Почему же, когда было так ясно, что здесь [у Чеберяковых, в связи со смертью детей. – И.Г.] что-то скрывается, что что-то скрывает Чеберякова, почему же Чеберякову не взяли [под арест]? Полищук отвечает: «не было веских улик». Да, господа, ведь Луку Приходько взяли без всяких улик, его отца – без всяких улик, родню – без всяких улик, а когда зашло дело о Чеберяковой, то без улик взять нельзя, и не только взять нельзя, ее взяли, но ведь ее выпустили. {139} ...Это было не только отклонение от правды, это был соблазн... Когда вы видите, что нет сомнения, что Чеберякова здесь причем-то и она свободна, это редкий соблазн, который мы в этом деле переживаем [258]...
Шмаков говорил, – может быть, Чеберякова предала его евреям. Но тогда прежде всего берите, берите Чеберякову, пусть она скажет, каким евреям она предала, пусть скажет, как сделала, пусть откроет соучастников! Я лично думаю, что лучшее доказательство невиновности Бейлиса и евреев, это то, что они обвиняют Чеберякову. Если бы, господа, действительно Чеберякова им предала [Андрюшу]... то соучастник соучастника не предает. Евреи ее не обвиняли бы... Могли ли евреи быть уверены, что Чеберякова войдет и выйдет из этой залы как свидетельница, что будут говорить в речах о ее вине... но последствий из этого никаких не произойдет, могли ли бы евреи, если бы они были виноваты вместе с ней, на нее указывать, ее обличать, – это было бы безумием, это значило бы предать себя. И то, что они указали на Чеберякову... это показывает мне, что соучастники Чеберяковой в другом месте, а не здесь, не на этой скамье [259]...
Но, господа присяжные заседатели, пора все-таки спросить себя, почему вышло, что ее не взяли, почему и как это произошло?.. {140} ...Я хотел бы, чтобы прокурорский надзор, который выпустил Чеберякову и арестовал Бейлиса... чтобы он понял, какие вышли последствия этой коренной ошибки. Ведь с того момента, когда они привлекли Бейлиса, я вправе сказать, что ведь правды уже больше не искали, потому что там ее нашли, потому что было несомненно, что виноват Бейлис... И вот создалась какая-то удивительная гармония поступков, прокурорский надзор... остается защитником Чеберяковой, отрицать очевидности прокуратура не может, она воровка, она преступная женщина, ей верить нельзя, но к этому делу, нам говорят, она непричастна...
146] ...Если бы было то, что говорит прокурор, если бы это было на глазах у всех, что Андрюшу потащили в печку, и труп его нашли в пещере, тогда бы вся Лукьяновка встала бы, эти простые мещане, эти простые русские люди, они все встали бы, и тогда бы Бейлиса судить не пришлось, тогда бы не было завода Зайцева, и Бейлис был бы разгромлен и этого процесса не было бы...
{147} ...Это странная система обвинения, которую со слов г. гражданского истца Замысловского, я назову системой совпадений... Вот говорят, например: «посмотрите, какое удивительное совпадение – 12 марта, – говорит прокурор, – в день убийства Шнеерсон... выселился с завода Зайцева». Улика... А подымается г. Шмаков и поправляет: «Я должен поправить ошибку моего товарища, он не выселился с завода Зайцева, а поселился на заводе Зайцева» [260]. Видите, гг., как на них трудно угодить, и выселился – улика, и поселился – тоже улика... Если тут есть убийство ритуальное, подготовленное, задуманное... на которое съезжаются всякие заграничные духовные лица, если это убийство, подготовленное 12-го марта, и вдруг этот Шнеерсон делает это непременно тоже 12 марта. Что это 12 марта, по ритуалу тоже следует? Но г. Пранайтис об этом не сказал, и Неофит об этом не пишет, что приписывается совершать в этот день. Тут нет никакого совпадения. Это есть случайность, которая говорит в пользу их [евреев]...
Затем дальше еще улика. Был приятель Андрюши Ющинского рабочий токарь Арендарь, у которого он часто бывал, на той квартире жил старик Тартаковский {148} ... После смерти Ющинского Тартаковский загрустил... и затем, через некоторое время умер – подавился. И опять здесь пожимают плечами и говорят – неспроста...
