Через сорок лет, диктуя свои знаменитые «Размышления», Клеандр Бонос опишет тот день, когда Далейнами был убит император Валерий Второй, тот день, когда его мачеха покончила с собой в ванне — перерезала вены на руках маленьким кинжалом, о существовании которого никто не знал, — как день, когда он стал мужчиной. Школьники будут изучать и переписывать знаменитые фразы или запоминать их наизусть для декламации: «Как бедствия закаляют дух народа, точно так же бедствия могут укрепить душу одного человека. То, с чем мы справились, становится нашим достоянием».
Перебирать сложные, а иногда очень давние события, чтобы установить причину мятежа, — задача нелегкая, но это входило в прямые обязанности городского префекта под руководством начальника канцелярии, а он уже сталкивался с подобным разбирательством.
И, конечно, в его распоряжении были опытные профессионалы — и их орудия, — когда настало время задавать важные вопросы.
Собственно говоря, более пристрастные методы не понадобились (к разочарованию некоторых) в случае расследования мятежа, который вспыхнул в тот день, когда был убит император Валерий Второй.
Волнения на Ипподроме начались до того, как люди узнали об этой смерти. Это установлено точно. Они начались с нападения на возничего, и на этот раз Синие и Зеленые не объединились, как два года назад. Совсем наоборот.
Расследование установило, что один из служащих Ипподрома рассказал, будто чемпион Синих, Скортий, получил сокрушительный удар от Кресенза, возничего Зеленых, перед самым первым заездом после полудня. Очевидно, Кресенз первым заметил появление соперника на Ипподроме.
Служащий, дежуривший у Ворот Процессий, позже поклялся в том, что он это видел. Юный сын сенатора Плавта Боноса тоже помог следствию, хотя и неохотно.
* * *
Этот парень, что делает ему честь, в то время промолчал, но позже подтвердил, что видел, как Кресенз ударил локтем другого возничего с той стороны, где, как ему было известно, у того уже были сломаны ребра. Он объяснил свое молчание тем, что предвидел возможные последствия этого инцидента.
Этот парень получил официальное одобрение своих действий в письменном виде. Достойно сожаления, что служитель Ипподрома не проявил такого же здравого смысла, но его нельзя было наказать за то, что он сделал. Служителям беговых дорожек полагалось сохранять строгий нейтралитет, но это из области сказок. Тот привратник, как оказалось, болел за Синих. Нейтралитет на Ипподроме не характерен для Сарантия.
Соответственно было установлено, к удовлетворению городского префекта, — и отражено в его докладе начальнику канцелярии, — что Кресенз, возничий Зеленых, нанес незаметно, как он полагал, удар второму возничему, раненому. Он явно пытался испортить впечатление от эффектного возвращения Скортия.
Это в какой-то мере объясняло, но едва ли полностью оправдывало то, что произошло дальше. Асторг, факционарий Синих, человек опытный и честный, которому так поступать не следовало, пошел через песок к спине, где все еще находился Кресенз после неудачного падения во время последнего заезда, и нанес ему удары по лицу и телу, сломал нож и вывихнул плечо на глазах у восьмидесяти тысяч чрезвычайно возбужденных зрителей.
Невозможно отрицать, что его спровоцировали. По его словам, он думал, что Скортий умрет. Но все равно, это был безответственный поступок. Когда хочешь кого-то избить, сделай это ночью, если у тебя есть хоть капля здравого смысла.
Кресенз теперь не будет участвовать в гонках месяца два, но он не умер. И Скортий тоже.
Однако более трех тысяч человек отправились к богу на Ипподроме и на улицах в тот день и в ту ночь. Начальник канцелярии всегда требовал точных цифр, но узнать их всегда было сложно. Количество жертв оказалось значительным, но не чрезмерным для мятежа, но после наступления темноты начались пожары и грабежи. По сравнению с последним крупным пожаром, во время которого были убиты тридцать тысяч человек, этот оказался гораздо менее значительным событием. В квартале киндатов подожгли несколько домов, как обычно, и несколько иностранцев — в основном купцов-бассанидов — были убиты, но этого следовало ожидать, учитывая подлое нарушение Вечного Мира, о котором объявили в Городе в сумерках, вместе с объявлением о смерти императора. Испуганные люди совершают нехорошие поступки.
Большинство убийств произошло после наступления темноты, когда Бдительные с факелами и мечами вышли из Императорского квартала, чтобы утихомирить улицы. К тому времени все солдаты уже знали, что у них новый император и что на земли Сарантия напали с северо-востока. Без сомнения, избыток рвения, вызванный этими фактами, привел к некоторому количеству жертв среди гражданских лиц и к гибели нескольких бассанидов.
Едва ли стоило обращать на это внимание. Нельзя ожидать, что армия с терпением отнесется к буйным гражданам. Их и не обвиняли. Командиру Бдительных даже вынесли поощрение за быстрое подавление ночных беспорядков.
Гораздо позже и Асторга, и Кресенза вызывали в суд по поводу их стычки. Это было первое громкое судебное заседание при новом императоре. Оба они вели себя достойно и выразили искреннее раскаяние в своих поступках. Обоим вынесли порицание и наложили штраф, конечно, в одинаковом размере. После этого дело закрыли. Они были важными людьми в жизни Города. Сарантию нужны были оба, живыми и невредимыми, на Ипподроме, чтобы граждане не лишились удовольствия.
В прошлый раз, когда император умер, не оставив наследника, думал Плавт Бонос, чернь ломилась в двери Палаты Сената и с боем прорвалась внутрь. На этот раз настоящий мятеж бушевал на улицах, а люди даже не знали о смерти императора. «В этом скрыт некий парадокс, — насмешливо думал Бонос, — который стоит записать».
Парадоксы бывают многослойными, ирония может быть обоюдоострой. Он еще не знал о смерти жены.
В Палате Сената ждали прибытия других ее членов, которым пришлось добираться по бурлящим улицам. Бдительные трудились изо всех сил, заходили за сенаторами и доставляли их в Палату со всей возможной быстротой. Такая спешка неудивительна. Большинство людей в Городе не знали о смерти императора, пока не знали. Это неведение долго продолжаться не могло, даже во время мятежа, в таком городе, как Сарантий! Возможно, особенно в Сарантии, думал Бонос в разгар мятежа, откинувшись на спинку кресла.
Множество воспоминаний теснилось в его голове, и еще он старался — безуспешно — примириться с тем, что Валерий мертв. Император убит. Такого не случалось уже очень давно. Бонос был слишком осмотрителен, чтобы задавать вопросы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});