Читать интересную книгу Тайный советник вождя - Владимир Успенский

— Николай Алексеевич, выясните без лишних разговоров, где и кем служил Гитлер в шестнадцатом году, в ту пору, когда я был мобилизованным ополченцем.

Надо сказать, что наша заграничная разведка тогда работала гораздо лучше контрразведки, избалованной и расслабленной избиением собственных кадров, не скрывавшихся и не оказывавших сопротивления. Так что нужные сведения я получил быстро.

— Австриец Адольф Шикльгрубер-Гитлер не пожелал служить в австрийской армии, в конце шестнадцатого года поступил добровольцем в 16-й пехотный полк 6-й Баварской дивизии, которая размещалась в западных районах Германии и в восточных районах Франции. Отмечено пристрастие к политическим разговорам и к пиву. По неподтвержденным данным, в районе дислоцирования остался его ребенок. Позже Гитлер иметь детей не мог в связи с ранением в мошонку. Кроме того, в восемнадцатом году он был отравлен французским газом, на некоторое время утратил зрение…

— Какого пола ребенок? — проявил интерес Сталин.

— Не выяснено.

— Какое звание имел Гитлер?

— Ефрейтор.

— А я был рядовым. Невелика разница, — усмехнулся Иосиф Виссарионович, думавший о чем-то своем. И вдруг произнес: — Исторические параллели опасны, очень опасны.

Я так и не понял, зачем ему потребовались эти сведения и это сравнение. Ну, вообще-то, чем больше знаешь, тем лучше.

Примерно в то же время или немного раньше, в тридцать восьмом году, меня срочно вызвали вечером в Кремль, на квартиру Сталина. Поднялся к нему на второй этаж, оставив шинель в небольшой, отделанной деревом, прихожей. Он вышел встретить, пригласил не в кабинет, а в спальню — был нездоров, простужен. Вероятно, принял лекарство: на столике лежали таблетки и стоял почти пустой стакан. Поверх серого френча набросил на плечи одеяло, сняв его с койки. Знобило, значит. Я мысленно выругал Валентину Истомину, оставившую Иосифа Виссарионовича без догляда. Ей больше нравилось хозяйничать на Дальней даче, где находились дети. Но там и без нее народу было достаточно.

Много говорилось о пуританском образе жизни Сталина. Это в общем-то верно. Одевался он скромно, полувоенно, носил солдатскую шинель. Старая сибирская шуба была у него от одной германской войны до другой. Спал на жесткой койке, мебелью пользовался самой необходимой, в пище не был требовательным, капризным. Но шло ли это от его натуры? Не всегда. Он и поесть любил вкусно, и бутылочку муската «Красный камень» мог осушить с удовольствием, и вареньем из грецких орехов лакомился охотно. Пока жива была мать, она часто присылала из Грузии фрукты и это варенье, особенно нравившееся ему. Дары щедрого края не переводились у Иосифа Виссарионовича и потом, когда не стало матери, но он как-то охладел к ним. Не из родных рук — вкус что ли был не тот?

Из русских блюд особенно любил уху и щи. Но, занятый делами, размышлениями, питался нерегулярно, когда и как придется, нарушая режим. Ел ночью, перед сном, что считается вредным. Валентина Истомина просто не способна была навести порядок в этом отношении.

Поразительный факт: человек, который мог иметь все, к услугам которого была целая страна, являвшийся в определенном смысле самым богатым в мире, — этот человек не имел тех элементарных удобств, той заботы и уюта, какие есть почти у каждого семейного гражданина. А Сталин с молодых лет не знал семейного уюта, мало видел ласки и постепенно привык к этому, выработал свои правила и привычки, от которых ему трудно было бы отказаться даже в случае необходимости. Но и ее, необходимости этой, не возникало. Валентина Истомина едва успевала «держать» кремлевскую квартиру, Кунцевскую и Дальнюю дачи, вести обширное хозяйство, заботиться о детях Сталина, об их учебе. Да и родственники Надежды Сергеевны еще требовали внимания, особенно ее мать. Вот и носилась Валентина за город и обратно. А других женщин Иосиф Виссарионович не допускал тогда в свои дела, в свою личную жизнь.

Итак, Сталин в тот вечер был болен и явно раздражен чем-то. Едва поздоровавшись, сказал:

— Вы артиллерист. Не помните ли такую фамилию — Никитин?

— Полковник Никитин? — спросил я, собираясь с мыслями. Время было такое, что одно неаккуратное слово могло причинить кому-то большие неприятности. — Полковник Никитин весьма порядочный человек из потомственной офицерской семьи. Десять поколений Никитиных служили в полевой артиллерии, а это значит — воевали на передовой.

— В этом и есть его особая порядочность? — усмехнулся Сталин.

