— Вы признаетесь в отравлении короля?
— Ничего подобного. К смерти Джоффри я непричастен, но виновен в куда более чудовищном преступлении. — Он сделал шаг в сторону отца. — Я виновен в том, что родился карликом и выжил. И сколько бы мой лорд-отец ни прощал меня, я упорствовал в своем злодействе.
— Что за чепуха, Тирион, — сказал лорд Тайвин. — Говори о деле. Тебя судят не за то, что ты карлик.
— Ошибаетесь, милорд. Меня всю жизнь судят за то, что я карлик.
— Больше тебе нечего сказать в свою защиту?
— Могу сказать лишь одно: я этого не делал. Но теперь жалею об этом. — Он повернулся к морю бледных лиц в зале. — Хотелось бы мне иметь столько яда, чтобы достало на всех вас. Вы заставили меня пожалеть о том, что я не то чудовище, каким вы меня выставляете, но дело обстоит именно так. Я невиновен, однако здесь мне правосудия не дождаться. Вы не оставили мне иного выбора, как только обратиться к правосудию богов. Я требую испытания поединком.
— Ты что, рассудка лишился? — осведомился отец.
— Напротив — обрел его. Я требую испытания поединком! Ничто не могло бы доставить его дражайшей сестре большего удовольствия.
— Он в своем праве, милорды, — напомнила она судьям. — Пусть боги рассудят нас. За Джоффри выступит сир Григор Клиган. Прошлой ночью он вернулся в город, чтобы предложить мне свой меч.
Лорд Тайвин стал темнее тучи — уж не хлебнул ли он отравленного винца? Не в силах ничего сказать от гнева, он грохнул кулаком по столу. Вместо него вопрос Тириона задал Мейс Тирелл:
— Есть ли у вас боец, готовый выступить в вашу защиту?
— Да, милорды, есть. — Принц Оберин поднялся на ноги. — Я убежден, что карлик невиновен.
Зал ответил ему оглушительным гулом. Особенно отраду Тириону доставило мимолетное сомнение, подмеченное им в глазах Серсеи. Сто золотых плащей долго стучали древками копий по полу, прежде чем в зале опять восстановился порядок. К этому времени лорд Тайвин успел оправиться.
— Поединок состоится завтра, — возвестил он железным голосом. — Пусть боги решают дело, я же умываю руки. — Он метнул на сына взгляд, полный холодного гнева, и вышел в королевскую дверь за троном вместе со своим братом Киваном.
Тирион, вернувшись в башню, налил себе вина и послал Подрика за хлебом, сыром и оливками. Ничего более плотного он, пожалуй, не удержит. Ты думал, я покорюсь без борьбы, отец? — вопрошал он тень, падающую от свечей на стену. Для этого во мне чересчур много от тебя. Он чувствовал странное спокойствие, отняв право судить и решать у отца и отдав это право в руки богов. Если боги, конечно, существуют и им есть хоть какое-то дело до него. Если их нет, жизнь его в руках дорнийца. Но чем был дело ни кончилось, отрадно сознавать, что планы лорда Тайвина потерпели полный крах. В случае победы принца Оберина Хайгарден еще больше ожесточится против Дорна. Еще бы: ведь человек, в свое время искалечивший сына Мейса Тирелла, теперь поможет карлику, едва не отравившему его дочь, избежать заслуженного наказания. Если же восторжествует Гора, Доран Мартелл определенно захочет узнать, почему его брата, приехавшего искать справедливого возмездия, постигла смерть. И Дорн, возможно, коронует-таки Мирцеллу.
Прямо-таки сладко умирать, зная, какую кашу ты заварил. Придет ли Шая поглядеть на его казнь? Будет ли стоять вместе с другими, чтобы увидеть, как сир Илин отрубит его безобразную голову? Будет ли скучать по своему гиганту Ланнистеру, когда его не станет? Тирион допил вино, отшвырнул чашу и пропел с чувством:
Он в глухую ночь оседлал коня,
Он покинул замок тайком,
Он помчался по улицам городским,
Ненасытной страстью влеком.
Там жила она, его тайный клад,
Наслажденье его и позор,
И он отдал бы замок и цепь свою
За улыбку и нежный взор.
Сир Киван этой ночью не пришел к нему. Сейчас они с лордом Тайвином, должно быть, пытаются умиротворить Тиреллов. Очень может быть, что с дядюшкой Тирион больше не увидится. Он налил себе еще вина. Жаль, что он обрек на смерть Саймона Серебряный Язык до того, как узнал все слова песни. Особенно если принять во внимание то, что сочинят о нем после. «Золотые руки всегда холодны, а женские горячи», — пропел Тирион. Быть может, остальное он допишет сам, если будет жив.
Ночью, как ни странно, он спал долго и крепко. Встав на заре, отдохнувший и с чувством здорового голода, он позавтракал поджаренным хлебом, кровяной колбасой, яблочным пирожком и двойной порцией яичницы с луком и огненным дорнийским перцем. Затем он обратился к страже за разрешением повидать своего бойца, и сир Аддам дал свое согласие.
Принц Оберин попивал красное вино, между тем как четверо молодых дорнийских лордов облачали его в доспехи.
— Доброе утро, милорд, — сказал он Тириону. — Не хотите ли вина?
— Благоразумно ли это, что вы пьете перед боем?
— Я всегда пью перед боем.
— Это может стоить вам жизни. Хуже того: это может стоить жизни мне.
— Боги защитят невинного, — засмеялся принц. — Ведь вы невинны, я полагаю?
— Разве что в убийстве Джоффри. Надеюсь, вы понимаете, с чем вам предстоит столкнуться. Григор Клиган...
— Очень велик? Я слышал.
— Он почти восьми футов ростом, а весит стоунов тридцать — и все это мускулы, а не жир. Его оружие — двуручный меч, который он держит одной рукой. Он разрубает человека пополам одним ударом, и обыкновенный воин не смог бы выдержать вес его доспехов, не говоря уж о том, чтобы драться в них.
Принц Оберин сохранил полную невозмутимость.
— Мне и раньше доводилось убивать крупных мужчин. Вся штука в том, чтобы свалить их с ног. Как только он падает, ему конец. — Уверенность дорнийца почти что передалась Тириону, но тут Оберин сказал: — Дейемон, мое копье! — Сир Дейемон бросил его принцу, и тот поймал копье на лету.
— Вы хотите выйти против Горы с копьем?! — Тириона вновь обуяло беспокойство. В битве сомкнутые ряды копейщиков представляют грозную силу, но поединок с прославленным фехтовальщиком — совсем другое дело.
— У нас в Дорне любят копья. Притом это единственный способ удержать его на расстоянии. Взгляните, лорд Бес, только руками не трогайте. — Толстое, гладкое, тяжелое копье насчитывало в длину восемь футов. Шесть из них занимало ясеневое древко, а последние два — сталь, от листовидного черенка сужающаяся в пику, столь острую, что ею можно было бриться. Принц Оберин повернул копье в руках, и Тирион обратил внимание на черный блеск наконечника. Масло? Или яд? Лучше, пожалуй, не знать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});