Но майор ни словом не обмолвился о трагедии с Сан-Франциско. Он взялся мучить одного из нас договором в Нью-Дели, заострив внимание на проблеме военнопленных. Отпустив наконец свою первую жертву, майор задумался, кого бы избрать в качестве второй.
— Мистер Рико, — сказал он.
— Да, сэр.
— Можно ли отказ от освобождения тысячи военнопленных считать достаточно обоснованной причиной для возобновления войны? Учтите, что при возобновлении военных действий могут погибнуть миллионы ни в чем не повинных людей, вернее. почти наверняка погибнут.
Я ни минуты не колебался:
— Да, сэр. Этой причины более чем достаточно.
— «Более чем достаточно». Ладно. А один пленный, которого не хотят отпускать?
Я заколебался. Я знал ответ, но для Мобильной Пехоты. Не было уверенности, что именно это он хочет от меня услышать. Райд нетерпеливо сказал:
— Ну, давайте, мистер! У нас есть верхний предел — тысяча. Я предложил вам обсудить низший предел — один человек. Прошу учесть, что дело серьезнее, чем, например, занятие бизнесом. Хотя и бизнес требует точного понимания ситуации. Вы же не можете выписать вексель на сумму «от одного до тысячи фунтов». А ведь разворачивание войны гораздо более серьезное дело, чем выдача пусть даже огромной суммы денег. Не будет ли преступлением вовлечь страну (а на деле две страны) в войну ради спасения одного человека? А вдруг этот человек даже не заслуживает того? Или возьмет и помрет, когда сыр-бор уже разгорится? Тысячи человек погибают ежедневно в катастрофах и несчастных случаях… так стоит ли колебаться из-за одного? А теперь — ответ! Отвечайте «да» или «нет»… Не задерживайте класс.
Он взял меня за горло. И я ответил так, как ответил бы на моем месте любой десантник:
— Да, сэр!
— Что «да»?
— Неважно, тысяча человек или один. Нужно драться.
— Ага! Число пленных роли не играет. Почему?
Черт побери! Он меня поймал. Я знал, что ответ правильный. Но не знал почему. Райд с легкой иронией подбадривал меня:
— Давайте же, мистер Рико, доказывайте. Здесь мы имеем дело с точной наукой. Вы дали математический ответ, теперь должны его доказать. Ведь кто-нибудь начнет кричать, что ваше утверждение абсурдно, что по аналогии одна картофелина стоит столько же — ни больше, ни меньше, — сколько тысяча таких же. А?
— Нет, сэр.
— Что «нет»? Доказывайте, доказывайте.
— Людей нельзя сравнивать с картошкой.
— Ну хорошо, хорошо, мистер Рико. Я думаю, мы и так сегодня уже слишком напрягли ваши усталые мозги. Завтра принесете мне письменное доказательство. Так и быть, дам вам совет. Посмотрите ссылку номер семь к сегодняшней главе. Мистер Салмон! Как образовался нынешний политический порядок после Эпохи Смуты? И в чем его нравственное основание?
Салли начал рассказывать. В принципе никто не может толком объяснить, как сформировалась нынешняя Федерация. Словно она выросла сама собой. В конце XX века национальные правительства всех крупнейших государств полностью дискредитировали себя. Что-то должно было заполнить вакуум, и в результате во многих странах к власти пришли вернувшиеся с войны ветераны.
Они проиграли войну, у них не было работы, но они знали, как прийти к поставленной цели. Происшедшее не было революцией, события больше походили на 1917 год в России: система развалилась, образовался тот самый вакуум.
Как утверждают историки, движение ветеранов зародилось в Шотландии.
Бывшие вояки собрались, чтобы прекратить волнения и беспорядки. Позже они решили никого, кроме ветеранов, в свой комитет не принимать: доверяли только друг Другу. Постепенно чрезвычайная мера стала конституционной практикой.
Возможно, те самые шотландские ветераны и решили первыми, что не стоит подпускать к управлению государством слабых, продажных, алчных и тому подобных штатских. «Они вертятся, как флюгеры на ветру, а мы можем повернуть общественное развитие в нужную сторону», — так, наверное, говорили о штатских ветераны. Историки утверждают, что тогда антагонизм между штатскими людьми и вернувшимися с войны солдатами был гораздо глубже, чем можно сейчас себе представить, Салли пересказывал все это, пока Райд его не остановил:
— К завтрашнему дню приготовьте краткое изложение событий, в три тысячи слов… Мистер Салмон, не могли бы вы мне назвать причину — не историческую, не теоретическую, а чисто практическую, — почему в наше время статус гражданства предоставляется только отслужившим в армии ветеранам?
— Э-э… потому, что эти люди прошли отбор, сэр. Они способнее.
— Это надо же!
— Сэр?
— Вам не понятно? Я хотел сказать, что вы сообщили нам абсолютно нелепую вещь. Армейцы отнюдь не умнее штатских. Часто штатские превосходят нас интеллектуально. Этот факт, кстати, лег в основу попытки переворота перед принятием Договора в Нью-Дели. Так называемое «восстание ученых»; дайте бразды правления интеллектуалам, и вы получите рай на земле.
Переворот не удался. Развитие науки само по себе не есть благо, несмотря на все те импульсы, которые она придает движению общества по пути прогресса.
Ученые — и теоретики, и практики — зачастую настолько эгоцентричны, что у них просто отсутствует чувство социальной ответственности. Ну, я дал подсказку, мистер.
Салли немного подумал, потом сказал:
— Значит, те, кто отслужил в армии, более дисциплинированны, сэр.
С третьей своей жертвой майор был мягок:
— Простите, но вашу теорию трудно подтвердить фактами. И вы, и я, пока мы находимся на службе, не имеем права голосовать. А когда человек увольняется, влияние армейской дисциплины явно ослабевает. Уровень преступности среди ветеранов почти такой же, как и среди штатских. К тому же вы забыли, что в мирное время большинство служит в небоевых видах войск, где весьма мягкие дисциплинарные обязательства…
Майор улыбнулся.
— Я задал вам коварный вопрос, мистер Салмон. На самом деле реальная причина столь продолжительной деятельности существующей системы та же, что у любой другой долгоиграющей структуры. Она хорошо работает. Все политические системы в истории человечества пытались добиться совершенного общественного порядка, предоставляя право управления ограниченному числу лиц. В надежде, что они будут достаточно мудры, чтобы пользоваться своим правом для общего блага. Даже так называемые «неограниченные демократии» отстраняли от голосования и управления более четверти своего населения — по возрасту, месту рождения, отношениям с полицией и т. д. Майор саркастически ухмыльнулся:
— Я никогда не мог понять, почему тридцатилетний дурак проголосует лучше пятнадцатилетнего гения… Но так уж у них было устроено. И они за это поплатились.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});