Картина весьма сходна с той, какую можно наблюдать в былинах об Илье и Калине: народ требует обороны, богатые думают о личном спасении и обеспечении имущества. Народ разбивал погреба богачей и в пьяном виде грозил Тохтамышу и выражал ему свое презрение. Летопись повествует об этом так: «И изношаху ис погребов меды господскиа и упивахуся до пиана и шетающеся пьяни, глаголюще: не устрашимся нахожениа Татарьского, имеем бо град камень тверд и врата железна, и не терпят Татарове стояти под градом нашим долго, понеже имеют сугуб страх: извнутрь града от нас боятся, а отъвне града от князей наших устремлениа на них боятся; и се и сами тии Татарове вскоре убоятся и побежат в поле, в своя си».[123] Далее летопись сообщает о тех насмешках, с какими со стен города москвичи обращались к татарам. Все это показывает ту степень возбуждения, в какой находился народ. Сдавленные силы, как выражается Белинский, нашли себе выход. Народ взял судьбу города в свои руки. Василий Игнатьевич — один из многих, отчаянная голова, из толпы, не боящейся татар, так как чувство страха этим людям вообще неизвестно. В то время как богатые думали о спасении своего имущества, массы населения думали о сопротивлении и нисколько не сомневались в своем успехе.
Былина о Василии Игнатьевиче известна в двух редакциях. В одной из них главное содержание составляет борьба с Батыем, в другой — борьба с татарами служит только фоном, на котором развивается борьба с боярством.
В первой версии Василий Игнатьевич, опохмелившись и вернув себе свое вооружение, подымается на городскую стену и пускает в татарский стан три наговоренных стрелы: одной стрелой он убивает сына Батыя, другой — его зятя, а третьей — дьяка.
Акад. Орлов обратил внимание на то, что сходная деталь имеется в летописной повести о набеге Тохтамыша на Москву. В повести рассказывается о подвиге некоего гражданина московского ремесленника, суконщика Адама, который с Фроловых ворот (теперь Спасских) «пусти стрелу из самострела и уби некоего от князей Ордыыньских сына, нарочита и славна суща, и велику печаль сотвори Тахтымашу царю и всем князем его».[124]
Акад. Орлов не делает из этого сходства никаких выводов. Можно все же предположить, что в основе и летописного рассказа, и былины лежит имевший место действительный факт. Эпос приобретает большую историческую конкретность, чем прежде, и начинает предвещать будущую историческую песню, где исторические события передаются с большей точностью, чем в эпосе.
Далее в развитии событий следует уже художественный вымысел. Батый посылает в Киев грамоту и требует выдачи виноватого, т. е. убийцу его сына, шурина и советника. В этой версии Василий Игнатьевич сам идет в стан Батыя.
Мы ожидали бы, что Батый немедленно распорядится казнить Василия Игнатьевича. Но этого не происходит. Василий вступает с Батыем в переговоры.
Мы уже знаем отношение народа к переговорам с неприятелем. Народ не признает никаких переговоров с неприятелем во время войны. Он признает только разгром его. Мы знаем, что князья в течение векового ига не раз вели переговоры с татарами. Они были к этому вынуждены, но фактически эти переговоры не всегда носили достойный характер. Известно также, что некоторые князья прибегали к помощи ханов в своих междуусобицах. Эпос показывает, как народ относился к такого рода переговорам. Переговоры, в которые вступает с Батыем Василий Игнатьевич, представляют собой военную хитрость с целью уничтожения врага. Здесь в основном та же ситуация, что и в былине о Калине и Илье.
Василию Игнатьевичу удается завоевать доверие Батыя, он предлагает ему свои услуги в борьбе против Киева.
И дай-ка мне силы сорок тысячей,Я поеду нынь ко городу ко Киеву,К ласкову князю ко Владимиру.А мы Киев-град огнем пожгем,А Владимира в полон возьмем.(Рыбн. 161)
Василий прельщает Батыя тем, что он знает все слабые места обороны Киева.
И я теперь же во Киеве повысмотрел,И я же во Киеве повыглядел,Где были воротца отложенные,И где были воротца незаложенные.(Там же)
Батый поддается обману.
И на тыя лясы Батыга приукинулсяИ дал ему силы сорок тысячей.(Там же)
Эту армию Василий Игнатьевич всегда заводит в глушь и уничтожает. Что он один уничтожает войско в 40 000 человек, певцов не удивляет и не останавливает. Василий в этом случае поступает так же, как и другие эпические герои.
