Будто погрузившись в какой-то полу-анабиоз, она просто на автомате продолжала просыпаться, делать свою работу, делать что-то по дому, говорить с другими, стараясь при этом тщательно игнорировать окружившие ее проблемы. Юдина догадывалась, что рано или поздно ей придется встретиться со всеми проблемами лицом к лицу, но пока не была к этому готова — после смерти Стаса она не была уверена, что не пострадает кто-то еще, — и продолжала идти, идти, идти…
В последнее время ей стало казаться, что она зашла слишком далеко. Казалось, что год назад она случайно побежала по той аллее с цветущими каштанами и, убегая от кого-то, швыряла камни в фонари, надеясь, что темнота скроет ее, поможет сбежать. Чем дальше она бежала, тем больше фонарей била, и тем больше стекла хрустело под ее ногами. Вот только та аллея была какой-то замкнутой, и, оббежав по кругу, Даша возвращалась в начало, туда, где уже было темно и фонари были разбиты. Она пыталась их зажечь, но фонарик уже не включат, если разбить. К сожалению, даже если бы она собрала лампочки всего мира, это ничего бы не изменило, потому что она из города, где гаснут фонари. Поэтому приходилось бежать из темноты в темноту по битому стеклу…
Вот только Даша не знала, сколько еще она сможет убегать. Сколько еще фонарей, сколько еще человеческих жизней она искалечит, как долго еще под ее ногами будет хрустеть стекло чьих-то душ, которые она потянет за собой и навлечет на них проблемы? Как долго она еще будет бежать навстречу этой тьме и затягивать за собой остальных? Когда-то она верила, что Артем защитит ее от всего, скроет от проблем, но, похоже, она ошиблась.
Она не знала, что ей делать с Артемом. Ей стало сказаться, что она совершенно его не знает. Она смотрела на него по утрам за завтраком и думала о том, что ничего не знает об этом человеке. Видела его родинки на плечах, шрамы на ноге и животе, его крупный орлиный нос, когда он поворачивался в профиль, его небрежно зачесанные назад волосы — все родное, все то, что она так любила, но ей казалось, что перед ней сидит чужой человек. Князев ей ничего не говорит, не рассказывает о своем прошлом, куда-то пропадает, и от этого у нее лишь возникает лишь больше вопросов, ответов на которые у нее нет. Почему он не рассказывает ей о войне? Почему за улыбками и объятиями скрывает происхождение своих старых шрамов? Почему он думает, что ей не стоит чего-то знать о его прошлом? От какой правды он пытается ее оградить?
Даша знала, что секреты создаются и хранятся во имя любви. Но она не знала, что от них может быть так больно.
— Не надо помнить, не надо ждать, — пел Летов на фоне, — не надо верить, не надо лгать…
Домой Юдина приехала под вечер. Побоявшись оставаться наедине с гнетущей тишиной, она включила диск группы «АББА» в гостиной, сделала музыку погромче и нашла чем себя отвлечь от невеселых мыслей — решила самостоятельно собрать тумбочку под телевизор. Принеся себе инструменты из гаража, открытую бутылку вина и сделав музыку погромче, Даша принялась за дело.
Тумбочку тем вечером она так и не собрала — отвлеклась на какие-то вещи в коробках, полезла туда и нашла их с Артемом фотографии. Стопка глянцевых фотографий десять на пятнадцать, которые были сделаны за прошедший год Ильей — он часто таскал с собой «мыльницу», поэтому у всей бригады уже была целая куча фотографий. Перебирая фотокарточки, Даша смотрела, как они с Артемом широко улыбаются, смеются, радуются чему-то и целуются, и сама невольно улыбалась, чувствуя, как снова пощипывает в глазах от подступающих слез. Шмыгнула носом, отхлебнула вина и отметила про себя, что она с радостью бы вернулась в то время, когда была сделана любая из этих фотографий — туда, где не было еще никаких проблем, когда все были живы и всё было хорошо. Она хотела бы вернуться в такой момент и остаться в нем навсегда. Жаль, это было совершенно невозможно.
Юдина с грустью отметила, что скучает по Артему, хоть они и видятся каждый день. Но чувство это вызвано не тем, что его сейчас нет рядом с ней, а скорее с тем, что он нарушил свое слово. Он обещал, что больше не будет уходить, что не будет бросать ее одну, но… Но не сдержал обещание, обманул ее. За свои опоздания и поздние возвращения в эти дни он извинялся постоянно, и Даша каждый раз принимала эти извинения. Она не спрашивала, где он пропадает — один раз он сказал ей, что у него дела, и больше она не лезла с расспросами. В тот момент у нее что-то оборвалось в груди и рухнуло куда-то глубоко вниз.
Да, наверняка эти внезапные ночные отлучки связаны с убийством Карпеева, с угрозами цыган и всем остальным, но все равно в голове у Даши появлялась предательская мысль о том, что все не то, чем кажется. Она даже стала стала принюхиваться, когда он возвращался, и пыталась распознать женский парфюм, но ничего, кроме его геля она не чувствовала — как назло, он первым делом шёл в душ. Не было ни чужих волос на его одежде, ни каких-то следов от помады, ни даже едва заметных полосок от ногтей на лопатках или засосов, кроме ее собственных, — казалось, это идеальные доказательства, но все равно Даше было тревожно.
Конечно же, ей было страшно, что она что-то упускает, чего-то не замечает или не хочет замечать. Страшно, что обманывает себя. Но веру в Артема она пока не теряла и продолжала ему верить, хоть и боялась обжечься.
Спать Даша легла в начале двенадцатого, вот только уснуть у нее никак не получалось — казалось, сон намеренно избегал ее, заставляя Дашу мучить саму себя разными мыслями, от которых она рада была бы избавиться.
Девушка с открытыми глазами лежала на боку, обнимая одеяло — спать с ним было жарко, но не так одиноко, — и смотрела в незашторенное окно, откуда был виден слабый свет от соседних домов. Последний раз, когда она смотрела на часы, они показывали половину второго ночи. Она не знала, сколько прошло с того момента, но только лишь сейчас она услышала, как внизу остановилась машина, скрипнула калитка, а затем тихонько открылась входная дверь, и в дом кто-то вошел.
Девушка напряглась, прислушиваясь. Знакомый звон ключей — она уже наизусть знала, что