— Корни, Иосиф Виссарионович, на многом отражаются. Вот вам факт, получивший среди артиллеристов широкую известность. Полковник командовал на германском фронте 23-й артбригадой. А его сын, подпоручик Владимир Никитин, закончивший Михайловское артиллерийское училище, по воле случая был направлен командиром огневого взвода как раз в эту бригаду. И что вы думаете, отец выделял сына, создал ему какие-то условия? Он всегда и неукоснительно ставил взвод Владимира на самый ответственный рубеж. Отцу тяжело было испытывать судьбу, но совесть его чиста. Кстати, и отец, и сын сражались потом в Красной Армии.

— Да, — сказал Сталин, — полковник Никитин возглавил после революции воздушную оборону Петрограда. Но меня интересует молодой Никитин — инженер, кораблестроитель, — Иосиф Виссарионович тронул какие-то листки на столе.

Еще не зная, почему возник разговор о Никитиных, я был доволен, что сумел сразу сказать о них хорошие слова. В душе Иосифа Виссарионовича сохранилось глубокое уважение к офицерам славной русской армии. Не перед прапорщиками и поручиками военного времени, массу которых породили нужды фронта, а перед кадровыми военными, для которых Родина и честь были превыше всего, которые готовы были бестрепетно отдать жизнь во имя Отечества. И не только свою, но и жизнь собственных детей. Они могли ошибаться, но они всегда были искренни. С почтением относился Сталин к памяти Раевского, Брусилова, не говоря уж о Суворове и Кутузове, причисляя к этой когорте и благородного грузина Багратиона, которым всегда гордился. Может, все-таки текла в Иосифе Виссарионовиче княжеская кровь, дававшая знать о себе?! Или вперед он заглядывал, предчувствуя, что еще будут важны, просто необходимы для страны главнейшие традиции и устои победоносной российской армии и даже внешние ее атрибуты, такие, как погоны, офицерские звания…

Мысль уводит меня несколько в сторону, однако не могу не сказать об одном из первых просмотров кинофильма «Чапаев». На Сталина очень подействовала сцена психической атаки, где каппелевские офицеры, подтянутые и аккуратные, четкими шеренгами идут на пулеметный огонь. Хладнокровно покуривая, помахивая стеками. Падают, гибнут, но упорно рвутся вперед. Там был маленький эпизод, где убитые и раненые каппелевцы не просто падают, а кувыркаются с разбегу, дрыгают в воздухе ногами. Заурядный комический кадр, рассчитанный повеселить массового зрителя.

— Хороший фильм, — сказал тогда Иосиф Виссарионович. — Полезный фильм. А то место, где офицеры кувыркаются через голову, лучше убрать.

— Это смешно, товарищ Сталин, — попытались возразить ему.

— Потому и убрать. Мужество нельзя осмеивать, нельзя очернять издевкой. Ни в коем случае.

— Но это белогвардейцы!

Иосиф Виссарионович окинул говорившего свинцовым взглядом, произнес сдержанно:

— Пусть наши красные офицеры, когда потребуется, решительно идут на пули, идут на смерть, зная, что их мужество достойно оценят и свои, и противник. Вам это понятно?

Никто больше не спорил. А я, может, и любил Сталина за такие вот моменты: он словно взлетал над политическими интригами и будничными заботами, поднимался до самых больших общечеловеческих высот.

Тогда, кстати, впервые прозвучало из уст Иосифа Виссарионовича слово «офицер» применительно к командному составу Красной Армии. Официально же это старое доброе слово вновь придет в наши войска лишь во время битвы за Сталинград… Жизнь заставит, война поторопит.

Однако вернемся к вечернему разговору. Выслушав мои похвальные отзывы о Никитиных, Иосиф Виссарионович подобрел, ослабло его раздражение. Словно продолжая спор с каким-то оппонентом, начал говорить о том, как важно нашей стране иметь свой «большой флот». Кто имеет армию, имеет одну руку; кто имеет армию и флот, у того две руки, — привел он известный афоризм. А мы должны, мы обязаны иметь все для своей защиты.

Я высказал полное согласие.

— У нас мало средств, у нас очень мало средств, это верно, — продолжал Сталин, кутаясь в одеяло. — И все же есть такие заботы, на которые мы не можем жалеть денег. Сэкономим, недоедим, по копеечке соберем среди народа, а «большой флот» создадим! Немцы строят мощные линкоры «Тирпиц» и «Бисмарк». Очень сильные линкоры, но нам они не страшны. У нас заложен и строится «Советский Союз» — самый могучий линейный корабль в мире. Он преградит путь «Тирпицу» и «Бисмарку». Но что мы будем делать с линейными крейсерами Гитлера? У них сильное вооружение и очень большая скорость. Нам нужен такой же тяжелый крейсер, даже сверхтяжелый крейсер, который будет способен догнать германские крейсера и потопить их… Спроектировать и построить его необходимо в самый короткий срок. За несколько лет. Наша промышленность выдержит теперь такую нагрузку. А проектировать и строить тяжелый крейсер «Кронштадт» мы поручим вашему потомственному артиллеристу Владимиру Никитину.