Узнав о разгроме своего войска, Батыга всегда бежит с уже известной нам клятвой никогда больше не возвращаться в Россию. Таково содержание песни в данной ее версии.
В другой версии действие развивается иначе. Начало в обеих версиях одинаково. Расхождение начинается с того момента, когда Батый требует к себе на расправу «виноватого».
В данной версии Владимир созывает совещание из князей и бояр, чтобы решить: как поступить.
— Что нам за пьяна Василия Игнатьевича —Стоять или выдать его?Тогда князья-бояре отвечали:— Что нам за него стоять,Он его, собаку, только что раздразнил.(Милл. 47)
Бояре всегда выдают Василия Батыю.
Нам больше Васеньки не надобно.(Аст. 68)
Бояре выдают татарам своего защитника и делают это совершенно легко и цинично. Он их политический враг, и они рады от него избавиться. В данном случае бояре соблюдают интересы татар против интересов народа. Это помогает нам понять, почему в этой версии Василий поступает с боярами так же, как они с ним. Он соединяется с татарами против князей и бояр.
Как и в предыдущей версии, Василий предлагает свои услуги Батыю, но на этот раз в его предложении нет обмана. Его предложение включает только одно условие, одну оговорку: он готов вести татар на Киев, но не на весь Киев, а только на бояр, князей и купцов. Об этом он заключает с татарами определенный договор или условие:
Как и еду-де я с вами в стольно-Киев-град,Я грометь, шурмовать да стольно-Киев-град,Мы повыбьем-де всю силу да самолучшую,Уже мы тех же бояр да толстобрюхиих.Только тот с вами залог да я положу нынь:Чтобы оставить князя да со княгинею.(Онч. 4)
Уж вы здравствуйте, пановья-улановья!Уж вы ои еси, пановья-улановья!Вы подите теперь в стольне Киев-град,Уж вы грабьте князей да ноньче бояров,Уж вы тех же купцов, людей торговых-е,Уж вы грабьте у их да золоту казну;Не ворошите только князя-то Владимира,Уж вы той-де княгини-то Опраксеи.(Григ. III, 65)
А уж ты ой царище Кудреванище!А спусти-ка татар да в красен Киев тут;А бар-то у нас казните-вешайте,А берите-ка злата, чиста серебра,А не ворошьте вы князя все Владимира,А еще той-де Опраксеи королевичны.(Григ. III, 59)
Эти слова показывают, что в данную эпоху в эпосе не может быть союза народа с боярами против татар, но возможно обратное соотношение: союз с татарами против бояр. Такое явление исторично для того события, которое несомненно отразилось в былине, — для набега татар на Москву в 1382 году. Из летописи известно, что с Тохтамышем были русские князья, и даже известны имена этих изменников. Это были суздальские князья, братья жены Дмитрия Московского. Они подъехали к городу и обратились к горожанам с такой речью: «Царь вас, своих людей и своего улуса, хощет жаловати, понеже неповинны есте; не на вас бо прииде царь, но на князя Дмитрея, вы же достойны есте милости». Эти князья изображали дело так, будто Тохтамыш будет карать только князей и бояр, но не простой народ. Они говорили то же самое, что предлагает Василий Игнатьевич Батыге. Это показывает, что мысль о союзе народа с татарами против князей и бояр в то время могла иметь некоторый успех, что она смутно носилась в воздухе. На это рассчитывали князья-изменники. Доверчивые москвичи, прельщенные возможностью расправиться со своими поработителями, открыли ворота, но жестоко ошиблись в своих ожиданиях. Все были посечены без разбора, Москва была разграблена.
В эпосе события так развиваться не могут. Временный союз с татарами, который заключает Василий Игнатьевич против бояр и князей, показывает ту бездну отчаяния, в которую был ввергнут народ, испытавший двоякий гнет: гнет татарского порабощения и гнет княжеско-боярской феодальной эксплуатации. Свой боярин мог временами представляться хуже татарина. Крестьянская близорукость и ограниченность сказывается в том, что союз заключается не с татарским народом, а с самим Батыем, и что этот союз заключается только против бояр и князей, но не против Владимира, для которого делается оговорка, согласно которой Владимир не должен пострадать. Владимир со стороны народа подвергается насмешкам, унижению, угрозам, но он в эпосе никогда не свергается, ни в более раннем, ни в более позднем периоде развития эпоса. Крестьянин всегда видит только своего непосредственного врага и не видит дальше своего непосредственного горизонта.