по плечи в мотор, шутник-самоучка.
Как только «Бульдог» скрылся с глаз долой, командую:
— Вывести арестованных и снять наручники: пусть оправятся и разомнутся.
Когда тех, буквально вышвырнули из кузова, подойдя поближе, негромко говорю:
— Бегите!
Переглядываются в изумлении:
— Куда?
— Мне похер. Бегите, сказал!
Один, как на автопилоте развернулся — видимо ничего не соображая и, как-то неловко спотыкаясь — побежал в сторону не так уж и далёкого леса. Когда расстояние сократилось наполовину, с борта грузовика раздался выстрел из «Винтореза».
Мне никогда не нравился звук выстрела из хроноаборигенских винтовок: слишком он оглушающе-резкий — как удар двумя ладошками по ушам. «Выхлоп» же из «Винтореза», даже без несуществующего пока встроенного глушителя — мягкий и затяжной, как будто гигантскую бутылку шампанского откупорили.
Девятимиллиметровая тяжёлая дозвуковая пуля, в патроне выглядевшая несуразно крупной по сравнению с «промежуточной» коротенькой гильзой — ударила в спину бежавшего человека с силой лома или кувалды. На испытаниях, с одного выстрела — даже лошадь садилась на жоппу, а этот бегущий человек — беззвучно упал, как подкошенный и, даже ни разу не шевельнулся.
После недолгого молчания — ни к кому впрочем, не обращаясь, я негромко сказал:
— Так и запишем: убит при попытке убежать.
Затем, повернувшись ко второму:
— Теперь давай беги ты.
— КОНТРА!!!
Рыча, тот крысой загнанной в угол — со всей яростью молниеносно бросился на меня, нацелившись вцепиться в глотку и задушить.
Не успел я даже шевельнуться, как мягкий, приглушённый выстрел — раздался казалось, у меня из-под мышки и, нападавший получив в грудь несовместимую с жизнью пулю — опрокинувшись на спину, упал и после недолгой агонии, затих.
— Так и запишем: убит при попытке улететь.
— Товарищ Заведующий…?
— При попытке оказать вооружённое сопротивление, — поправляюсь, — вещественные доказательства не забыли прихватить?
— Нет, не забыли, тааащ…
Мне показали какой-то ржавый нож, впрочем — достаточно острый и длинный, чтоб выпустить кому-нибудь кишки.
— Приобщите к делу.
Немного подождав чтоб поменьше кровянили, закинули трупы в кузов, поехали дальше и вскоре догнали колонну.
* * *
В Нижний Новгород прибыли с опозданием на час — к девяти часам вечера: перед самым городом нас застал проливной дождь и, пришлось немного повозюкаться в холодной осенней грязи. Однако, прицепив тросами к «Мак-Бульдогу» «Татру» и оба «Форда» — удалось всё-таки доехать таким «автопоздом», хотя и с часовой задержкой.
Заодно, ещё раз убедился в правильности своего выбора и, причём впервые на наших — российских «направлениях»: этот пятитонный американский грузовик — просто зверюга по проходимости.
Прёт, буквально как танк!
Хотя и со скоростью мирно пашущего трактора.
В Губернском управлении НКВД, застал какой-то нездоровый ажиотаж. Везде на всех этажах горит свет, слишком много вооружённых людей с озабоченно-серьёзными лицами и все туда-сюда бегают…
Неуж, случилось что?
Пока выгружали и оформляли задержанных, туда-сюда, неведомо как возле меня на улице материализовался Упырь и плотоядно щерясь, проинформировал:
— «Кольку-Мясо» пришлось зарезать да скормить свиньям, двое других сейчас уже «поют исповедь» операм.
В жисть теперь свинину не буду жрать.
— Хорошенькое дельце… Премного благодарен за помощь, друзья! Что-то спросить хочешь?
Тот, несколько опасливо косясь на Фрица:
— Ксавер спрашивает: когда придёшь с инфой?
Отмахиваюсь досадливо:
— Передай ему: «как только — так сразу». Пока же пускай к «Швейному синдикату» подбирается — как мы с ним условились.
Секретарша, завидев меня подскакивает как на пружине:
— Вас ждут, товарищ Свешников!
Притягиваю руку к знакомой двери, но она делая большие глаза:
— Не здесь! Этажом выше — в кабинете у «самого»…
Изнутри обдало холодком:
У Погребинского?
ДА НАС РАТЬ!!!
Я обладая такими документами, уликами и свидетелями — имею право арестовать его, или даже пристрелить на месте при попытке сопротивления.
Поправив свой «Настоящий Руби» в подмышечной кобуре, бегом взлетаю на нужный этаж. Бесцеремонно растолкав плечами очередь в приёмной, без стука, открыв ногой дверь — решительно врываюсь в кабинет Начальника Губернского отдела НКВД…
— Явился не запылился!
Подняв голову от кучи бумаг, товарищ Кац, вновь в них уткнулся, перебирая руками.
— Лучше поздно, чем… — положив на стол всю документацию по контрреволюционному заговору, — а вот я Вам ещё работёнки подкинул, Абрам Израилевич
Но тот, в свою очередь молча подвинув ко мне какую-то измятую депешу, «радует»:
— В Москве попытка государственного переворота, заговорщиками убит Куйбышев… Как ты и говорил — шерстят Лубянку. Вроде бы как арестован Ягода, но пока точно не известно.
По ходу, Мишка-Барон — хоть и, чуть-чуть — но всё-таки Бог.
Поднёс-таки «фитилёк» к заложенной мной бомбе!
Искусно изображаю бурное шевеление мозгами:
— Значит, «цепочка» ульяновского заговора ведёт в столицу… Надо срочно арестовать Погребинского!
Кивает на незамеченные мной небольшие капли крови на стенах, язвительно:
— Хватился! Буквально час назад застрелился здесь в кабинете. По приказу товарища Жданова и с согласия Начальника отдела ГубГПУ, исполняю его обязанности.
Оторопев, только диву даюсь: в «реальной истории», более чем на десять лет позже, «Человек в кубанке» — тоже застрелился, узнав про всё тот же арест Генриха Ягоды. Ну, что ж… Значит, «такая у него планида» — как любила говорить в подобных случаях моя бабушка.
Только и осталось, что:
— Ну и, дела в городе творятся… Поздравляю с назначением, Абрам Израилевич!
— Спасибо.
Шутейно, улыбаясь, но с серьёзно-отмороженными глазами:
— «Спасибо» — это слишком много, товарищ Кац… А вот оправдать народное, а также наше с Андреем Александровичем доверие — тебе в самый раз будет.
По его лицу было видно, что оправдает. Но всё равно при первой же возможности — продаст. Поэтому немного позже, надо будет обязательно приставить к нему своих людей.
Только, надо поделикатней как-нибудь: Абрам Израилевич — воробей стрелянный и умный и, уже достаточно хорошо изучил меня и мои «методы»…
Уже второй «контрреволюционный заговор» раскрывает с моей помощью и, третий вполне возможно — попробует разоблачить сам.
* * *
Что было дальше, в принципе рассказывать неинтересно — поэтому максимально кратко.
Через три дня состоялись похороны двух нижегородцев — комсомольцев и бойцов группы «Вагнер», погибших от рук заговорщиков-контреволюционеров. Траурная демонстрация, собравшая чуть ли не полгорода, митинги, речи…
Рисунок 27. Станция «Пушкино» Нижегородской детской железной дороги.
Брат-Кондрат и его пропагандисты из Отдела пропаганды при Исполнительном комитете ГубРКСМ, охрипли — создавая образ двух героев-мученников в борьбе за