эмоции в узде, поэтому очень чутко чувствовал движения своей души, могущие перерасти в нечто не контролируемое. В зачатках пресекая подобные поползновения своей психики он приспособился постоянно прибывать в уравновешенном состояние и сохранять ясность ума в кризисных ситуациях. Сейчас он по привычки также постарался подавить разрастающееся в груди волнение, но всё оказалось немного сложнее. Ситуации, в которые он попадал последние дни совокупно вызывали рефлексию явно более сильную чем та с которой он привык справляться обычно. Игнатий понял, что, если срочно чего-то не предпринять и действием не перебить разрастающийся внутренний мандраж, ситуация может выйти из-под контроля и ему придётся разгребать не только бурю собственных чувств, но и озеро Ванькиных слёз.
— Нам срочно нужно укрытие! — Сказал Игнатий больше себе, чем Вареньке.
— Да. — Быстро согласилась Варя, не отличающаяся словоохотливостью и до этого.
Но проще было сказать, чем сделать. Ситуация и в правду была интересная. Игнатий, когда увозил Варвару из города, совершенно естественно, не думал о том, как и где они будут существовать. Тогда перед ним стояли другие задачи. Город превратился в подобие ада и выбраться из него было единственным их желанием. Теперь, столкнувшись с первыми трудностями существования под открытым небом, они не знали, что делать. Палатки у них не было и спрятаться от дождя было негде, а мокнуть совсем не хотелось. Нервы были растрёпаны, голова соображала плохо. Игнатий чувствовал: если срочно не решить сложившуюся ситуацию у Варвары начнётся истерика. На её лице это было так же ясно видно, как приближение грозы на небе. Плана на такой случай он не имел. Всё происходило слишком спонтанно. На ходу никакого разумного порядка действий не рождалось. Игнатий, в том числе, чтобы избежать и собственного нервного срыва просто отдался интуиции и начал седлать своего Ретивого. Возможно дело было в том, что этот конь был тем единственным хорошим, что случилось с ним за последние дни. Поэтому Игнат просто хотел быть с ним поближе. Скакать на этом прекрасном коне и не думать о тех смертях, которые ему пришлось увидеть и тех, которые увидеть предстоит.
Он оседлал Ретивого так, чтобы Варе было удобней сидеть сзади. Путешествие вдвоём на коне это малоприятное занятие, но Игнат постарался сделать так, чтобы этих неприятностей было меньше. Варя видя его приготовления в дорогу немного успокоилась, предполагая, что её спутник знает, что делает и доверилась ему. Она хотела хоть в ком-то быть уверенной и не чувствовать себя одной в огромном населённом людьми мире.
Конь был оседлан, вещи собраны, Варя усажена на своё место. Тяжёлые капли начинали шуршать в листве деревьев. Громыхало так, что казалось сердце вырвется из груди. Но тренированный конь стоял смирно. Только прядая ушами при каждом душераздирающем раскате грома.
Они укрылись вдвоём одним дорожным плащом Игната. Варя, таким образом оказалась накрыта с головой. Она прижалась щекой к кожаному плечу своего спутника и в темноте этого убежища чувствовала себя в безопасности. Игнатий, не придумав никакого плана и не вспомнив никакого места, в котором можно было бы укрыться, вывел Коня подальше от высоких деревьев опасаясь удара молнии и пустил шагом предоставив ему полную свободу действия.
Нельзя сказать, что этот дождь пошёл, он обрушился. Словно из-за туч небесные садовники одним махом перевернули все свои лейки. Голова Игнатия была спрятана под капюшоном плаща, но все остальные части тела были вполне доступны его струям. Прятаться не было смысла. Вскоре промок и плащ, на Варю капало, и она ещё сильнее прижималась к Игнату. Ноги хлюпали по мокрым бокам коня. Его копыта чавкали в лужах. Вокруг было темно и ничего не видно сквозь сплошную стену стремящихся к земле струй. Но Ретивый шёл. Опустив голову и уши, терпеливо перенося все невзгоды в том числе двух седоков и поклажу. Наверное, думал о тёплом стойле и заботливом конюхе. Игнатий почти совсем опустил поводья предоставив своему новому другу полную свободу действия и он, ориентируясь на какое-то своё лошадиное чутьё вёз двух своих наездников сквозь мрак в одно ему одному известное место.
Через некоторое время, Игнатий, углубившись в себя под равномерное раскачивание тихой езды погрузился в такое состояние, которое бывает, когда только проснулся и ещё не пришёл в себя или засыпая всё продолжаешь думать о делах и явь не желая отпускать прилипшего к ней разума постепенно погружается с тобой в сон. Он вдруг начал видеть в сумерках ливня едва заметную золотую нить. Словно паутинку, протянутую сквозь поле. А его Ретивый словно чуя её носом, опустил морду и идёт ровно по этой нитке. Варя казалось тоже заснула. Она мало чем обнаруживала своё присутствие. Если бы не давление её щеки на его плечо и тепло её тела греющее его спину, Игнат, возможно, совсем позабыл бы о ней. Его сознанием полностью завладела золотая паутинка, согревающая душу и дающая надежду в этой ситуации полной безысходности и горя. Время как-то завязло в лужах, в чавканье копыт, промокло и слиплось, потеряло свою быстроходность. Эта поездка стала цельным пятном в Сознание Игната. Одним единым воспоминанием: дождём и золотой паутинкой.
Конь долго шёл полем, потом стали попадаться кусты, они больно царапали ноги, но Игнатий видел золотую нитку, ведущую сквозь них, и конь её видел. Шёл ровно по ней. Поэтому он не трогал поводья, не пытался найти менее тернистую дорогу, сидел и наблюдал, боялся спугнуть виденье. Кусты попадались всё чаще и выше, иногда овражки, пересохшие русла ручья. Ретивый аккуратно обходил все препятствия, но шёл чётко, никуда не сворачивая с золотой нити. Дорога пошла в гору и вскоре закончилась входом в пещеру.
Рыцарь света
Солнце взошло. Конь под Лукой шёл мягким аллюром. Он не был хорошим наездником и не увлекался лошадьми сверх меры, но этим утром ощущал движение каждой мышцы своего скакуна, чувствовал себя одним целым не только с ним, но и со всей природой, друзьями, скакавшими рядом, с восходящем солнцем. После всего, что произошло за эти дни у Кота не оставалось сомнений в том, что он участвует в чём-то волшебном, сверхъестественном и важном. Ощущение целостности с миром и событиями, с пространством и временем, ощущение того что всё вокруг — это так же он и всё окружающее его есть в нём развеивало любые сомнения и опасения, которые естественно должны были терзать его душу. Он избегал мыслей, боясь в их череде снова потерять обретённое чувство гармонии и радости. Лука просто погрузившись в это