Читать интересную книгу "Разговорчики в строю № 3. Лучшее за 5 лет. - Михаил Крюков"

То, что случилось дальше, это уже совсем другая история…

Maiki      Операция «Иракская свобода»

Как бесстрашные монголы спасли базу

(военные зарисовки)

Выбрался я в кои-то веки за холм. Как раньше было: едешь в Афган, за речку, а вот в Ирак – это за холм, – его кувейтяне нарыли после первой войны в 1991.

Пункт назначения – база Чарли, что в славном шиитском городке Хилла, неподалёку от Вавилона. База коалиционная, всех понемногу, но, в основном – поляки и монголы.

Жизнь не райская – миномётные обстрелы каждую неделю, но живут в казармах или в домиках, а не в палатках, да питаются не сухим пайком, а нормальной горячей едой. Проблем с душем у ребят тоже нет.

Все было путём, пока духи не решили подорвать базу к едрёне матери, использовав при этом камикадзе на грузовике. Время подобрали подходящее – раннее утро, когда личный состав завтракает перед патрулированием.

Идея была пробить дыру в заборе направленным взрывом, а потом пустить в неё грузовик. Идея, в общем-то, неплохая, особенно учитывая, что поляки, да и остальная коалиция, обычно бежит в убежище при звуках грома, не говоря уже о чем-то более серьёзном.

На этот раз на вышках были монголы. Честно скажу – с дисциплиной у мужиков все в порядке – я такой не видел даже в американской армии. И это при том, что получают они меньше всего из всей коалиции – около 300 баксов в месяц (офицеры), а солдаты ещё меньше.

В общем, направленный взрыв удался – дыру духи пробили. Монгольские солдаты единственные, кто остался на посту, и при прохождении грузовика просто расстреляли его за 100 метров до забора.

Дух взлетел на воздух, вся улица разрушена. Коалиция не потеряла ни одного солдата – только несколько раненых – в основном, шрапнелью и осколками стекла.

PS: По возвращении обязательно подниму тост за монголов – душевные они ребята. Да и в Россию верят безгранично!

Свободная тема

Волчок-серый бочок     Он

Когда грянула великая и бескровная, Он учился в кадетском корпусе; отец, оба дяди и старшие братья ушли на Дон, воевали в Марковском полку и нашли свою смерть кто в донских степях, кто в каменноугольном бассейне, кто в Крыму. Его же оставили, строго-настрого наказав присматривать за матерью и сёстрами. После окончательной победы красных, из Казани они перебрались в Москву, за Его спиной были десятки поколений русских офицеров, но в военное училище его не брали как классово чуждый элемент. Впрочем, на работу тоже не брали, и Он перебивался случайными заработками, не брезгуя никаким, даже самым тяжёлым, трудом. В двадцать восьмом мать арестовали, и менее чем через месяц она умерла на Лубянке. В тридцатом ему неожиданно удалось поступить в педагогическое училище, что само по себе странно: оказалось, что классово чуждый элемент не может быть офицером РККА, но зато может учить будущих офицеров и рядовых той же РККА. Окончив педагогический с отличием, Он работает в школе, но каждый год не оставляет попыток поступить в училище и стать офицером, и в тридцать восьмом Он так же неожиданно, как и все в его жизни, становится курсантом. Далее сведений о нем нет, но в ноябре сорок первого Он в звании старшего лейтенанта командует ротой под Москвой, и в той роте целых двадцать пять бойцов, из которых половина почти не призывных возрастов; но позицию рота занимает такую, какую должна занимать полнокровная рота. Одной из темных ночей из его роты немцы захватывают языка, пятидесяти пятилетнего татарина, который и по-русски то почти не понимает. Наказание – штрафной батальон. Полгода Он на самой что ни на есть передовой, ранен, смыл позор кровью.

Декабрь сорок второго: их батальон штурмует безымянную высотку, у которой и названия-то нет, а только порядковый номер «высота номер такая-то». В бинокль Он наблюдает, как кинжальный пулемётный огонь с высотки вначале выкашивает первую роту, потом таким же образом укладывает вторую. Его вызывают к комбату. Он уже знает, зачем и что ему сейчас прикажут; впрочем, должно быть, Ему было все равно, своё решение Он уже принял. Комбат поставил задачу старшему лейтенанту взять высоту такую-то.

– Товарищ капитан, считаю необходимым провести артподготовку, иначе и людей положим, и высоту не возьмём.

– Товарищ старший лейтенант, приказываю взять высоту такую-то, выполняйте.

