На белом лице несчастной женщины от жары и духоты выступили крупные капли пота. Скользнув взглядом по всевозможным приспособлениям для пыток из железа и кожи, она отвела глаза от них, уперлась в пол, но тут же жалобно заморгала, разглядев на полу багровые пятна застарелой крови. В жуткой комнате негде было спрятать взгляд. Скрестив руки на груди, палач спокойно ждал указаний инквизитора. Он знал, что пытки бывают трех видов: легкие, средние по тяжести, и нечеловеческие, особо мучительные, после которых жертва, как правило, признается в чем угодно, но уже не доживает до костра. Он, привыкший забивать людей до смерти и заживо сдирать кожу, видел и знал практически все в этой тесной комнате: и неистовые проклятия, и обмороки, и слезы, и мольбы, и как измученные болью, полумертвые обреченные наговаривали страшные доносы на самых близких людей. Женщину, которую привели к нему, видел впервые. Значит, пытки могли быть легкими или средними (по своему усмотрению инквизитор мог применить и то, и то). В легких видах мучений не было никакой изобретательности, от него мало что требовалось, поэтому он стоял со скучающим видом. Палач не смотрел на лицо своей жертвы. Все жертвы были для него на одно лицо.
Края белоснежной рясы Карлоса Винсенте касались грязной одежды Катерины. Скрестив молитвенно руки, он выдерживал классическую паузу, ожидая, что сам вид грозной комнаты пыток внушит узнице панический страх. Как правило, при виде орудий пыток большинство жертв испытывали нечеловеческий ужас. Но только не эта. На лице женщины не было ни паники, ни страха – совсем ничего. Увидев это, Карлос Винсенте грозно нахмурил брови:
– Упорствуешь ли ты в своих ответах перед лицом пытки, Катерина? Или готова сознаться в своих грехах?
– Мне не в чем признаваться! Я не виновна.
– Мы, инквизитор Карлос Винсенте, предупреждаем тебя, что к тебе будет применена пытка самой высшей степени тяжести. Страшная, нечеловеческая пытка третьей степени… (он сделал паузу, при этом у палача удивленно вытянулось лицо, а в глазах зажегся огонек интереса. Переходить сразу же к третьей степени пыток – в его практике мучителя и садиста это было впервые).
– Боишься ли ты страшных мучений, Катерина Бреус?
– Я не боюсь!
– Тогда я даю знак начать пытку!
Но знак рукой он сделал не палачу. Один из монахов быстро вышел. Было слышно, как звякнули железные двери. Два монаха, держащие с обеих сторон Катерину, сжали руки сильней. Через несколько минут монах вернулся, толкая кого-то перед собой…. Перед ним расступились. Монах держал ребенка. В глазах Марты был ужас, а на сжатых плотно губах застыл крик. Тело Катерины дернулось, словно через нее пропустили электрический ток.
– Марта!
Маленькая девочка дрожала от страха в своих рванных лохмотьях, даже не пытаясь вырваться из рук своего мучителя. В теле Катерины открылся источник силы – извиваясь, она изо всех сил пыталась вырваться из рук монахов. Все трое превратись в сплошной клубок. Монахи пустили в ход ногти, и скоро кровь из царапин полилась с рук Катерины, но женщина не чувствовала боли, отчаянно пытаясь вырваться и спасти дочь.
Увидев мать, девочка забилась худеньким телом, заплакала, закричала. Она кричала и плакала:
– Мамочка! Мама!
Но монах крепко держал ребенка в руках. Остановившись отдышаться, со страшным искаженным лицом Катерина крикнула (и от этого утробного голоса, шедшего, казалось, прямо из разбитого сердца) у многих мороз пошел по коже.
– Что ты собираешься с ней сделать, поддонок? Отпусти ее! Она же ребенок! Убей меня, не ее!
– Не ребенок, а дочь ведьмы! – голос Карлоса Винсенте звучал даже весело (он наслаждался произведенным эффектом) – проклятое семя!
– Отпусти! Не смей ее трогать! Не смей!
В комнате вновь зазвучал тайный катарский язык. Низко склонившись к искаженному лицу женщины, Карлос Винсенте тихо сказал:
– Вот твоя пытка, Катерина. Самая большая и страшная пытка, Катерина, не физические муки и не боль. Самая страшная пытка – видеть муки и боль того, кого ты больше всех любишь.
И, резко развернувшись, бросил палачу:
– Привязать девчонку к козлам!
В мгновение ока лохмотья были содраны с ребенка, и вскоре худенькое, дрожащее тельце было привязано к козлам, залитым кровью…
– Нет! – в голосе Катерины было столько боли, что, казалось, могут разрушиться стены, – Нет! Отпусти ее! Отпусти! НЕТ!!!
В голосе женщины уже не было ничего человеческого, а из выпученных глаз, казалось, еще совсем немного, и потечет кровь.
Знаком Карлос Винсенте указал палачу, и тот снял со стены особо страшную плеть, где между гибкими полосками кожи были вплетены куски металла, острые пластины, гвоздья… Один удар такой плети снимал с человеческого тела полоску кожи. Это было слишком страшное оружие пытки даже для взрослых людей…..
Детский голосок сорвался тоненькой нитью:
– Мамочка, мне страшно! Мне страшно, мама!
Сделав последний рывок в руках мучителей, Катерина дернулась так, словно тело ее содрогалось в судорогах. Палач замахнулся плетью… Но плеть не успела опуститься на плечи ребенка. Голос, разлившийся в воздухе, заставил всех замереть.
– Я отдам книгу! Я укажу место, где находится тайна! Я признаюсь во всем! Я признаюсь в том, что я ведьма! Я признаюсь во всем, только отпусти ее…
Карлос Винсенте сделала знак палачу, и тот опустил страшное орудие пытки. Словно боясь, что он передумает, несчастная женщина продолжала говорить:
– Я признаюсь в том, что я ведьма! Я ведьма! Я сварила и съела 400 младенцев… насылала порчу… я сварила их в медном котле…..И я отдам все, что ты хочешь…
Из ее горла вырвалось жуткое истерическое рыдание, и она замолчала. Карлос Винсенте повернулся к Катерине лицом:
– Ты отдаешь отчет в том, что ты сказала? Что ты сказала?
– Я признаюсь в том, что я ведьма! Во всем признаюсь! Только отпусти ее!
– Ты признаешься, Катерина? Признаешься добровольно? И подтвердишь эти слова потом?
– Да! Да! Да! Отпусти ее!
Ровным голосом инквизитор сказал:
– Отвяжи девчонку!
Палач моментально бросился выполнять приказ. На ребенка вновь накинули лохмотья. Девочка дрожала в чужих руках и тихонько скулила, а слезы все катились и катились по перепачканному грязью лицу…. А Катерина словно омертвела. Она выглядела так, словно умерла и существует за гранью жизни, как оживший мертвец. За несколько минут ее красивое обличие стало лицом мертвой женщины. И те, кто находился внутри, содрогнулись. Но она не смотрела уже ни на кого.
Карлос Винсенте сделал знак держащим ее монахам. Отпустив женщину, отошли в сторону. Женщина мягко опустилась на пол и осталась лежать лицом вниз.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});