Шрифт:
Интервал:
Закладка:
14 января 1942 г. В Шанской Заводи я ночевал в доме женщины-партизанки. Почти половина села сотрудничает с немцами. Партизан не только не поддерживают, но выдают и борются с ними. Чтобы вернуться на передовую, мне пришлось вставать в три ночи. Это было непросто. Спал я на теплой печи. Ее покрывали такие белые изразцы, которых я прежде не видывал. Должен признаться, выглядели они очень красиво.
23 января 1942 г. Немцы в селе Агрошево, в 15 км за нами. Чертовский мороз. Несколько раз растирал нос снегом, чтобы не отмерз. У 50 процентов моих солдат обморожены носы, у некоторых начинается гангрена. К концу дня стало ясно, что мы окружены. Снабжения нет. Мы голодаем.
25 января. - Знаете, товарищ лейтенант, - сказал мне один из моих солдат вчера, - когда по-настоящему замерзаешь, становится все равно, застрелят ли тебя, или ты околеешь от холода. Хочешь только одного - как можно скорее умереть. - Это сущая правда. Холод лишает людей воли к борьбе.
26 января 1942 г. В полночь началась попытка прорыва к Рубихонову. 4-я рота с одним пулеметом и тремя минометами попыталась обойти противника слева. Минометная мина угодила в пулеметный расчет моего 1-го взвода. Трое ранены, трое убиты. Один из раненых кричал, плакал и умолял, чтобы его вынесли из-под огня. Другой просил пристрелить его. На улице трещал такой мороз, что я не мог перевязать раненого, потому что пришлось бы снимать с него одежду. Оставалось выбирать, дать ему замерзнуть или истечь кровью. В батальоне осталось 100 чел., включая штабных и тыловиков. На передовой держат оборону только 40 и 50 чел. Силы наши тают. Проклятые немцы дерутся как черти.
1 февраля 1942 г. Засс больше нашим полком не командует. Я очень рад. Он все время пьян. По пьянке он принимал дурацкие решения, отчего мы потеряли много солдат.
6 февраля 1942 г. Сегодня расстреляли нескольких солдат из лыжного полка за воровство, самоволки и нарушения правил несения караульной службы.
8 февраля 1942 г. Немцы атакуют". На этом записи кончаются. Гончаров погиб около Папаева, в десяти километрах к северо-западу от Юхнова 9 февраля 1942 г. в бою против частей 34-й пехотной дивизии из Гессена. Его полк был разгромлен.
Автор второго дневника, лейтенант В., во многом отличался от Гончарова. Оба сражались к юго-востоку от Вязьмы. В. пришлось воевать с солдатами немецких 19-й танковой и 3-й моторизованной дивизий. Фанатичный, честолюбивый и удивительно проницательный, этот молодой Герой Советского Союза являет собой интересный образчик офицера нижнего командного звена Красной Армии. Совершенно точно, этому лейтенанту несколько раз случалось выручать свой полк из опасных ситуаций.
"Боевой дух роты, - записал он 7 февраля 1942 г., - на подъеме. Вот только все портит отвратительное положение в снабжении продовольствием. Когда солдат сыт, с ним можно выиграть любую битву".
Под заголовком 10 февраля мы читаем:
"Я ослаб от кочевой жизни последнего года. Вчера у меня случилось расстройство желудка из-за плохого хлеба и мерзлой картошки. Но я должен оставаться в строю. В последний раз, когда меня не было с ротой двенадцать дней, дисциплина полностью расшаталась. Только бы это чертово снабжение заработало! Солдаты пойдут под пули, и глазом не моргнув. Но они голодны. Они теряют силы. Их оружие тоже ржавеет - смазывать его нечем. Сегодня вместе с политруком я устроил митинг в амбаре. Я объяснил, что нельзя убивать пленных фашистов, - они могут послужить источником получения сведений.
Я собираюсь написать заявление о приеме меня в партию, поскольку уверен, что сегодня мы пойдем в бой. Я подам его только перед самым боем, чтобы никто не заподозрил меня в желании получить какую-то личную выгоду.
19 февраля 1942 г. Вчера я подал заявление о вступлении в партию, чтобы стать большевиком. Вечером мне приказали с одними моими автоматчиками взять лес, который не смогла захватить 3-я рота. План формалистский. Но приказ есть приказ, и через час мы выступаем".
Дальнейшее написано уже после операции:
"Солдаты сражались хорошо, и атака удалась. Десять немцев мы убили, а пятерых взяли в плен. Четверых из них пришлось пристрелить, потому что они отказались идти с нами. Тридцать моих солдат получили спирт, несколько пачек папирос, печенье, колбасу и масло из личных фондов командира.
