Обычное дежурство по кухне – это тоже не сахар. Работа среди огромных котлов, раскаленных плит, булькающего кипятка и мешков с припасами не затихает ни на миг. Кадет или паладин, наставник или преподаватель, все должны быть накормлены. Тут бесконечно моют, носят, мешают, пробуют. Работы полно. Говорили, что круче только в кухне императорского дворца и в секретных пещерах гномов, где постоянно гудит пламя и сталь течет, как вода.
В походе паладины сами готовят себе еду. Для этого каждый из них проходит специальное обучение. Учится распознавать нужные травы, охотиться, готовить быстро и сытно. Однако в замке для этого есть повара. Их много. И еще больше поварят. Но все равно в наряд на кухню регулярно отряжаются кадеты. Помогать.
В глубоких подвалах, уходящих далеко вниз, в самую сердцевину скалы, на которой располагался замок, хранилась еда, которая бы позволила удерживать многолетнюю осаду. Там же, в холодных пещерах, которые уводили неизвестно куда, протекала большая подземная река, от которой замок брал воду. Хитроумный водопровод был когда-то очень давно придуман гномьими инженерами и вполне исправно работал до сих пор.
Подземные лабиринты являлись частью обороны столицы. Предполагалось, что в случае действительно серьезной опасности войска и мирные жители должны были укрыться в многочисленных пещерах и продолжать сопротивление.
На деле же очень немногие имели понятие о том, куда ведут эти коридоры и где можно оказаться, если идти по ним достаточно долго. Среди простого люда ходили слухи о том, что эти туннели напичканы разными ловушками, как магическими, так и обычными. Чтобы никто не мог безнаказанно уйти под землю или, что еще более важно, подняться из глубин. Ведь где-то там, в самом центре земли, заключен демон Бетрезен, предавший Всевышнего.
Работа по кухне для кадетов начиналась как раз в этих подвалах.
– Итак, кадеты, прошу! – Толстый кладовщик, имени которого уже и не помнил никто, а звали просто – Сундук, подбоченился. На его необъятном брюхе болтались связки больших, с крупными ребристыми ушками, ключей.
Сундук обращался к группе кадетов, присланных за различные провинности, на внеочередной наряд по кухне. Таких набралось человек пятнадцать-двадцать.
– У нас в кладовой произошла одна неприятность. И вам надо ликвидировать ее последствия. Все просто.
Он распахнул перед кадетами высокую квадратную дверь, взял со стены факел и двинулся внутрь.
– Прошу, прошу, – донеслось изнутри.
Леон с другими юношами пробрался внутрь.
Сундук зажигал факелы. В их неровном свете было видно, какой разгром царил в кладовой. Мешки с крупами, луком, какими-то сушеными плодами были свалены в кучу. Некоторые порвались, просыпав содержимое на пол.
Полки, расположенные вдоль стен, пахли свежей доской и смолой.
– Что тут произошло? Землетрясение?
– Это как раз не ваше дело, господа кадеты! – Сундук уходил все дальше по длинному коридору, в котором располагалась кладовая, заканчивающаяся свежей каменной кладкой через добрую сотню шагов.
Теперь, когда горели все факелы, помещение уже не казалось бесконечным, оно казалось просто огромным.
– Так. – Пузатый Сундук с трудом протиснулся к дверям, переступая через бесконечные мешки. – Задача очень простая и доступная каждому. Все мешки расставить по своим местам. Лук к луку, крупу. Чтобы вы не запутались, господа кадеты, вам будет помогать этот молодой человек!
Сундук показал на худенького поваренка.
– Он точно знает, куда какие мешки класть, однако сам не поднимет и одного. Все понятно? Вопросы есть, господа кадеты? Вот и хорошо. – Сундук хлопнул дверью.
Все молча уставились на поваренка.
– Ну… В общем… – Он прокашлялся. – Порванные мешки надо вынести наружу и перебрать. А остальные разложить по местам.
Он боязливо посмотрел на кадетов.
– Д-давайте начнем.
Таскать мешки было не сложно. Леону такая работа даже нравилась. Все просто, никаких тебе «Почему так толсто режешь сало?!» или «В ведре густо, в брюхе пусто». Таскай и все.
Хлипкий поваренок оказался парнишкой деловым и шустрым. Он шнырял между рослыми кадетами, ловко указывая, куда нужно положить тот или иной мешок, сверток или коробку.
