Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не разоряйся, – сказал Билли, и Карл вспомнил, что его друго хорошо переносит молчание.
– Хорошее авто, – заметил Карл, проскальзывая на удобные кресла Биллиного «BMW».
– Нормально, раньше у меня «ягуар» был.
На другой стороне улицы, возле «Клинтон-отеля», вспыхнула какая-то заваруха.
– Алкаши, – сказал Билли, сконцентрировался на дороге.
Они были вполне различимы.
Это был…
Да ни хуя, с чего бы
Это был брат Билли Биррелла, Рэб, и за ним приглядывал полицейский. Карл и Билли проехали в машине, находясь метрах в пяти от происходящего.
Брат Билли был в странном жёлто-зелёной забрызганной кровью футболке. Карлу хотелось крикнуть «Рэб», но он был такой убитый. Кроме того, ему нужно поскорее домой. Он обернулся и увидел женщину, которая ему кого-то смутно напоминала… но ещё он увидел мелкие кудряшки и потную харю, которая выкрикивала, как обычно, всякий бред. Это Терри. Жирная тварь Джус Терри! Женщина что-то громко говорила, похоже, защищала Рэба и Терри. Даже самодовольный чинуша-полицейский, и тот слушал её с некоторым почтением.
Но тут «BMW» ускорилась, чтоб проскочить на жёлтый, проехала по петле Хеймаркета и выехала обратно на Далри-роуд.
Карл поудобнее устроился на переднем сиденье и подумал, что не сказать своему старому другу, что его брат попал в заваруху, это, конечно, неправильно, но он просто не мог тратить на это время. Домой, переодеться, в больницу.
Он вспомнил, что под конец Терри ещё хрипло прокричал ЮАРТ. Нет. Сначала Бабертон. Потом Королевский госпиталь.
Бабертон.
Этот дом не стал ему своим, это был дом его матери. Ему он никогда не нравился, он и жил-то там всего год, пока не стал сам снимать.
Терри.
Как здорово, что он до сих пор не утратил пылкости чувств, позволяющей ему быть полнейшим засранцем и упырём.
Тупой, сука, пиздец.
Билли.
Вот он, рядом, везёт его в больницу. А Терри – на улице, разбирается с копами. Затёртая мыслишка, мол, сколько б что ни менялось, всё остаётс по-прежнему, просочилась сквозь уставшую голову Карла.
Терри. Когда он последний раз его видел? После похорон. Когда Билли в последний раз бился на ринге. Карл пришёл с Топси и Кенни Мьюирхедом. Терри был с Алеком Почтой и другими пацанами.
Бился на ринге… да не бился он совсем, думал Карл, смотря на профиль своего друга. Шрам от дойловской бритвы с годами стал почти не виден. Вспоминая тот вечер в лейтовском «Таун-Холле», Карл всегда думал, что дело было не только в щитовидке. Билли казался затравленным, будто без сомнения, какие когда-либо беспокоили его, в один миг заполонили его сознание, полностью парализовав тело.
Помнится, Терри ещё усмехался и скалил зубы на выходе, а потом отправился спокойненько по Ферри-роуд. Потом была драчка, пацаны напали на болельщиков Моргана, которых приехал целый автобус. Какого-то парня из Уэльса жестоко порезали розочкой.
Ещё он слышал, как Терри, жирная тварь, удаляясь от «Таун-Холла», крикнул Рэбу, брату Билли: «Так оно всё и происходит, Биррелл». Тогда он понял, что больше с этим гондоном встречаться не желает.
Билли остался ждать внизу с Сандрой, своей матерью, пока Карл побежал наверх, чтоб быстренько принять душ. Под успокаивающими струями он мог простоять неделю, а потом бухнуться в постель, но обстоятельства подгоняли, и он в спешке выскочил и надел свежее бельё.
– Да от тебя только кожа да кости остались, – сказала Сандра, ощупывая его, когда он подошёл её поцеловать. Потом он подошёл к своей тётке, Аврил. Он был рад их видеть.
Билли с Карлом поехали в больницу. Карл повис на ухе.
– Я даже не видел, как «Хартс» выиграли кубок, Билли, да и узнал я об этом несколько месяцев спустя после победы… – Теперь такое безразличие казалось странным. О чём он там себе думал? – А когда «Хибз» последний раз кубок выигрывали, а, Биррелл?
Билли улыбнулся, достал мобильный телефон и набрал номер. Никто не подходил.
– Пойдём в больницу, – сказал он.
В машине Карл пережил ещё несколько смертей. Он боялся увидеть отца, боялся, что не перенесёт зрелища, которое теперь представлял собой его папа. Аврил и Сандра выглядели раздутыми, как в кривом зеркале, карикатурами на тех женщин, что он помнил. Как же тогда выглядит папа? А мама? И почему это имело такое значение? Это потому, что я без ума от молодости, печально размышлял он. Большую часть времени его окружали девочки вдвое моложе его. Это давало пищу его эго, довод отрицанию возрастных процессов, платформу его личному бегству от ответственности. Но так ли это плохо? До сих пор всё было хорошо. Но он любил своих родителей, и сейчас ему нужно было быть рядом с ними, это стопудово. К таким событиям готовиться бесполезно.
