Читать интересную книгу Красный флаг: история коммунизма - Дэвид Пристланд

При всех «старых режимах» люди, унаследовавшие высокое положение в иерархии, вызывали возмущение. Все те, кто не входил в «красные» классы, — люди с плохим классовым происхождением или переезжающие с места на место рабочие, лишенные хорошей работы и материальных благ, которыми обладали постоянные работники, — имели основания быть недовольными той жесткой системой, которую они были не в силах изменить. Китайская коммунистическая партия парадоксальным образом создавала новый альянс революционных групп, у которого имелись причины осуществить революцию против нового коммунистического «класса». А лидером этой революции должен был стать не кто иной, как лично Мао.

В середине 1960-х годов Мао оказался крайне недоволен политикой, проводимой Лю Шаоци, Дэн Сяопином и Чжоу Эньлаем. Он считал, что эти лидеры способствуют усилению неравенства введением наследования классов, дифференциации заработной платы и повышением ценности образования. Мао, напротив, никогда не отказывался от своего партизанского социализма и полагал, что Китай сможет возродиться только благодаря народному альтруизму и самопожертвованию. Мао считал своей главной миссией установление всеобщего равенства в Китае, и с годами его взгляды становились все более радикальными. Что же, беспокоился он, произойдет после его смерти? Будет ли тот коммунизм, который он создал, искоренен «правыми ревизионистами», как это случилось в Германии в 1890-е годы и в СССР после смерти Сталина? Он сказал Хо Ши Мину в 1966 году: «Нам обоим уже за семьдесят, и скоро Маркс призовет нас к себе. На кого будут похожи наши преемники — на Бернштейна, Каутского или Хрущева, — мы знать не можем. Но у нас есть время подготовиться»{857}.

Напряженное положение за рубежом, а именно война во Вьетнаме, угрожавшая переметнуться в Китай, также убедило Мао в необходимости возвращения к партизанскому коммунизму. Он решил, что ему нужно искоренить «правые» силы, частично путем чисток среди высоких чиновников, но в основном изменив отношение к ним всего общества. Патриархальная иерархия, правление кланов, технократия и накопительство должны были уступить дорогу господству морали, когда люди будут Работать из альтруистических побуждений, ради всеобщего блага. Таковы были цели самой страшной и разрушительной кампании Мао — «Великой пролетарской культурной революции». Как сказано в документе «Шестнадцать пунктов», с которого в 1966 году стартовала кампания: «Хотя буржуазия уже свергнута, она тем не менее пытается с помощью эксплуататорской старой идеологии, старой культуры, старых нравов и старых обычаев разложить массы, завоевать сердца людей, усиленно стремится к своей цели — осуществлению реставрации. Пролетариат должен… изменять духовный облик всего общества»{858}. Таким образом, Мао, возможно, даже неосознанно шел по дороге, проторенной Сталиным в 1930-е годы. Проведя катастрофические экономические «скачки», оба были вынуждены восстанавливать порядок, что, в свою очередь, укрепило позиции других лидеров. И Сталин, и Мао пытались усилить свою власть над партией, избавляясь от любых потенциальных соперников в руководстве. В то же время они оба проводили идеологические кампании, вычищая сомневающихся и «правых» из рядов бюрократии: Сталин во времена террора, Мао с помощью Культурной революции. Обе эти кампании очень быстро вышли из-под контроля. Однако Мао был гораздо более радикальным как в своих взглядах, так и в целях. Сталин сохранял иерархию и полагался на секретную службу; Мао вернулся к партизанскому социализм) Яньани и мобилизовал массы в надежде создать новый образец социалистического человека. Мао не просто навязывал партии свою волю. Он считал, что совершил коммунистическую революцию в коммунистической стране — революцию, которая в результате вылилась в гражданскую войну внутри коммунистической партии и во всей стране.

Вполне в характерной для Китая манере эта революция началась довольно изощренно и скрыто ю ноября 1965 года. Пьеса У Ханя «Разжалование Хай Жуя», в которой рассказывается о смещении с должности добродетельного чиновника из династии Мин императором-тираном, подверглась уничижительной критике в прессе. Руководили развернутой кампанией лично Мао и его жена Цзян Цин. Они усматривали в пьесе иносказательную критику Мао и считали, что образ Хай Жуя списан с Пэн Дахуая, разжалованного за критику Председателя. Они воспользовались случаем и обвинили в «правом» ревизионизме группу руководителей, включая Пэн Чжэня, мэра Пекина, партийного руководителя и союзника Лю Шаоци, и Лу Диньи, заведующего отделом пропаганды ЦК КПК. Выступая в марте 1966 года, Мао также использовал образный язык древних мифов: «Отдел пропаганды Центрального комитета партии представляет собой дворец Князя Тьмы. Необходимо разрушить дворец Князя Тьмы и освободить Маленького Дьявола… Из других земель придут еще несколько [обезьяньих королей], чтобы нарушить покой во дворце Князя Света»{859}. Вскоре Мао начал использовать более радикальный язык и направил свою критику на «ревизионистов» внутри партии. 16 мая появился первый циркуляр Культурной революции, в котором их назвали «представителями буржуазии» и «людьми с клеймом идей Хрущева, все еще гнездящихся среди нас». Он призывал к массовым кампаниям против ревизионистов.