Разнося тяжелые свертки, Леон подобрался к концу кладовой. Вплотную к каменной кладке. Там он обратил внимание, что стены, на которых устроены полки, иссечены чем-то. Будто кто-то рубил их топором или секирой. А может, когтями?
Что же тут было?
Что могло произойти под замком паладинов, в самом центре столицы? Чертовщина…
Подошедший Артур тяжело бухнул на пол мешок. Отдышался.
– Что тут?
Леон, ни слова не говоря, кивнул на стену и на борозды, уходившие куда-то за недавно положенную стену.
– Ух ты!
– А ты думал, почему тут полки новые и все вот так валяется? Странно, что вообще что-то целое осталось.
– Как ты думаешь, что тут было? – Артур осматривался вокруг, словно впервые увидел эту комнату.
Леон пожал плечами.
– Мыши?..
С бардаком, царившим в кладовой, кадеты справились за два часа.
После этого их разобрали по своим надобностям повара.
Леон и Артур были откомандированы на чистку лука в массовых масштабах.
Для человека, выросшего в деревне, это было сродни приятному отпуску, сын же барона заливался слезами, беспрестанно утирая покрасневшее лицо рукавом.
Леон улыбался.
– Я и не знал, что учеба будет стоить мне стольких слез, – стараясь дышать в сторону, промычал Артур.
– Это еще не самое страшное, – ответил Леон. – Вот когда мы будем его резать, вот тогда будет действительно грустно. Не грех и всплакнуть.
– О. Даже так.
Леон засмеялся.
– Лучше не думай об этом. Просто делай свое дело, и все.
– Хорошо. – Артур, вероятно, стараясь переключить собственное внимание на что-то другое, спросил: – А тебе было трудно вначале?
– Конечно. – Леон пожал плечами. – Вначале всем трудно. Когда я пришел в школу, я ничего не умел. Мои сверстники были для меня недостижимой величиной. Приходилось стараться в два раза больше, чтобы хоть как-то нагнать их. Я упросил своего наставника, и он помог мне получить дополнительные уроки фехтования, обращения с копьем и верховой езды. Лакруа сказал, что это будет мне дорого стоить. Не знаю, что он имел в виду, пока никто не явился за долгом. Учитель фехтования вместо меча брал в руки прут. И лупил меня им, если я открывался или был недостаточно проворен. Он сказал, что этот метод очень древний и для такой неотесанной деревенщины, как я, самый подходящий. Сейчас так уже не учат. Но хуже всего было с магией. Для меня по сей день это самая трудная наука.
– Твой наставник Тибальт Лакруа? – перебил Артур.
– Он. Его отряд подобрал меня там… – Леон почувствовал, как кольнуло что-то в груди, и перевел разговор. – Помню, когда у нас был первый бросок. Марш на Триэль. Сейчас это обычное дело… Но меня пришлось нести.
Леон засмеялся, вспомнив, как жалко он выглядел в мокром, пропотевшем гамбезоне, с криво сидящим шлемом и стертыми в кровь ногами.
– Паладины не могут оставить своего соратника, если он жив. И предпочитают не бросать, даже если он умер. Так что сержант признал меня раненным. Как же мне было стыдно, когда трое ребят из моей роты тащили меня, выбиваясь из сил… Но я не мог сделать ни шага!
– А что с тобой случилось?
– Удар. Почти то же самое, что было бы с тобой сегодня, если бы не пришел Прихлоп. Он сразу все понял. Умный. Так вот тогда мне было стыдно. Но потом, через полгода, когда уже я, в свою очередь, волок кого-то из новоприбывших на горбу во время марша через горы Сайкелана, я понял, что прежний мой стыд – это просто иллюзия. Каждого могут ранить, каждый может подвернуть ногу.
– Так уж и каждый.
– Каждый, – повторил Леон убежденно. – Этого нельзя стыдиться. Хотя, конечно, шансы у новичка всегда выше. Он еще не обучен. Но даже кадет, прошедший обучение, может совершить оплошность. В этом нет позора. Он в другом. И я это понял, когда волок того парня, сломавшего голень там, где прошли сотни человек, буквально на ровном месте. Позор для паладина – это бросить товарища. Подвести своих. Подвести Империю. Вот что важно! А сломать ногу может всякий.