С этого дня в одной из комнат штаба начала собираться комиссия, в которой участвовал и мой представитель. Насколько я помню, комиссия работала недолго. Генерал Субботин, кажется, получил нахлобучку из Таганрога, и комиссия была распущена. В это время, впрочем, и положение Крыма несколько изменилось.
Однажды мне доложили, что на пароходе из Одессы приехала вдова бывшего наместника Кавказа графа Воронцова-Дашкова.[394] Я счел нужным поехать к ней на пароход и спросить ее, не могу ли чем-нибудь быть полезен. Оказалось, что она едет в Ялту на лошадях, и лошади уже имеются, так что все уже было сделано.
На пароходе я заметил молодого генерала в белой папахе и казачьей форме. Я спросил, кто это, и мне ответили, что это генерал Слащов. Я уже много слышал о храбрости и талантах Слащова, а потому сейчас же подошел и познакомился с ним. Оказалось, что он приехал проведать свою жену и дочь, которые ехали в Константинополь, но опоздал, так как они уже уехали. Я сейчас же пригласил его к себе завтракать, и он согласился. За завтраком он мне рассказал положение дел.
Главнокомандующий приказал его корпусу перейти на левый берег Днепра и идти к Бердянску, чтобы составить левый фланг группы войск, опирающейся левым флангом на Азовское море, а правым на Дон. Генерал говорил, что этот маневр бесполезен, так как его корпус никоим образом не поспеет вовремя к месту назначения. Мне сейчас же пришла в голову мысль уговорить его взять на себя защиту Крыма, и я ее высказал. Генерал задумался, но затем сказал, что волей или неволей, но придется ему все равно отступить на Крым, так как соединиться с Деникиным он не успеет, а уходить обратно за Днепр не имеет смысла, так как половина его корпуса уже находится на левом берегу. Он просил меня только подкрепить его решение моим ходатайством перед Шиллингом.
Мы решили, что устроим в три часа совещание у коменданта по обороне Крыма и там он примет окончательное решение. Я немедленно телеграфировал коменданту, что приду к нему в 3 часа со своим начальником штаба, и просил его пригласить и своего начальника штаба, и сообщил, что будет совещание по обороне Крыма, на котором будет присутствовать генерал Слащов со своим начальником штаба полковником Дубягой.[395] Он согласился.
В три часа мы все собрались. Я, как старший, взял на себя председательство и просил коменданта доложить о возможности защиты Крыма нашими собственными средствами. Генерал Субботин вынужден был сознаться, что возможности абсолютно нет никакой. Я подтвердил это заявление и просил генерала Слащова принять защиту Крыма на себя с его корпусом. Генерал тут же продиктовал полковнику Дубяге приблизительно следующую телеграмму: «Ознакомившись с положением в Крыму, который не имеет никакой воинской силы для своей защиты и вместе с тем, благодаря своему положению, представляет чрезвычайно важную стратегическую базу, я решил принять на себя его защиту, для чего отдаю следующие распоряжения моему корпусу и т. д.».
Из описания этого важного момента в истории Гражданской войны читающий, конечно, заметит нижеследующее. Я сознательно насиловал волю коменданта генерала Субботина. Генерал Субботин был прекрасный офицер, но он не имел способностей военачальника и был слабоволен, но вместе с тем, будучи старше генерала Слащова, не хотел ему подчиняться. Генерал Слащов с своей стороны насиловал волю генерала Шиллинга, который не хотел отпускать его с правого берега и сделал это только по трижды повторенному приказанию главнокомандующего, вследствие чего и произошло запоздание корпуса с переправой через Днепр. Генерал Слащов поставил генерала Шиллинга перед совершившимся фактом, иначе тот мог бы его отозвать назад. Генералу Деникину также пришлось признать совершившийся факт, но я не знаю, как он его принял.
Приняв решение, генерал Слащов в тот же вечер уехал в экстренном поезде на Перекоп для осмотра позиций, и оттуда посыпался и мне, и Субботину целый дождь телеграмм и распоряжений по обороне. Работа закипела. Проволоки для заграждений у нас было достаточно, но не было кольев. Сейчас же был снаряжен транспорт в Ялту за кольями. С кредитами генерал Слащов приказал не стесняться и брать деньги из казначейства по его письменному приказанию. Порт весь стал работать на оборону, и об эвакуации уже не было разговоров.
Я послал генералу Шиллингу телеграмму с просьбой назначить Слащова начальником обороны Крыма. Это нужно было для того, чтобы генерал Субботин не мог претендовать на старшинство, и этот вопрос разрешился благоприятно. Субботин был назначен начальником тыла. Я, как командующий флотом, был самостоятелен, но генерал Слащов видел с моей стороны столько поддержки, что и не возбуждал вопроса о подчинении.
Через два дня генерал Слащов вернулся и сообщил мне свои выводы. Он решил не укреплять первую линию обороны, т. е. северную часть Перекопского перешейка, а все внимание обратить на южную часть его и бить большевиков маневром, опираясь на сильные укрепления и тяжелую артиллерию южной позиции. Действуя таким образом, он гарантировал себя от обхода по мелководью и не позволял неприятелю развернуть против себя больших сил. Ширина перешейка не превосходила 5–6 верст, и с левого фланга неприятель простреливался морскими пушками с артиллерийских понтонов. Сила корпуса Слащова не превосходила 6 тысяч штыков, но он надеялся усилиться местными средствами.
Какую странную роль может сыграть случай. Если бы мы не встретились случайно на пароходе, то Гражданская война, вероятно, окончилась бы раньше. Головная часть корпуса Слащова, вероятно, присоединилась бы к Деникину, а остатки или были разбиты на пути, или отступили бы в тот же Крым, но были бы не в состоянии сопротивляться по малочисленности и дезорганизованности. Крым, конечно, эвакуировался бы с флотом, а генерал Деникин вынужден был бы окончить борьбу на полгода раньше. Блестящей крымской эпопеи тогда бы не было. Не берусь судить, что было бы лучше, но только констатирую роль господина наших судеб – случая.
В скором времени после прибытия Слащова в Крым к нам начали прибывать в большом количестве всевозможные лица и учреждения. Были между ними и полезные, но большинство было вредных. Это были герои тыла, сеявшие повсюду панику и ни к чему не пригодные. Из полезных нужно наименовать два бронепоезда легкого типа и два тяжелых. Один даже с 8-дюймовыми орудиями. После некоторых исправлений поезда начали обслуживать войска Слащова, отступавшие на Крым, и держали большевистскую кавалерию, их преследующую, в почтительном отдалении. Пришли еще некоторые небольшие части, в том числе конные полицейские стражники из разных губерний, и они составили импровизированную кавалерию, мало, впрочем, пригодную для боя. В Севастополе начало становиться тесно, и пришлую штатскую публику комендант начал отправлять в Ялту. Они не хотели уезжать, боясь быть забытыми при эвакуации, но их уверили, что нечего бояться и что Крым продержится еще долго.