зависит тоска и злоба от нытья или употребления алкоголя. Ешь, пойдём на огород, покажу, что я посадил.
Вернулись с улицы дети, загалдели, однако Зина прикрикнула на них, и они снова убежали играть.
– Как решился вопрос с опекой? – спросил Николай Кузьмич.
– Всё в порядке, – уклонился от прямого ответа Костя.
Барсов сказал ему, что дело разбирается на самом верху, и заверил в его благополучном исходе.
– Не волнуйся, лейтенант, – добавил майор, – если что пойдёт не так, мы устроим в твоём Наро-Фоминске такой сабантуй, что не поздоровится не только начальнику опеки, но и мэру города.
– Чем будешь заниматься? – спросил Николай Кузьмич, допив чай.
– Мне дали всего два дня, – ответил Константин. – Хочу встретиться с вашим Шаромыжкиным.
– Шаромыжным. Зачем? Это ничего не изменит.
– Посмотрим. Где его можно найти?
– Самый первый коттедж от дороги, сразу за общей оградой.
– Красный, трёхэтажный, с башнями? За металлическим забором?
– Он.
– Да, я обратил внимание. В средствах господин Шаромыжный явно не стеснён. У вас тут такие хоромы единственные.
– Дядя Костя, дядя Костя, – вбежал в гостиную Тарасик, – к нам джип приехал, «Хаммер».
Яшутины переглянулись.
– Это его джип, – угрюмо проговорил Николай Кузьмич.
Константин встал.
– Посидите здесь, не высовывайтесь, я скоро. Зина, забери детей в дом.
Сестра торопливо вышла. За ней из дома вышел Константин.
На улице напротив его «БМВ» стоял широкий, как грузовик, мощный чёрный внедорожник. Двое его пассажиров – давешний небритый детина-охранник с карабином, в камуфляже, и молодой человек в сером костюме, огромный, как буфет, похожий на потолстевшего борца. Оба осматривали машину Константина. Третий – мужчина лет пятидесяти, одетый в жёлтую безрукавку на голое тело и белые штаны, широколицый, выбритый до синевы, с вислым носом и глазами-сливами, – стоял у калитки, собираясь войти. У него были коротко стриженные тёмные волосы и почти невидимые брови.
Константин двинулся навстречу, остановился.
– Вы к кому, гражданин?
– К тебе, к тебе, – нехорошо осклабился широколицый. – Ты, что ли, нагло проехал только что, избив моего человека?
Константин перевёл взгляд на детину, который виновато отвёл глаза, снова стал смотреть на мужчину в безрукавке. Полы безрукавки распахнулись, и стал виден заросший курчавым волосом живот её владельца.
– Это он сказал?
– Он, он.
– Врёт ваш человек, я его пальцем не тронул.
– И карабин не отбирал?
– На карабин у него нет лицензии. Пусть скажет спасибо, что я не забрал оружие. Да и у вас, господин Шаромыжный, наверно, тоже нет лицензии на «Водолей»? Не так ли?
Безволосые брови хозяина дороги прыгнули на лоб.
– Мы знакомы?
– Слава о вас дошла до Европы, – усмехнулся Константин. – Так какие у вас ко мне претензии?
– Вы незаконно проехали по платной дороге…
– Здесь только одна дорога к посёлку.
– Она моя.
– Чем докажете, что она ваша?
– Здесь все знают.
– Я не здешний, и вы прекрасно знаете, что перекрывать единственный подъезд к посёлку – подлость.
– Закон на моей стороне, обращайтесь в суд.
– Есть кое-что повыше закона.
– Что же это? – презрительно скривил губы Шаромыжный. – Указ президента, что ли?
– Совесть.
Мужчины, осматривающие машину Константина, захохотали.
– Масляной краски обожрался? – предположил молодой парень, похожий на растолстевшего борца.
Константин вышел за калитку, сунул руки в карманы.
– Моё терпение не безгранично, – сказал он почти вежливо, чувствуя бурлящую в жилах кровь. – Давайте договоримся, господин Шаромыжный. Первое: с сегодняшнего дня вы снимаете шлагбаум и открываете свободный проезд в посёлок.
– У него крыша поехала! – изумился детина-охранник, проявляя недюжинную смелость при свидетелях.
Константин посмотрел на него, но промолчал.
– Второе: хотите получить компенсацию за свою дорогу? Кстати, явно купленную незаконно. Мы проверим. Так вот, хотите жить в мире и согласии с жителями посёлка? Созовите общее собрание, предъявите аргументы, и вполне вероятно, вам пойдут навстречу, особенно после того, как вы на порядок снизите оплату проезда. Пятнадцать тыщ – это не по-божески.
– Всё сказал? – осведомился Шаромыжный, продолжая считать себя хозяином положения. – Бумаги у меня в порядке. А не хочешь платить – выметайся отсюда и строй свою дорогу где хочешь.
Константин кивнул:
– Неплохое предложение, мы это обсудим. Но если ты, козёл вонючий, решил, что можешь победить в войне с общественностью, то глубоко ошибаешься. Во-первых, бывает, что даже у таких крутых тачек, как твоя, прокалываются шины. Да и горят они не хуже других машин, подешевле. Во-вторых, бывает, что и дома вспыхивают как спички, даже такие кирпичные доты, как у тебя. И в-третьих. – Константин раздул ноздри. – И ДТП случаются на просторах нашей родины, даже с мэрами и губернаторами, могу привести примеры.
– Слышали? – картинно и спесиво повернулся к спутникам Шаромыжный. – Он угрожает! Мне! И нашему губернатору!
– Очень похоже, – рассмеялся Константин.
– Чего? – не понял хозяин.
– Не смотрел наш отечественный фильм «Три мушкетёра»? Там лавочник Бонасье говорил: «Я и кардинал – это сила!»
– Издеваешься?! Да ты знаешь, что тебе будет?!
– Я знаю, что будет с тобой. А теперь изволь убраться отсюда подобру-поздорову. Это не твоя территория и не территория одной из деревень, которую ты, козёл поганый, купил.
Повернувшись, Константин, не оглядываясь, зашагал к дому, вслушиваясь в шум и начавшуюся перебранку за спиной:
– Пусти, я его урою!
– Не надо, Жора…
– Пусти…
– Да хрен с ним, я вызову полицию, живо в кутузку посадят!
– Эй, фраер, – окликнули Константина, – ты отсюда не выедешь здоровым, зуб даю!