О чем он думал в этот момент? Ведь знал наверняка, что случится дальше, впрочем, этого «дальше» и оставалось-то минут на десять.

– Я людей на смерть не поведу, считаю необходимым провести артподготовку. (Наверное, в этот момент многие поколения предков-офицеров смотрели на последнего из Рода и одобрительно кивали головами.) Тройка собралась быстро, приговор – расстрел. Рота видела, как их командира вывели из землянки и повели в сторону ближайшего оврага, правда, не отвели и на двадцать шагов, вернули обратно.

Приказ вышестоящего командования гласил: комбата снять с занимаемой должности до особого разбирательства за неумелое руководство вверенным ему подразделением, а Ему за невыполнение приказа, учитывая, что в сложившейся обстановке…. и т.д., но между тем…, заменить расстрел штрафным батальоном. В сорок третьем Он принял свой последний бой; из их роты, в состоянии почти «двухсотом», в живых осталось два человека, Он и безымянный рядовой. В госпитале, чудом выжив, Он познакомился со своей будущей женой. После войны Он снова работал учителем математики в обычной средней школе, жил как все, только никогда ничего не рассказывал о той войне, да его и не расспрашивали, так как орденов и медалей Он так и не заработал.

Война настигла его в семидесятом – последствия ранения. Одним ярким весенним днём семьдесят второго, уже будучи тяжело больным, он позавтракал яйцом всмятку, погулял по цветущему яблоневому саду, в обед позволил себе сто пятьдесят и папиросу, что в последнее время позволял себе нечасто, и, как обычно после обеда, ушёл к себе. Когда Его пришли будить… Весну он забрал с собой.

Он – это мой дед.

О том, какой он был, мы узнали, когда его не стало, но это тема для отдельного рассказа. У меня на столе стоит Его фотография, и, глядя на него, я все время задаю себе вопрос: а как бы поступил я?

Тафарель     Розы

К любимцу всего техсостава старшему лейтенанту Игорю Пермякову приезжала на побывку жена. По рассказам Пермякова весь гарнизон знал, что она, Аллочка, очень любит розы. Ещё Аллочка очень любила маму. И жила на её попечении в Питере. Периодически Пермяков делал попытки вызвать жену к себе, на побывку. Так же периодически жена находила отмазки и не приезжала.

– Ждёт, пока генералом станешь – подкалывали лейтёху.

– Короче, последний раз её зову, не приедет – развожусь, – решительно заявлял Пермяков сослуживцам в минуты откровения.

Но Аллочка на этот раз согласилась.

– Чтобы стать женой генерала, надо выходить за лейтенанта, – объясняла она свой поступок подружкам. И хоть иногда приезжать к нему в гости, – добавляла, немного подумав. Подружки отвлекались от просмотра мыльной оперы, хлопали в ладоши, весело повизгивали и выражали уважение своей мудрой товарке.

А в общежитии полным ходом шли приготовления.

Сосед Пермякова по жилплощади, старший лейтенант Бура, за небольшую мзду в виде пары капель горькой согласился на недельку очистить помещение. Кровати были стянуты в центр комнаты и связаны (по совету старших товарищей). У прапорщика Ляшенко была одолжена клетка с канарейкой для уюта. В городе было закуплено шампанское и десяток свечей. После недолгих колебаний за день до приезда в оборот был снова взят старший лейтенант Бура, который за дополнительную мзду согласился достать розы, сотню роз. У Буры девчонка работала в местном дендрарии, где выращивали свежие цветы для нужд обкома партии. Из-за дефицита времени Буре была обещана ещё одна доза за транспортировку и разбрасывание роз по комнате (романтика!).

Игорь уехал в город и должен был вернуться часам к шести вечера. Но как назло, питерский поезд опаздывал, опаздывал жутко. Игорь выкурил все сигареты, обследовал вокзал, познакомился со всеми патрулями и ментами, успел заметить, что в ресторане есть армянский коньяк, и потихонечку начал расстраиваться, когда долгожданный поезд наконец появился из тумана. Аллочки не было. Ни в её вагоне, ни в других вагонах, ни на перроне, ни под перроном, ни в багажном отделении, ни под ним – нигде.

Встревоженный лейтенант пометался по вокзалу, нашёл переговорный пункт и позвонил в Питер. Ответил заспанный голос Аллочки.

– Алё, Алла, ты дома? Я же тебя здесь жду!

– Ой, Игорёк, такое случилось, такое случилось! Я уже собиралась ехать на вокзал, ждала такси, а тут Наташка позвонила, Ты не представляешь, какое несчастье. У неё Тошка померла.