24 февраля 1942 г. Начиная с сегодняшнего дня, я кандидат в члены партии. Война мне все больше и больше нравится. Я бы смог стать хорошим партизаном.
25 февраля 1942 г. Сегодня прибыл саперный инструктор Б. Когда ему сказали, что он попал на передовую, он так огорчился, что попросил Гладева сыграть ему на гитаре похоронный марш. Гладев сыграл. Через пятнадцать минут Б. убили. Судьба? Или пули ищут трусов?
Большинство действующих командиров у нас пошли на офицерские курсы только из-за формы и золотых петлиц. Они лучше маршируют, чем соображают в тактике, хорошо умеют писать рапорты, но не очень хорошо - выполнять приказы. Лучшее, что они могут, это - идти вперед и умирать.
26 февраля 1942 г. Сегодня меня сфотографировали для партбилета. Нас посылают на специальное задание. Моя рота готова к бою. Надеюсь, нас пошлют не днем: слишком опасно и глупо. Красная Армия должна сражаться ночью.
27 февраля 1942 г. Мне пришлось приводить в исполнение приговор трибунала - расстрел. На мой вопрос вызвалось сразу трое добровольцев. Двое приговоренных спрятались во время дозора и уклонились от боя. Вот дураки! Могли умереть как герои, а теперь будут подыхать как трусы.
4 марта 1942 г. Наконец-то пришло письмо от жены. Я читаю и перечитываю его. Письма из дома приносят боль и радость". Эта несколько двусмысленная запись последняя. В то время, когда она делалась, надежды красноармейцев одержать победу на Центральном фронте таяли.
В то же время написано и письмо молодого русского солдата. Адресованное другу и незаконченное, оно обнаружилось в кармане бойца, погибшего под Дорогобужем. Оно приводится здесь для всех тех, кто потерял друзей на войне, где бы они ни были. Может статься, его появление спустя десятилетия поможет ему наконец найти адресата. Вот оно: "Здравствуй, мой дорогой друг! Здравствуй и прощай - прощай, потому что мне осталось недолго. Письмо это будет отправлено тебе только в случае моей смерти. День тот не за горами - я чувствую. Не знаю, как долго оно пролежит в кармане, смятое, но рано или поздно оно тебя найдет, чтобы напомнить тебе о последних днях твоего одноклассника.
В этот последний раз мне хочется сказать тебе многое - очень многое. Хочется вылить всю мою грусть из-за несбывшихся надежд, передать тебе мой страх перед неведомой смертью. Да, дорогой друг, страх, поскольку я боюсь того, что придет после смерти.
Я не знаю, как и где умру, буду ли я сражен пулей немецкого пулеметчика, или разорван на куски авиабомбой, или убит осколком снаряда и то, и другое, и третье пугает меня в равной мере. На моих глазах погибли сотни людей. Сколько раз я слышал предсмертные хрипы, вырывавшиеся из горла того или другого моего товарища, с кем я незадолго до того беззаботно ел из одного котелка.
Много раз я встречался со смертью лицом к лицу. Как-то снарядный осколок сорвал у меня с головы пилотку. Потом пуля попала в мой котелок, суп вытек, и я остался голодным. Но никогда прежде я не боялся так, как сегодня.
Посмотри вокруг - весна идет. Пять букв этого слова не дают мне покоя. Это необычная весна - в эту весну мне исполнится двадцать лет. Двадцать лет - почти мужчина. Умереть, когда природа улыбается тебе, когда сердце бьется от радости при звуках щебетания птиц и при ласковых дуновениях влажного весеннего ветерка…" Когда писалось письмо, уже пришла весна. Но когда наводчик Бурмайстер нацеливал свою легкую полевую гаубицу на Людиново, когда бесконечные санные колонны эвакуировали раненых из Сухиничей, когда автоматы строчили на излучине Угры и когда по всему фронту тот тут, то там раздавалось: "Русские танки идут на прорыв!", поля сражений на Восточном фронте еще лежали под толстым слоем снега.
Однако судьба зимней кампании уже решилась. Конечно, солдаты на передовой пока не сознавали этого. Они все еще вели упорные и кровопролитные оборонительные бои. Но на штабных картах армии уже складывалась полная и четкая картина происходящего: кризисный момент для группы армий "Центр" миновал.
Еще несколько недель подвижные советские кавалерийские соединения продолжали наступать к самому Дорогобужу, восточнее Смоленска, но то были лишь последние волны ослабевавшего шторма. Натиск советских войск пошел на убыль. Русским не удалось решить стратегических задач зимней кампании разгромить группу армий "Центр" и привести к крушению весь Центральный фронт немцев.
Перелом наступил по двум причинам. Первое, советское Верховное Главнокомандование попыталось откусить слишком большой кусок. Оперативное руководство армиями, их состояние и снабжение не соответствовали столь далеко идущим планам.