Но вот еще случайность. Собаки были. Какие-то два еврея. Они отгоняли собак от дома [не евреи собак, а собаки отгоняли евреев от дома. – И.Г.] и после этого собаки издохли. Опять говорят, что это неспроста. Что же это месть всемiрного кагала, что собаки подвергнуты смертной казни?.. Может быть, тут действительно что-нибудь есть, но поставить это в связь с евреями потому, что собаки залаяли на евреев, можно только в минуту полного ослепления.
Нам говорят еще: разве спроста здесь на заводе построили молельню в обход закона. Да, действительно строили молельню и действительно в обход закона... Приходится евреям и не такие обходы закона делать с правом жительства, и они делают. Ну, карайте их за это, казните, штрафуйте, но не думайте же, что все это относится к этому делу...
{150} ...Меня удивляет, что в этом деле в числе источников, на которые ссылались, могли оказаться такие ученые сочинения, как сочинение монаха Неофита... И вот, когда мы прочитали здесь это ученое сочинение Неофита... что эти тайны сообщил Неофиту его отец... Что это? Юношеский бред неуча, или старческое слабоумие? Ведь мы не знаем Неофита. Это какой-то молдаванский еврей, крещеный, который нам неизвестен... Что бы вы сказали, если бы по медицинскому вопросу вызвали в суд в качестве сведущего лица знахаря, который сказал бы, что он от своего отца слышал, что при прочтении таких-то молитв лошадь или человек выздоравливает? Почему же этот Неофит удостоился такой чести, о которой и не мечтал...
Но в деле есть нечто гораздо более худшее, чем сочинение Неофита, и это худшее то, что мы здесь видели во время экспертизы проф. Сикорского... {151} ...Но я повторяю, что упрекать проф. Сикорского... я не могу. Что делать? Он может и не знал своего положения как эксперта. Годы его, наконец, дают ему известное право. Он человек больной, дряхлый, и к нему придираться и спрашивать, откуда он взял то или другое, может быть, и не стоило, но мы посылаем упреки тем, которые его вызвали... которые воспользовались им, как источником науки, ссылались на него, за неимением других. Я скажу, что на них... лежит большой грех. Они седин Сикорского в этом вопросе не пощадили...
{152} ... Спрашивается, если убийца знал анатомию и хотел бы добыть кровь, то нанес бы он поранения в эти места?... Он, может быть, и знал, что на шее есть вены, но ведь ни одна из этих вен не задета. Затем ранения на виске... здесь тоже ни в одну вену не попал [261]... Я рисую картину себе так. В квартире Чеберяк собрались эти воры, говорят: «Вот несчастье... сегодня арестовали одного, завтра арестуют другого, мы собираемся ограбить магазин Адамовича, может быть, и нас возьмут, кто-то, очевидно, болтает, кто-то выдает»... И вот в это время является к Жене мальчик Андрюша. Представьте себе, что в первый момент у них не было мысли непременно убить его, а была только досада на того, которого они подозревали в том, что он их выдает... Ведь вы не забудьте, что это были все {153} люди, которые недалеко ушли от зверей... И вот, входит мальчик, и первый удар, который был нанесен ему, был по шапке. Его и не думали убить, но первая рана вышла опасной, вышло так, что кровь сильно хлынула... Он, может быть, даже закричал, тогда ему заткнули рот... потому, что внизу могло быть слышно. Затем начинают наносить удары один за другим, удары уже остервенелые, удары не хладнокровные... до тех пор, пока мальчик не свалился... Здесь нас опровергают. Указывают на то, что был антракт... Но, гг. присяжные заседатели, если бы было это ритуальным убийством, тогда мы на этот вопрос ответили бы, а ведь его не было. Что же было? В известный момент зверства кончились, они видят, что мальчик уже труп... Может быть, они советуются, куда девать труп... Но затем, когда увидели, что мальчик еще жив, тогда уже прикончили его последними ударами. Вот вам возможная картина убийства...