнце стояло в зените и слепило, но он всё равно вскоре обнаружил обладателя жизненной энергии — большую белую птицу с чёрными перьями на хвосте и кончиках крыльев.
— Где-то рядом либо есть берег, — пробормотал он, — либо это птица, способная летать через моря. Вот бы поймать такую!
Поймать и научиться на ней летать, как делали не только многие герои кристаллов, но и злодеи, разные главы сект, руководители альянсов и просто могущественные культиваторы. Ну а если не получится, тогда птица — это мясо, в особенности грудка, ничуть не хуже куриной! Рыба, даже акулы и осьминоги, смертельно надоела.
Ксинг поймал себя на том, что причмокивает и пускает ртом слюну, так что мотнул головой, прочищая сознание.
— К тому же летать можно и на мече, как настоящий герой! — решил он. — Только сначала нужно этому научиться!
Ксинг вытащил верный цеп, покрутил в руках, почесал в затылке и снова заткнул за пояс. Нет, летать на цепе, наверное, было бы не настолько героически. Ничего! Осталось недолго! Он доберётся до берега, найдёт подходящее железо и выкует себе специальный меч, которым можно будет не только резать врагов, отрубать голову мерзавцу-учителю, но и рассекать на нём небеса!
Ксинг решил последовать за птицей — хороших идей у него не было, а птицы всегда летают возле берега. Если, конечно, ему не попалась какая-то особая птица, предпочитающая летать над океаном — с его везением, когда позорно сбегать пришлось от двух наставников из трёх (причём от первого — так вообще с помощью реинкарнации), такое вполне могло бы и случиться. И пусть он всё-таки получил звание мастера-кузнеца, когда прямо в ресторане его нашла Имперская курьерская служба, передав нефритовую табличку с такой знакомой ци мастера Бунтао и короткое письмо с единственным словом: «Спасибо!», меньшим побегом это не являлось!
Птица улетала, поэтому Ксинг направился на корму — так он лихо, по-моряцки, называл заднюю часть черепахи — ухватился за рулевое весло и, выпуская изо всех сил ци, помчался за ней в погоню. Сил хватало, теперь он мог не только чувствовать всё внутри панциря черепахи, не только ощущать окружающее пространство, но даже заглядывать в глубины океана, сколь бы тяжелым и невозможным это раньше ни казалось.
Неладное он заметил заранее, просто не смог понять, что это такое. Большая сфера, размером в два или три раза больше черепахи, была незаметна обычным взглядом, но в зрении ци ощущалась очень странно. Потоки жизни, пронизывающие окружающее пространство, тут искажались, изламывались, текли непредсказуемо и хаотично. Ксинг мог бы с лёгкостью забрать в сторону, обогнуть это странное место по широкой дуге, но тогда бы птица, которую он преследовал уже полдня, окончательно бы улетела. Поэтому он принял решение — сменить направление лишь ненамного, пройти рядом и продолжить погоню. К тому же было очень интересно — ничего подобного Ксинг не видел ни в одной из жизней, так что очень хотелось рассмотреть эту странную штуку поближе.
Не прошло много времени, как он проклял своё любопытство: вода в океане оставалась спокойной, но какая-то сила, имеющая привкус совершенно незнакомой ци, подхватила корабль и потянула внутрь сферы.
Ксинг среагировал быстро. Он заскочил внутрь корабля, подхватив едва не слетевший с пояса цеп, и закрыл (на морском языке это называлось «задраить») все двери и окна. Конечно же, это не помогло, очень скоро все стёкла раскололись и осыпались, а дерево затрещало и стало превращаться во всё более и более мелкие щепы. Ксинг охватил черепаху своей ци, пытаясь остановить разрушение. Но сила, сдавливающая корабль, оказалась столь велика, что даже не заметила его усилий. Он вобрал ци и до предела защитил тело, даже свернулся в клубок, вцепившись в цеп, словно это было единственное средство выжить.
Панцирь черепахи, прочный и способный выдержать атаки любых врагов, застонал, будто в нём до сих пор скрывались остатки жизни, и пошёл трещинами. Наконец, не выдержав, сдался и он — осколки костяных сегментов полетели во все стороны, некоторые из них ударили в его тело, не причинив, впрочем, никакого вреда.