Налетевший порыв ветра сорвал шляпку с головы Сары. Она вскрикнула, Филип попытался ее ухватить, но ветер унес ее прочь.
– Я ее поймаю! – пообещал Филип, бросаясь вдогонку.
Сара присоединилась к погоне, и они побежали по пересохшей и хрустящей траве, стараясь схватить шляпу каждый раз, когда она цеплялась за куст, но в последний момент ветер снова подхватывал ее и мчал дальше. Скоро потеря шляпы уже мало значила для них. Они наслаждались вольным ветром, гулявшим по просторам равнин и освещавшим их солнцем.
Наконец шляпка прочно застряла в низком кустарнике, и, когда Филип резко остановился, чтобы ее поймать, Сара, не ожидавшая этого, налетела на него. Они едва не упали и, смеясь, ухватились друг за друга, чтобы устоять. И вдруг замерли: Филип прижимал к себе Сару, шляпа была забыта.
– Сара, – его руки сжимали ее все крепче.
Она уткнулась ему в шею. Они чувствовали нежную ласку солнца. Он поцеловал ее в голову, в щеку. Его объятие было таким крепким, что она едва могла дышать. И вот их губы встретились в поцелуе. Сара прижалась к нему в последний раз и отстранилась. Он был красив и нужен ей, но Сара знала, что Филип должен уехать.
– Сара, я хочу поговорить с тобой, хочу объясниться. Мне надо сказать тебе так много.
– Пожалуйста, не надо, – в глазах ее блестели слезы. – Это будет несправедливо по отношению к Элис.
– То, что произошло между нами, сильнее нас, Сара. Ты же не можешь отрицать того, что мы любим друг друга?
– Я это не отрицаю. Но мы не имеем права.
– Разве наша взаимная любовь не дает нам каких-либо прав?
– Но, Филип, речь не только о нас. Есть и другие, с кем надо считаться. Твоя жена.
– Я не хочу говорить об Элис. Это не имеет к ней отношения. Это не ее вина. Когда мы поженились, я любил ее и сейчас люблю, но совсем по-другому, не так, как люблю тебя. Меня привлекла в ней ее кротость, привязанность к дому и семье. Я думал, она поможет мне пустить корни и рядом с ней мой беспокойный дух обретет покой, и мои странствия закончатся. Но она лишь стала жертвой всего этого. Ты была права: я строю дома для других, но не построил дом для себя. Это несправедливо по отношению к ней и к Дэниелю. Поэтому я везу ее туда, где ее корни, где она будет счастлива.
Давай прогуляемся немного, Сара. Я не хочу просто взять и уехать. Мне хочется рассказать тебе о себе, и я хочу узнать все о тебе. В тебе есть замечательная таинственность, которую мне хотелось бы постичь. Когда я уеду, ты поедешь со мной вот здесь, – он коснулся своей груди. – Давай поговорим, Сара. Совсем недолго, а потом каждый из нас сделает то, что должен сделать.
– Филип, ты вернешься? – спросила она. – Увижу я тебя еще когда-нибудь?
Ему очень хотелось снова ее обнять, но он не стал сокращать расстояние, разделявшее их.
– Знаешь, Сара, кому-либо другому я ответил бы, что вернусь, если так распорядится судьба. Но тебе, Сара, я скажу: если моя песенная линия приведет меня сюда, мы увидимся снова.
Джоанна торопливо вскрыла конверт из миссии Карра-Карра. Внутри находился конверт поменьше с английскими марками и записка от Робертсона, где говорилось, что он получил ответ из Лондона от своего друга – знатока тиронского письма – и в конверте находится присланный ему код. «Если у вас, миссис Уэстбрук, возникнут затруднения при переводе, – писал Робертсон, – мой друг готов предложить вам свою помощь».
Она вскрыла второй конверт и достала оттуда письмо Джайлза Стаффорда с объяснениями тиронского кода и маленький блокнотик со стенографическими знаками и их эквиваленты: буквенные, фонетические и целые слова – соответствия. Джоанна смотрела на полученную подсказку, как на чудо. Наконец-то у нее в руках ключ к тайне. Теперь ей удастся узнать, есть ли в записях ее деда те ответы, что она так долго и упорно пыталась отыскать.
Но как ни хотелось ей немедленно приступить к расшифровке, Джоанна сначала распечатала письмо от некой миссис Элси Добсон, жившей, судя по обратному адресу, в той же деревне, что и тетя Миллисент. Джоанна развернула бледно-голубые листы почтовой бумаги, все еще хранившие слабый аромат лаванды, несмотря на столь долгое путешествие, и погрузилась в чтение строк, написанных мелким четким почерком. Миссис Элси Добсон сообщала о себе, что она вдова, живет по соседству с Миллисент Барнс, которую знает около шестидесяти лет. Дальше она писала, что выполняет печальный долг и сообщает Джоанне, что Миллисент тихо скончалась во сне в возрасте семидесяти лет.
«Я была ее лучшей подругой, – писала миссис Добсон, – и ухаживала за ней до самой кончины все то время, когда она слегла после случившегося с ней удара. Она мне оставила все, что у нее было, а было у нее не так уж и много, надо сказать. Когда я нашла в себе силы просмотреть ее вещи, я обнаружила среди них ваши письма, миссис Уэстбрук. Миллисент сохранила их все.
Мне очень жаль, что вашей матери и вам пришлось столько пережить из-за того, что Миллисент отказывалась отвечать на ваши вопросы. Она не была злопамятной, но так никогда не смогла пережить, что «потеряла», как она выражалась, сестру по милости Джоана Мейкписа. А когда и Эмили вышла замуж за Петрония Друри и уехала из Англии в Индию, Миллисент снова почувствовала себя покинутой. Но теперь после ее кончины я считаю, что не будет вреда, если я попытаюсь ответить на ваши вопросы.
Хотя Миллисент с сестрой были близнецами, но сходства между ними было мало. Нейоми, вашу бабушку, отличали бодрость духа и жизнелюбие, и она была сильнее по натуре. А Миллисент всегда напоминала оборотную сторону тарелки: без блеска, простоватая и унылая; и, честно говоря, характера ей не доставало. Сестры в детстве были неразлучны, но, когда Нейоми полюбила Джона Мейкписа и уехала, Миллисент пообещала, что никогда ее не простит».
Джоанна оторвалась от чтения и заметила, что в комнате становится темно. Солнце садилось, и через закрытую дверь спальни ей было слышно, как миссис Джексон дает указание Пиони накрывать на стол. Через открытые двери веранды вместе с теплым ветром в комнату проникали со двора звуки наступающего вечера. Стригали выполнили свою дневную работу и собирали инструменты.
Она зажгла лампу и вернулась к письму миссис Добсон: «Помню день, когда сюда к нам привезли вашу маму, миссис Уэстбрук. В тот день я зашла навестить Миллисент. Было это сорок пять лет тому назад, но я запомнила это потому, что в тот день принесла показать Миллисент моего первенца Раймонда. Мы пили чай, как вдруг в дверь постучали, и на пороге мы увидели в высшей степени необычного гостя. Это был капитан корабля, а с ним ребенок, и этот человек поведал нам поразительную историю».