Естественно, что местные партийные руководители забеспокоились и попытались при поддержке Лю Шаоци затормозить эту кампанию. Однако такая реакция заставила Мао и радикалов поднять ставки. Теперь Мао выступил за создание так называемых отрядов красных охранников[643], состоящих в основном из студентов. Эти отряды были предназначены для борьбы с ревизионизмом в партии, а также с «четырьмя пережитками» внутри общества — «со старыми идеями, старой культурой, старыми традициями и старыми привычками эксплуатировать классы». В августе Мао сам лично надел повязку хунвейбина и выступил на многомиллионном митинге в Пекине, где собрались «красные охранники» со всех уголков страны. Они приветствовали лидера, размахивая «Красными книжечками» — «Цитатниками» Мао.

Отряды хунвейбинов, состоящие из студентов, а иногда и из Школьников, неистовствовали по всей стране. Они насаждали пуританскую мораль, заставляя женщин обрезать волосы и снимать украшения; они меняли вывески на магазинах и названия улиц (британское посольство теперь находилось на Антиимпериалистической улице, а советское посольство — на Антиревизионистской); они врывались в «буржуазные» дома и крушили или забирали личное имущество. Гао Юань, школьник, сын одного из провинциальных чиновников, вспоминал: «Мы шли к центру города колоннами, во главе которых несли красные флаги с надписью «Красные охранники». Большинство из нас несли в руках маленькие красные книжечки. На фото в газетах мы видели, как это делали «красные охранники» в Пекине… Мы маршировали и орали новую «Песню красных охранников»:

Мы «красные охранники» Председателя Мао,Закаленные ветрами и волнами;Вооруженные идеей Мао Цзэдуна,Мы уничтожим всех вредителей и преступников.

…мы добрались до трех искусно вырезанных мраморных арок (времен династии Цин), расположенных по обе стороны улицы. Тройной арочный проход стоит здесь уже два столетия… И, несмотря на счастливые воспоминания о том, как я играл в тени этих арок в детстве, я не испытывал угрызений совести, разрушая их. Из всех двадцати четырех китайских династий мне больше всего не нравилась династия Цин… именно во время их правления западные силы стали покорять Китай с помощью опиума и артиллерийских катеров… Под крики «Сокрушим четыре пережитка» великолепное сооружение рухнуло и превратилось в груду камней»{860}. В Культурной революции Мао заметны удивительные совпадения с советской «культурной революцией» конца 1920-х годов. Но Мао объединил популистское наступление на «капиталистических» отступников в партии и внезапный «скачок» к современности. С точки зрения культура влияние «революции» было ужасающим, так же как закрытие и разрушение церквей в СССР в конце 1920-х. Однако вдохновители Культурной революции, особенно жена Мао Цзян Цин, также прилагали усилия для создания новой китайской культуре Самым первым объектом культурной модернизации стала традиционная опера. Цзян сетовала на то, что опера, одна из самых популярных форм искусства, была полна «отвратительных привидений, змеиных духов» и неправильных ценностей, как, например, «подчинение» власть имущим «феодалам». Она призывала коммунистических писателей создавать новые произведения, в которых «императоров, министров, ученых и девиц» заменят героические рабочие, крестьяне и солдаты{861}. Но, несмотря на то что такие революционные оперы были созданы под влиянием советского революционного романтизма, музыкальное сопровождение в них было традиционным. В 1966 году Кан Шэн заявил, что пять «модернизированных» опер вместе с двумя балетными драмами и симфонией являют собой «восемь образцовых китайских представлений». Эту «великолепную восьмерку» бесконечно показывали китайской аудитории на сцене и в кино. Поначалу оперы имели успех. Однако их было немного, и вскоре публике наскучило постоянно смотреть одно и то же. Появилась шутка, в которой говорилось, что китайская Культурная революция сводится к тому, что «восемьсот миллионов человек смотрят восемь представлений»{862}.