Голова у Карла работала на самых высоких оборотах. Вот если б она вошла в консонанс с потрёпанным телом. С этими алконаркотическими отходами одно мучение: голова разрывается – тело закисает, или наоборот. Теперь Карл размышлял о романтических заблуждениях, которые испаряются вместе с юностью. Гнусь прагматизма и ответственности подточит тебя, как волна камень. Когда они смотрят на тебя с экрана, рассказывают, как себя вести и что делать, что покупать и на кого быть похожим, а ты сидишь дома, ничего толком не понимаешь, усталый, сбитый с толку, запутанный, то ясно – победа за ними. Идеологии больше нет, и речь идёт о том, как продать побольше продукта и контролировать тех, кто не способен за него заплатить. Нет утопий, героев – нет. Они всегда пытались убедить себя, что потрясающе проводят время, но ни фига им не было так здорово, а было скучно, утомительно, бессмысленно.
Болезнь его старика расставила всё по своим местам.
Проскальзывание
Его перевели. Теперь он лежал в четырёхместной палате, но его она увидела сразу. Мария не стала разглядывать соседей, пошла прямо к мужу. Приблизившись, она расслышала неглубокое прерывистое дыхнание, посмотрела на толстые синие вены, с запястья уходящие под ладонь, которую она так часто держала с тех пор, как он легко вдел её палец в колечко. Это было в обед. Они сидели в ботаническом саду в Инверлейте. По дороге на работу а адвокатскую контору у неё кружилась голова, она чуть не падала в обморок всякий раз, как смотрела на колечко. Он поехал на автобусе обратно на фабрику. Он перечислил ей все песни, что играли у него в голове.
Теперь на подключённом к нему электрокардиографе зелёной линией по электронно-лучевой трубке выводилось биение его сердца. На тумбочке лежало несколько открыток, она развернула их и поставила перед ним:
ПОПРАВЛЯЙСЯ СКОРЕЙ
СЛЫШАЛИ ПРО ТВОЕГО КОНДРАТИЯ
и ещё одна с грудастой медсестрой в чулках с подвязками. Она склоняется над пациентом, тот потеет, пускает слюни и эрегирует, отчего одеяло встаёт колом. Маленький очкастый доктор говорит:
ХМ-М, ТЕМПЕРАТУРА ВСЁ ЕЩЁ НЕМНОГО ПОВЫШЕНА, МИСТЕР ДЖОНС, только Джонс зачёркнуто и поверх каракулями выведено ЮАРТ. И подпись «От Новобранцев Джерри, Алфи, Крейги, Монти».
Это парни со старой работы, там уже всё давно закрылось. Пошутить, значит, хотели. Скорее всего, они просто не знали, насколько всё это серьёзно. Доктора сказали, что нужно готовиться к худшему.
Здесь же стояла более уместная карточка от Вулли и Сандры Биррелл: МЫСЛЕННО С ТОБОЙ.
И Билли звонил, спрашивал, может ли он чем помочь. Хороший мальчик, и дела у него пошли в гору, но своих он никогда не забывает.
А вот и он. Билли. Он здесь. И Сандра. И Аврил. И Карл!
Карл приехал.
Мария Юарт обняла сына, её сразу озаботила его худоба. Он был тощий, как никогда.
Карл смотрел на мать. Она постарела и выглядела измотанной. Неудивительно. Он взглянул на ссохшуюся плоть, на то, что осталось от его отца.
– Он под наркозом, ещё не просыпался, – пояснила она.
– Мы посидим с ним, а вам хоть словом надо перекинуться, – сказала Сандра. – Пойдите выпейте кофе, – посоветовала она.
Мария с Карлом вышли, держась за руки. Карл не понимал, кто кому помогает: он был в полнейшем ауте. Он хотел остаться с папой, и с мамой тоже хотелось поговорить. Они пошли к кофейному автомату.
– Всё так плохо? – спросил Карл.
– Он уходит, сынок. Я не могу в это поверить, но он уходит, – всхлипнула она.
– О боже, – он прижал мать к груди, – прости меня, я только о себе и думаю. Я был на сборище и прилетел сразу, как только Хелена сообщила.
– Она мне понравилась, – сказала мама, – почему ты нас раньше не познакомил? Почему ты не пускал её в нашу жизнь, сынок? Почему закрылся сам?
Карл взглянул на свою мать и в глазах её увидел то ли упрёк в предательстве, то ли непонимание. Он старался разобраться, но тут увидел всё её глазами: она вела себя так, будто сама в чём-то не права, как будто она до какой-то степени виновата в его провалах. Нет уж; он ещё способен посмотреть себе в глаза и сказать, что сам воспитал в себе мудака, который особенно заметен в подобных ситуациях.
- Тупая езда - Ирвин Уэлш - Контркультура
- Сборная солянка (Reheated Cabbage) - Уэлш Ирвин - Контркультура
- Вечеринка что надо - Ирвин Уэлш - Контркультура
- Альковные секреты шеф-поваров - Ирвин Уэлш - Контркультура
- Альковные секреты шеф-поваров - Ирвин Уэлш - Контркультура