Значит, у него и комната своя во дворце есть? Похоже, он чувствовал себя здесь почти как дома. Рихтер достал с полки книгу в кожаном переплете, открыл ее где-то посредине и углубился в чтение.
Сидеть в полной тишине было странно.
— Почему же вы живете не во дворце? — спросила я.
— До службы дольше добираться, да и людей здесь слишком много, — отозвался алхимик, не поднимая взгляда. — Поищи себе что-нибудь почитать.
— Мне надо возвращаться. Дядя будет меня искать.
— Петер отвлечет его, так что час у нас есть.
Я начала сердиться. Думала, что у Рихтера был какой-то план, но, как оказалось, он на самом деле решил выпить и почитать в моей компании.
— Зачем мы здесь?
— Мне кажется, моя компания лучше, чем компания императора.
— Он-то тут при чем?
Алхимик отложил книгу и с унылым видом заглянул в уже пустую фляжку.
— Не стоило с тобой делиться. Реальность все еще сурова, — грустно сказал он. Поднял взгляд, задумчиво разглядывая мою персону. — Если твое имя всплывет при разговоре Крейна и Котовского, то император, вероятнее всего, захочет с тобой познакомиться и пригласит лично к себе за стол. Это большая честь, но ты прекрасно обойдешься и без этого. Пусть лучше тебя «потеряют» на какое-то время.
— А что с императором не так? Он ест на ужин невинных девушек?
Рихтер открыл рот, чтобы что-то сказать, но внезапно смутился. Даже кончики ушей порозовели.
— Ты как моя покойная мамочка, — наконец сказал он.
— ?..
— Мне все время приходится при тебе следить за своим языком, чтобы не задеть и не обидеть тебя. И не пошутишь даже, как я привык.
— Правда? Я действительно кажусь такой чувствительной и ранимой?
— Помимо прочего. А еще ты упрямая, колючая и на редкость скрытная. Тяжело с тобой, — вздохнул Рихтер.
Он поднялся и сел на подлокотник моего кресла. Склонившись, поднял мою ладонь и прикоснулся пальцами к белой ниточке шрама, оставшейся после сделки.
— Я не знаю, как заботиться о тебе, — признался мой наставник.
— Это и не нужно. Я уже взрослый и самостоятельный человек, — сказала мягко. — И у меня всегда есть с собой защитные артефакты.
Странно, когда Корбин Рихтер находился так близко ко мне, я совсем не испытывала неудобства или дискомфорта. После похищения я всегда чувствовала некоторую скованность, находясь рядом с мужчинами. Даже рядом с Петером, не говоря уже о Мартине, влечение к которому заставляло меня ощущать себя особо уязвимой. С Рихтером все было по-другому. Он больше не казался мне опасным. Значит, такова связь между мастером и учеником?
— Я не про это. Как твой мастер я обязан думать не только о твоей безопасности и обучении. Я должен помочь тебе найти саму себя. Ты выглядишь потерянной. Постоянно бежишь от чего-то, прячешься за делами и работой. А затем остаешься ни с чем. Мне знакомо это… состояние. Оттого так тяжело видеть, как ты мучаешься.
— Это просто жизнь. Едва ли с этим можно помочь.
Мы становимся старше, взрослеем… и все же остаемся такими же, как в детстве. Я все еще чувствовала себя такой же одинокой и ненужной, как и тогда, когда была ребенком. У меня был дядя, который, несмотря на мою «неправильность», всегда был на моей стороне. Преданный друг. Мужчина, который неравнодушен ко мне и которого любила я, и еще Рихтер, тот, кто с таким энтузиазмом играл в моего учителя. Дело, которое мне нравилось и в котором я была хороша. И все же я почему-то не чувствовала себя счастливой.
— Я не хочу оставлять тебя с этим одну. Что гложет тебя больше всего?
Корбин Рихтер действительно желал мне помочь. Со всем своим нахальством и наглостью он стучал в закрытые двери моей души, как-то распознав, что за фасадом лишь пустые и заброшенные комнаты. И маленькая девочка, боящаяся выглянуть наружу, потому что тогда придется брать ответственность за свою жизнь и свои чувства. Я призналась себе, что люблю Мартина Шефнера, но была ли я на самом деле готова к этому? Особенно если менталист останется таким же равнодушным и холодным, как сейчас. Вот что мучило меня на самом деле. Могла ли я признаться в этом почти чужому человеку?
— Не знаю, совсем не знаю. Все так сложно. Но это глупо… Глупо! — ожесточенно повторила я. — Разве можно рассказывать кому-то о подобном?
Голос дрожал и срывался, и хотелось вырваться и уйти. Но я оставалась сидеть, чувствуя плечом тепло от руки Рихтера. И от этого становилось почему-то легче.
— Если не мне, то кому тогда? Ты знаешь, чувствуешь, что я не способен предать. Я буду на твоей стороне, что бы ни случилось.
Глаза наполнились слезами, и я ожесточенно потерла их. Рихтер и так считал меня изнеженной и капризной принцесской, не хватало еще показать ему, какая я плакса на самом деле. Маг склонился ко мне, прошептав:
— Плакать — это абсолютно нормально. Я вот рыдаю каждую пятницу после ужина. Очень, знаешь ли, освежает.
Я всхлипнула, не зная, то ли плакать на самом деле, то ли смеяться.
— Еще бы вам не рыдать, ведь в выходные к вам приходим мы с Петером.
— И пытаетесь доказать, что знаете толк в магии. Душераздирающее зрелище, — вздохнул Рихтер. — Наверное, я заведу традицию плакать и по понедельникам.
Он ласково погладил меня по макушке.
— Как ты относишься к тому, чтобы свалить отсюда и… О, у нас гости. И как он нас нашел? — скривившись, произнес алхимик.
Латунная ручка дернулась, дверь распахнулась, и на пороге возник Шефнер. Осмотрел нашу безмолвную и неподвижную композицию, особенно задержавшись взглядом на ладони алхимика поверх моих волос.
— Что-то случилось? — спокойно спросил он.
— Это личное, — отчего-то прошептал Рихтер, отстукивая пальцами какой-то шифр на моем затылке. Я что, должна была его понять?!
— Личное? — зловеще повторил менталист, заставив меня поежиться. — Корбин, тебя потеряли. Генерал Муане искал с тобой встречи.
— Меня, наверное, тоже ищут, — пискнула я, поспешно вставая.
— Уже нет. Твой дядя сказал мне, что ты плохо себя чувствуешь, и я предложил отвезти тебя домой. Со своими делами я уже закончил.
— Ну хорошо, хорошо, я понял. Тогда встретимся на службе. Прихвати с собой стопочку платков. Порыдаем за компанию.
Довольно болезненно ущипнув меня за щеку и подмигнув Шефнеру, Рихтер испарился, оставив меня один на один с главой СБ. Не к добру это…
— Почему вы плакали?
— Я не плакала!
— У вас глаза на мокром месте. И не дуйтесь, будто я чем-то обидел. Это вы…
Шефнер замолк.
— Да?
— Не важно, — вздохнул маг. — Хотел вас поздравить. Ваш артефакт был великолепен. Даже на меня подействовали ментальные проекции.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});