совершенно не жаждала вернуться. А вот ведь!
— Я думала, он забрал сундук отсюда, — растерянно сказала я.
— Зачем? — риторически спросил Рэн, который, конечно же, тоже помнил легенду. — Он не мог его открыть. Никто не мог. Где лучше прятать мед, как не в гнезде медоносов?
Спорно. Но... таланты Рэна, как ключ-стража, уверенно привели нас сюда. А сам Рэн уверенно, бегом направился вниз, к морю. Я последовала за ним. Рея великая, пожалуйста, пусть Король продержится еще немного!
— Вот.
Сундук прятался под скалой, в небольшом гроте. Действительно огромный — туда влезли бы и я, и Рэн, и еще место осталось бы под все наши учебники. Из неизвестного мне материала: сталь? дерево? Он выглядел неподъемным, словно бы вырастал из этого странного песка, из камней побережья. Весь покрытый диковинными узорами: тут промелькнет руна, тут — крыло причудливой птицы, тут — несколько слов на неизвестном мне языке. И фигурная замочная скважина под крышкой.
— Кажется, ты и впрямь тот, кто должен его открыть, — с нервным смешком сказала я. — Давай, что ли, открывай.
Рэн помотал головой.
— Откроешь — ты. Я один не смогу. Разве непонятно? Мало одного ключа для того, чтобы открыть замок. Должен быть еще и тот, кто его держит. Дай руку, — он улыбнулся. Просто и ясно, словно мы не торчали на невесть каком далеком берегу, пока наш извечный враг, вероятно, разрушал Мастерскую, а прогуляться по парку вышли. — К тому же у меня плохо получается желать. Я что-нибудь не то сморожу.
Я медленно протянула руку — и рыжий исчез. Мои пальцы сомкнулись на ключе — тяжелом, с головкой в виде крылатого грифона. Рэн, Рэн... Почему все так уверены во мне? Почему вы думаете, что я справлюсь?
Сундук был таким большим, что опускаться на колени перед ним не требовалось. Лишь вставить ключ в скважину.
Самое ценное в мире сокровище. То, чего желает человек в данный момент. Так просто — и так сложно. Как я могу быть уверенной, чего желаю? В глубине души, в самых скрытых закоулках... Я не герой! Я не светлый посланник Реи! Как я могу вдруг захотеть оружие против Ворона, если я и самого Ворона-то смертельно боюсь?! А уж то, что одолеет его, может оказаться вдвойне хуже. И — во рту словно металлический привкус появился — как я могу доверять сама себе? Вдруг я пожелаю чего-то для себя... мирную башенку вдалеке от невзгод, богатства, славы, любви... гоблин, нет! Я не хочу хотеть всего этого, но я хочу, и не могу никуда деться от самой себя, я всего лишь человек, и, наверное, не из самых лучших... Вдруг моим сокровищем окажется что-нибудь не то?!
В горле пересохло. Ноги ощутимо дрожали. Царапину на лбу немилосердно щипало — от заливавшего глаза пота.
Но...
Там, вдалеке, мои друзья бились с Вороном. Верили в меня.
И тут мой друг ждал, запертый в темнице ключа. Верил в меня.
Если они верят... если они верят — я должна.
И бронзовый ключ медленно вошел в замочную скважину — гладко, как нож в масло. Беззвучно повернулся. Сама собой откинулась тяжелая крышка.
А вот заглянуть внутрь я уже не успела. Стало темно.
Между строк
Вот когда за горло ухватит болью (и не взвидишь свет, не почуешь тьму) - не помогут тут ни осина с солью, ни клинок, в рябинном кален дыму. Волшебство такое, приятель, дело - обожжет врага, отпугнет зверей, что испачкал - сделает снова белым, наведет мосты через сотню рек. Призовет химеру на чай с печеньем, распылит валун, как песок в горсти, посчитает "пи" до любых значений, если надо - можно и до пяти. Защитит от мора, морей и моли, в жаркий летний день раскидает снег.
Но бессильна магия против боли. Ничего, увы, не придумать с ней.
Здесь у нас не сотни, а сотни сотен важных книг, тугих колдовских томов. Здесь такое прячется в переплетах - ты б за жизнь свою прочитать не смог. Всё: рецепты зелий, да карты кладов, да узор ковра, чтобы мог летать...
Есть один совет, чтобы с болью сладить. Не волшебный, каждый сумеет так. За руками смотришь? Гляди на блюдце, наливное яблочко покати; вот узоры тянутся, вьются, вьются, в тридцать девять царств без одной версты. Тридцать девять царств, тридесятый витязь молча смотрит в темный глухой экран; и царевны-Лебеди карта бита, а Иван... как водится, он дурак. Кто-то, в дождь лицо запрокинув, бродит по пустым дворам, распугав котов. Кто-то тихо плачет, а кто-то вроде зубы стиснул - к бою, ваш-мать, готов. Кто-то спит в обнимку с чужой гитарой, иль играет в покер с самим собой. Во вселенной нашей - огромной, старой - каждый миг свечою мерцает боль. От любви, от памяти, от обиды, от того, что снова не позвонил, слишком мелких искорок не увидеть, и нельзя винить, а кого винить?
Да, я знаю, плохо. Хоть вой, хоть тресни, хоть рычи барбосом в ночную тьму... Дай мне руку, хочешь - мы будем вместе? Протяни ладонь, я ее возьму. А